За воротами он отдал хлеб детям. Те жадно схватили ломти и, давясь, стали жевать. Титок отвязал повод лошади от забора и показал детям на телегу. Те радостно забрались. Титок сел сам и стегнул коня вожжой.

У здания бывшего райкома партии, теперь немецкой комендатуры, стоял часовой.

– Мне нужно видеть господина коменданта! – сказал Титок по-немецки. – Очень важное дело.

Часовой окликнул пробегавшего мимо солдата, тот шмыгнул в здание, спустя некоторое время на улицу вышел высокий, грузный офицер в мундире мышиного цвета. В правой руке он держал зубочистку, которой энергично ковырялся во рту.

– У кого тут важное дело?

– У меня, господин комендант! – подобострастно поклонился Титок. Он снял с телеги мальчика с девочкой и поставил их перед немцем. – Это еврейские дети, прятались от властей.

– Хорошо говорите по-немецки! – сказал комендант, выплевывая зубочистку. – Фольксдойч?

– Русский, учитель немецкого.

– Уверены, что это еврейчики?

– Абсолютно!

Немец достал из кобуры пистолет и выстрелил в девочку. Она легла на землю, как ворох тряпья. Мальчик, прежде чем упасть, недоуменно посмотрел на Титка.

– Заходите! – сказал комендант, пряча пистолет в кобуру. – Часовой присмотрит за конем…

– Вы слишком медлили! – сказал комендант после того, как Титок изложил просьбу. – У меня есть бургомистр и начальник полиции, сформирована управа. Это не означает, что рейх отказывается от ваших услуг, – усмехнулся немец, заметив, как вытянулось лицо просителя. – Населенный пункт, где вы проживаете, представляет интерес. Нужно в ближайшие дни возобновить работу торфяного завода, а прежде – утвердить в поселке и вокруг него новый порядок. Для начала – создать полицию. Найдите преданных и решительных людей, они принесут присягу фюреру, после чего получат оружие и полномочия. Возьметесь?

– Что я могу обещать людям? – спросил Титок.

– Все, что угодно! Они будут получать жалованье, форму, продукты, лекарства. Мы не большевики! Рейх щедро вознаграждает тех, кто служит ему…

Обратной дорогой Титок обдумывал предложение коменданта и ко времени приезда в поселок все решил. Достав из погреба четверть самогона, он направился по намеченному адресу. В Торфяном Заводе и окрестных селах хорошо знали семейство Коновальчуков. Это был целый клан: три брата, их подросшие дети – десяток наглых и решительных мужиков. Коновальчуки не работали на заводе. По их мнению, горбатиться на советскую власть за нищенскую плату пристало лишь трусам и недоумкам. Чтобы не попасть под статью о тунеядстве, Коновальчуки где-то числились: кто сторожем, кто возчиком, но основным занятием клана было браконьерство. Лес, росший вокруг поселка, Коновальчуки знали, как родной дом. Добываемая в нем дичь, как и рыба, выловленная сетями в прилегающих озерах, шла на пропитание семьи, излишки продавались. Лес Коновальчуки считали своей вотчиной, и конкурентов, вздумавших посягнуть на доход клана, жестоко избивали. Об этом знали, охотников связываться с лихой семейкой находилось мало. Коновальчуки были головной болью милиции, время от времени кого-нибудь из них ловили с поличным, но советская власть, беспощадно уничтожавшая врагов народа, был гуманна к браконьерам: очередной Коновальчук получал год-два отсидки, а по возвращении домой принимался за старое. Дома Коновальчуков стояли на окраине, рядышком, похожие, как близнецы: рубленые пятистенки за высокими заборами.

Старший из Коновальчуков, выслушав Титка, позвал братьев и попросил повторить для них.

– Словом, станем здесь хозяевами! – сказал он, когда Титок умолк.

– Начальником буду я! – напомнил Титок.

– Это – пожалуйста! – согласился Коновальчук. – Ты, Тит Игнатьевич, человек правильный – кому, как не тебе, быть начальником? Ученый, по-немецки знаешь. Давай свой самогон!..

Назавтра Титок отвел Коновальчуков в район. Клан дружно произнес присягу фюреру, получил оружие (винтовки Коновальчуки выбирали тщательно), после чего отправился служить рейху.

– Первым делом очистить территорию от большевиков и евреев! – напутствовал Титка комендант.

У Коновальчуков было другое представление о начале. По приезде в поселок они направились к дому Глашки. При советской власти та заведовала поселковым магазином. Услыхав о войне, люди кинулись скупать керосин, мыло, соль и спички. Глашка мигом продала товар, но, как скоро выяснилось, не весь. Большую часть припрятала в сарае и теперь ломила за дефицит несусветную цену. Коновальчуки деловито сбили с сарая замок и принялись грузить на телеги коробки и бидоны.

– Что вы делаете? – завопила Глашка, выскакивая из дому. – Бандиты! Воры! Креста на вас нет! Жаловаться буду!

Старший Коновальчук двинул Глашку прикладом в живот, та задохнулась и упала.

– Утихни, спекулянтка! – сказал Коновальчук, вешая винтовку на плечо. – Жаловаться она будет! Кому? Мы теперь власть! Вздумаешь дальше орать – расстреляем!

Конфискованное у Глашки добро Коновальчуки честно поделили, выделив солидный кусок начальнику.

– Немцы требуют ловить большевиков! – напомнил Титок, принимая мешок.

– Не беспокойся, Игнатьич! – сказал старший Коновальчук. – В лесу неделю красноармейцы живут, пятеро. Окруженцы, с винтовками. Мы их не трогали, поскольку оружие у них. Теперь наша сила. В Заболотье учительница жидка прячет… Завтра утречком всех приведем…

Коновальчук оказался человеком слова. Когда понурые задержанные предстали перед Титком, среди них он с радостью узнал Абрамсона.

– Похвально! – сказал комендант, рассмотрев задержанных. – Быстро работаете, Фролов! Заслуживаете награды.

– Можно, я расстреляю этого? – спросил Титок, указывая на Абрамсона.

– Пожалуйста! – улыбнулся комендант. – Впредь не спрашивайте! Это ваш долг…

Пленных красноармейцев немцы забрали в лагерь, Абрамсона и учительницу отвели за город. Вскинув винтовку, Титок с наслаждением смотрел, как бледнеет лицо ранее грозного заведующего районо.

– Что, жидок! – сказал Титок. – Будешь говорить о произношении?

– Можно подумать, вы бы не устраивали своих! – ответил Абрамсон.

– Ты – это ты, а я – это я! – сказал Титок, спуская курок…

Обратно в поселок Титок вернулся с большим чемоданом. Комендант позволил ему выбрать среди вороха изъятых у евреев вещей, что пожелает. Однако к Марусе Титок не пошел, отправился к Ане.

– У тебя ключи от дома Нудельмана? – спросил с порога.

Аня испуганно кивнула. В поселке знали о подвигах подчиненных Титка.

– Идем, откроешь!

Семейство Нудельманов убегало в спешке. Титок нашел в буфете посуду, в шкафу – одежду. Титок никогда ранее не бывал в доме директора и был поражен богатством обстановки: кожаный диван, резные шкафы, двуспальная железная кровать с никелированными шарами. В доме не было заметно следов поспешного бегства: везде чисто, аккуратно.

– Ты прибирала? – спросил Титок.

Аня кивнула.

– Не надоело работать на жидов?

Аня посмотрела недоуменно. Титок бросил чемодан на диван, открыл и стал развешивать на спинке шелковые платья, юбки, блузки, поверх всего выложил шубку из песца.

– Нравится?

Глаза Ани горели.

– Тебе! – подтвердил Титок. – Как этот дом и все, что в нем имеется. Будешь хозяйкой. Но не для уборки-готовки. Наймем домработницу.

– У вас есть жена! – напомнила Аня.

– Я в разводе! – ответил Титок. – С сегодняшнего дня…

Два военных года пролетели, как миг. При содействии Коновальчуков Титок быстро наладил работу завода. Запуганные жители поселка работали за гроши и не смели роптать. Имущество колхозов было роздано крестьянам, но взамен немцы потребовали поставок. Размер их рос год от года, крестьяне хмурились, но роптать не смели: Коновальчуки и сформированные с их помощью полицейские части были скоры на расправу. Местные комсомольцы попытались организовать партизанский отряд. Воевать мальчишки не умели: достали несколько двустволок, отрыли в лесу землянки и жили в них, не выставив часовых. Коновальчуки мигом выследили горе-партизан, нагрянули на рассвете и отвели незадавшихся вояк в район. Там юных партизан повесили, а их дома Коновальчуки сожгли, предварительно ограбив до нитки.

Клан Коновальчуков быстро богател, а вместе с ним – и Титок. Полиция брала с крестьян больше, чем требовали немцы, разница шла в дома новых начальников. Титок держал домработницу и кухарку (Аня выбрала их лично), не садился обедать без бутылки на столе, мясо ел каждый день и помногу. Теперь он не жалел, что опоздал к раздаче портфелей. В районе, под немцами, было не так сытно. В Торфяном Заводе он считался хозяином жизни и смерти тысяч людей: его боялись, ему угождали, на него опасались косо глянуть. Ночами Аня горячо обнимала его и, угождая мужу, постоянно что-то придумывала. Титок захлебывался от страсти. Огорчало одно: детей не получалось. Поначалу Титок утешал себя, что нужно время, но прошло два года – и ничего. Он решил поговорить с женой. Аня разговора как-то сразу испугалась и отвела глаза, а Титок, заметив, стал наседать.

– У меня был аборт… – выдавила Аня.

– Аборт?! – задохнулся Титок. – От кого?

– Директор…

Титок онемел. Сплетни оказались правдой. Его жена, красавица и недотрога Аня, на которую он едва не молился, на самом деле с Нудельманом… Поганым жидом!.. Титок мог бы понять, случись у Ани любовь с кем-нибудь из парней поселка: красивых и статных среди них хватало. В конце концов, он брал ее не девственницей. Но жить со старой обезьяной Нудельманом из-за денег (из-за чего ж еще?)… Получается, ему достались жидовские объедки?..

– Курва!.. Блядь!.. Убью!.. – Титок остервенело хлестал жену по щекам, потом стал месить кулаками. Точно убил бы, но Аня вырвалась и в одной рубашке убежала в ночь. Преследовать ее Титок не стал. Собрал и выбросил за порог Анины вещи, запер дверь. После чего напился.

Семейная жизнь кончилась, а вместе с ней – и спокойные времена. В прилегающий к поселку лес зашли партизаны. Это были не местные комсомольцы. Еще на пути к лесу партизаны разгромили гарнизон в соседнем районе, в течение двух недель подстрелили десяток полицейских Титка. Встревоженные немцы прислали в помощь полицейскую роту, несколько дней учили обленившихся подчиненных Титка тактике антипартизанских действий. Наука пригодилась. Темной ночью партизаны пошли на поселок, но их вовремя заметили. Разгорелся жестокий бой. На помощь прибыли полицейские из соседних деревень, совместными усилиями удалось загнать партизан обратно. В ночном бою погибли трое Коновальчуков, в том числе самый старший из братьев. Титок почувствовал, что осиротел. Его прежнее благополучие держалось на Коновальчуках, особенно старшем – самом умном и решительном. Это они все делали и руководили, а Титок только надувал щеки. Теперь предстояло самому. Титок боялся этого, но еще больше – смерти, заглянувшей ему в глаза. В ночном бою возле него свистели пули, рядом падали и умирали люди. Ему вновь захотелось в большой город. Там немецкий гарнизон, укрепления, твердая власть… Решение нашлось быстро. В сентябре Титку исполнялось тридцать пять – удобный повод. Комендант и районное начальство охотно согласились приехать в гости к лучшему начальнику местной полиции. Потрепанные в бою партизаны сидели в лесу и помирали с голоду. Кого бояться?

Гостей следовало ублажить, и Титок прыгнул выше головы. Полицейские неистовствовали. Из окрестных деревень везли поросят, кур, яйца, масло… Часть продуктов предназначалась для гостинцев – в районе с питанием было неважно. В актовом зале правления завода сбили длинные столы, накрыли их конфискованным у крестьян полотном. Накануне долгожданного дня поварихи не спали. Да и Титок едва прикорнул, напряженно размышляя, не упустил ли чего.

Немцы ожидались к обеду, но с рассветом Титок был на ногах. Проверял, пробовал, отдавал распоряжения… За хлопотами едва не прозевал, как к заводскому правлению подъехали мотоцикл и крытый брезентом грузовик. Выскочил наружу. Два немца в шинелях и с овальными бляхами на груди спрыгнули на утрамбованный полицейскими сапогами плац.

– Герр Фролов? – спросил тот, что был повыше.

Титок испуганно кивнул.

– Фельфебель Штирлиц, охранная дивизия. Ожидаете гостей?

Титок, холодея, подтвердил.

– Нам поручено охранять господина коменданта.

Титок обрадовался и обиделся одновременно. С одной стороны, ответственность за гостей лежала теперь на немцах, с другой – получалось, что ему не слишком доверяют.

– Где будут построены полицейские? – спросил фельдфебель, не обратив внимания на его терзания.

– Построены? – удивился Титок.

– Господин комендант наверняка пожелает обратиться к полицейским с напутственным словом, – пояснил немец. – Следует к его приезду собрать личный состав. Весь. Мы заменим ваших людей на постах и будем охранять поселок, пока мероприятие не закончится.

Титок заулыбался: ситуация прояснилась. Чертовски умный народ немцы! Все предусмотрели! В самом деле, кто будет оборонять от партизан, вздумай он по собственной инициативе собрать подчиненных? А собрать надо. Коменданту будет приятно: он сможет лично убедиться в исправном состоянии полицейской части.

Титок подозвал подчиненных и отдал распоряжение. Четыре немца с ручными пулеметами выпрыгнули из кузова грузовика. Один из немцев был гигантом, шинель была ему явно мала и не закрывала даже колен. Титок повел их занимать огневые точки. Два пулеметчика расположились в угловых комнатах правления, другие заняли дома по краям плаца. Титок дал полицейского в сопровождение унтеру, тот прыгнул в коляску мотоцикла, и немцы укатили менять посты. Титок только выговорил право оставить полицейских на главной дороге, и фельдфебель согласился.

– Герр комендант будет доволен. Здесь зона действия полиции. Герр комендант не знает о нашем приезде, так распорядились в округе. Мы будем незаметны.

Титок на радостях предложил фельдфебелю выпить и закусить, но немец отказался.

– Потом, герр Фролов… – сказал туманно.

За час до обеда полицейская рота стояла на плацу. В вычищенных мундирах, надраенных сапогах полицейские томились под не по-осеннему щедрым солнцем, но отлучиться не смели. Титок бросал на подчиненных грозные взгляды, затем бежал в зал, где в таком же нетерпении томился щедро уставленный блюдами и бутылками стол, – проверить, не утащили ли чего. Он совсем истомился, когда на дороге показался всадник – нарочный, выставленный на главной дороге.

– Едут!

Титок приосанился и побежал к дороге. Через несколько минут на ней показались брички. В первой важно сидел комендант. Едва он ступил на землю, как Титок подлетел с рапортом.

– Герр комендант! Полицейский гарнизон Торфяного Завода по случаю вашего прибытия построен!

– Зачем? – удивился комендант. – Я ж на именины… Впрочем, если собрали…

Комендант и сопровождавшие его офицеры, начальник районной полиции и бургомистр встали напротив замерших полицейских. Титок пристроился слева от немца.

– Бравые вояки! – заметил комендант, разглядывая вытянувшихся полицейских. – Я знал, герр Фролов…

Договорить немец не успел. Пулеметная очередь, затем другая, третья разодрали воздух. Титок с изумлением увидел, как кулями валятся на землю прошитые пулями полицейские, в следующее мгновение что-то тяжелое упало на него, и Титок оказался на земле. На короткое время он потерял сознание, а когда очнулся, больше не стреляли. Титок лежал лицом вниз, сверху примостился некто тяжелый, вокруг ходили люди. Разговаривали по-русски. Титок пытался посмотреть хотя бы глазком – не получилось. Дышать было тяжело, но Титок решил терпеть. Пусть нападавшие уйдут, потом он выберется.

Не получилось. Тяжесть, давившая его, вдруг исчезла, и Титок получил ощутимый пинок в бок. Не удержавшись, вскрикнул.

– Дядя Саша! – раздался сверху звонкий голос. – Этот живой!

Неведомая сила подняла Титка и поставила на ноги. Рядом валялся убитый комендант – это его труп придавил Титка к земле. Титок скосил взгляд и увидел того самого немца в короткой шинели. Он держал Титка за ворот и смотрел недовольно.

– Надо же! Прямо в них целил! – сказал гигант, выпуская ворот. – Живучий, сука!

– Отведу его к Саломатину! – сказал подросток с винтовкой – тот самый, что обнаружил Титка.

Гигант пожал плечами, и подросток ткнул стволом винтовки пленного:

– Пошел!

Они пересекли плац и зашли в правление. Дорогой Титок успел осмотреться. Плац был завален трупами полицейских и немцев. Они лежали кучами и порознь. Некоторые в отдалении. Эти, видимо, пытались убежать, но пули догнали. Титок вспомнил, что сам помогал расставлять пулеметчиков и едва не застонал от досады. Сомнений не было: немцы на мотоцикле и в грузовике оказались переодетыми партизанами, Титка провели, как дитя. Теперь партизаны ходили по плацу, переворачивали трупы, разыскивая живых, раненых добивали штыками и прикладами. Некоторые стаскивали с убитых сапоги. Титок прошел мимо распахнутой двери в актовый зал. Любовно накрытые им столы успели разгромить. Забегавшие в зал партизаны хватали с блюд куски и, жуя на ходу, убегали. Другие сидели на стульях и ели не спеша. Никто не пил, даже бутылок на столах не было видно.

Подросток отвел Титка в бывший кабинет Нудельмана, два года назад занятый начальником полиции. Теперь в кабинете хозяйничали другие. Оба переодетых немцами партизана, фельдфебель и унтер, сидели за столом. Причем маленький унтер занимал главное место, а высокий фельдфебель пристроился сбоку. На вошедших они не обратили внимания.

– Нам не хватает повозок! – сердито говорил унтер. – В конюшне только три, еще десяток по поселку соберем. Только для раненых! Здесь оружие, патроны, продовольствие…

– Грузовик! – возражал фельдфебель.

– Не пройдет лесными дорогами. Узкие, в ямах… К тому же шум мотора далеко слышно, а мы ночью двинемся. Придется бросить…

Подросток у дверей неловко стукнул прикладом о пол. Переодетые партизаны замолчали и уставились на гостей.

– Зачем его притащил? – сердито спросил лже-унтер. – Шлепнул бы во дворе!

– Погоди! – лже-фельдфебель встал и подошел к Титку. – Сам герр Фролов! Ты-то нам и нужен. Жить хочешь?

Титок закивал.

– Какая жизнь, Савва! – донеслось от стола. – Ты что?

– Сам говорил про повозки! – ответил тот, кого назвали Саввой. – Вот герр Фролов нам их и доставит.

– Как?

– Позвонит по телефону в полицейские гарнизоны и велит пригнать.

– А ведь точно! – согласился лже-унтер. – Звони, гнида!

Титок на негнущихся на ногах подошел к аппарату и крутанул ручку. На другом конце провода отозвались сразу.

– Что там за стрельба у вас? – спросили недовольно.

– Салют! – сказал Титок. – Не знал?

– Молодец! – прошептал лже-фельдфебель Титку и заговорщицки подмигнул.

– Это вы, господин начальник?! – стушевались на другом конце провода.

– Я! Немедленно соберите подводы – все, что есть, и гоните в Торфяной завод. Из Заболотья тоже пусть гонят.

– Понял, господин начальник! Сей же час!..

Титок положил трубку и вопросительно посмотрел на партизан.

– Я б не отпускал! – с сомнением сказал маленький.

– Обещали! – возразил высокий. – Пусть идет! Не заживется! Думаешь, немцы его приласкают?

– Точно! – улыбнулся маленький. – К стенке поставят, как пить дать. Коменданта с офицерами угробил. Петька! Отведи гниду домой, не то наши пристукнут.

Титок вновь вышел во двор и под конвоем Петьки побрел по улице. Идти предстояло недалеко – бывший дом Нудельмана был в ста шагах от правления. «Надо бежать! – размышлял Титок дорогой. – Как только уйдут партизаны. Они правы: немцы меня не помилуют. Выправлю нужные документы – и подальше! Деньги есть…»

Петька подвел его к крыльцу и отступил на шаг.

– Сымай сапоги!

Титок послушно стащил с ног хромачи и поставил на ступеньку.

– К стенке!

– Ты что, мальчик! – растерялся Титок. – Меня отпустили…

– Я тебя не отпускал! – сказал Петька и шмыгнул носом. – Твои полицаи мамку мою убили и братьев… Становись, гад!

Волоча по земле портянки, Титок встал к стене. Петька вскинул винтовку.

– Хоть…

Титок хотел сказать: «Хоть пожил!». Не успел…