– Перебрал я вчера, – сказал, обращаясь к Андрею Шиляеву. – Наболтал лишнего. Короче, Андрюха, Стадник сейчас приходил. Я, оказывается, прихвастнул, что вы здорово пузырь гоняете. Поспорили мы на ящик бормотухи…. Чёрт, дёрнул! У меня и денег таких нет. А Стадник, паразит, все улицы оббегал, до самой больницы. Короче, они сборную против вас выставляют. А, Андрюха? Сыграть надо. Нет, выиграть надо. Обязательно выиграть. У меня и денег сейчас нет, проставиться, а уговор, сам знаешь, всего дороже.

– Короче, – голос Ёршика напрягся и стал жёстким. – Если проиграете, собираете деньги на винище. Или…

– Или? – Андрей презрительно скривил тонкие губы..

– Или всем по рылу…

– Так прямо всем?

Мы чувствовали, как напрягся Андрей, и сами подобрались, готовы были по его команде наброситься на Ёршика и завалить в траву. Бить, конечно, не били бы – всё-таки, старшее поколение и всё такое прочее, но то, что мы команда, показали и заставили себя уважать.

А что? Не верите? Мы тут недавно Генке Стофееву накостыляли. Тоже ведь дембель, после армии. По-нашему так – заслужил, гуляй, но команду уважай. Мы хоть и пацаны, но не для побегушек, и помыкать собою не дадим. Короче, дали ему по разу, даже не все – Андрей Шиляев, Сергей Ческидов (с него и началась буза), да, кажется ещё Вася Добрик. Больше-то и не понадобилось – Генка так стартанул в сторону дома, что любо-дорого было смотреть.

Ёршик, конечно не Стофа, но и для него есть предел нашего терпения. Ждём, что скажет капитан.

Влез Сашка Ломовцев:

– А кто играть-то там умеет? Ну, на Октябрьской два-три человека, Журавли с Соньки Кривой, на Больничке – Бобыль. Конечно, ребята неплохие, если соберутся, но ведь опять же сыгранности-то никакой. Соглашаемся, Андрюха, а то тут со скуки одуреем и траву жевать начнём.

Андрей никогда не был противником футбола, но вот Ёршик, его тон…

Виктор Ершов не страдал, как Стофа, избытком гонора, он тут же вцепился в спасательный круг:

– Выручайте, мужики, а.… Надерём хвоста всей Больничке и Октябрьским заодно. А винище вместе выпьем. А, мужики?

И «мужики» согласились.

Были сборы не долги – от болота до футбольного поля у больницы мы добрались за полчаса. К удивлению, народу там уже было довольно таки прилично. Пинали мяч в кругу наши будущие соперники. Какая-то чёрная лохматая собачонка носилась взад-вперёд и тявкала, всячески выражая своё негодование к мячу и игрокам. На скамейках за воротами курили болельщики – больные в больничных халатах, сбежавшие из палат. Поле качеством было таксебешным, наше получше – и разметкой, и отсутствием коровьих «блинов». Тут бегай и смотри, как бы не вляпаться.

Мы скинули лишнюю одежду у дальних от больничного забора ворот, тоже встали в круг на перепасовку. Старшие ребята пошли здороваться со знакомыми пацанами. Капитан и тренер обговаривали условия игры. Выбрали судью.

Сели посовещаться.

– Толян, – Ломян, в своём репертуаре, давал указания на игру. – Тебя они не знают, душить будут меня. Вы все – пас на меня, а я с мячом буду уходить в угол, утащу защитников, и навес на пятачок. Толян, ты врываешься на пустое место. А дальше сам знаешь – не промахнись.

Толик Назаров кивнул головой, соглашаясь.

– Добрик, поиграешь сегодня в центре. Все угловые, все верховые мячи твои. Попробуй не забей – Ёршику скормим.

Ческидову:

– Серёга, ты чуть оттянешься, у тебя хороший пас, будешь разводящим. Только помни, все пасы на меня, на свободное пространство в угол. Не создавай нападению проблем. Возле меня всегда будут два-три придурка: я в угол, они за мной – пятачок будет свободный. Лупи – не хочу. Все поняли?

– Защита, стоять насмерть. Если валить, то подальше от штрафной – судья не наш, как дудеть будет неизвестно. А вообще, вначале поиграйте попроще – на отбой, а дальше посмотрим, как игра пойдёт.

Никто никогда не спорил с Сашкой, даже Андрей-капитан, его дело – дисциплина в команде. В игре все слушались Ломяна без ропота. А если нет, то и пендаль по мягкому месту от Шиляя не задержится.

– Всё, встали.

Парни напротив казались крупнее.

– Толя, – Миша Мамай руководил защитой. – Справа становись, особо не мудри, чуть что – выбивай за боковую.

Видя мой мандраж, ободрил Борька Калмыков.

– Не дрейфь, Агарыч. Этим бананам мы сейчас накостыляем.

От избытка спортивного настроя он подпрыгнул, пытаясь зацепиться за перекладину ворот, а она ухнула, треснула и чуть не упала. Борька спрыгнул, вжал голову в плечи, ожидая на неё обломки, но лишь труха посыпалась на его курчавые волосы.

Судья в больничном халате дал свисток. Игра началась. Мяч укатился к тем воротам и застрял надолго. Если позволите, я дальше противника «болячками» буду называть – поле у больницы, и живут они тут все неподалёку. Разве только Октябрьские ближе к болоту.

Продолжу. «Болячек» мы прижали к их воротам и не давали высунуться из штрафной. Гол должен быть, но всё не было. Не было хорошего последнего удара. Была сутолока, была свалка у ворот, даже «косьба» откровенная на пяточке. Но арбитр молчал, забыв про свисток. Наш центральный защитник забеспокоился, задёргался, подался вперёд.

– Толян, следи за этим.

Я с края переместился к центру, поближе к скучающему в одиночестве форварду. Он был длинный, худощавый, смуглый, черноглазый и черноволосый, весь упругий и гибкий, точно силок для птиц. Лет ему было шестнадцать, а может, даже и больше. И бегал он, как олень. Это я тотчас же почувствовал. Мяч сильным ударом выбили из штрафной. Долговязый сорвался с места и помчался к нему. А я за ним. С техникой-то у него было слабовато. Пока он усмирял пузырь, я подлетел. Чтобы обыграть меня он пустил футбол далеко вперёд на ход себе. И обогнал меня в три скачка. Он вышел один на один с воротчиком, но без мяча. Тот уже был в руках Калмычка.

– Где, сука, бегаешь? – зло бросил мне Борис, далеко с рук выбив мяч.

– Я на перехват пошёл, – оправдывался, смущённый и растерянный.

– Бегать научись, перехватчик. Мишка, Мишка, вернись к воротам!

Но Мамайчик и сам уже нёсся на свое место крейсерской скоростью.

– Фу, блин, чуть не пропустили. Иди на край, прижмись ближе к игре, не делай разрыва. Там такая мясорубка. Ну, быть драчке, точно быть – ребята бурые, злые, играть не могут, по ногам секут. Чесян уже хромает.

Долговязый форвард ещё дважды получал мяч, рвался к нашим воротам, но не обыграть, не обогнать Мишу Мамаева он не смог. Тогда сместился на мой край.

– Ближе, ближе, Антон. Атакуй его при приёме – ты же видишь, он тебя делает на прямой. Прижмись к нему, ни на шаг не отставай, – поучал Михаил. – Похоже, эта глиста – всё, что они имеют.

Всё исполнил, как сказали, и мне пару раз удалось сорвать его атаки даже ещё не начавшиеся. Уже говорил, с техникой он не на «ты» – мяч от него отскакивал, как от стенки, а я подхватывал, перехватывал и навешивал в штрафную. Долговязый совсем расстроился и оттянулся к своим воротам. Я следом и оказался как бы в нападении.

А гол назревал. Дважды мяч попадал в штангу. Угловые следовали один за другим. Однажды удар был такой сильный, что мяч улетел за больничный забор.

Пока за ним бегали, долговязый подошёл ко мне и толкнул в грудь:

– Ты что здесь делаешь?

Я поискал глазами судью.

– Автобус жду.

– Что? – долговязый рассвирепел. – А ну катись отсюда.

Он вытянул руку вперёд, указывая в каком направлении я должен был катиться.

– Витенька! – крикнул их воротчик, выбивая свободный в направлении долговязого.

Но Витенька отвлёкся на меня и прозевал пас, а я нет – подхватил мяч и понёсся к воротам, точно щенок, которого долго держали на привязи. Никого не было впереди, справа и слева защитники ко мне не успевали. Можно было уже бить. Но я нёсся вперёд и сам себе командовал: «Ближе! Ближе! Приготовься! Вот сейчас». Я видел растерянные глаза их воротчика, который почему-то не бросался мне навстречу, сужая угол обстрела ворот, а наоборот – пятился назад, вжимаясь в сетку.

Что-то сейчас будет. Я подготовил правую, более сильную, ногу для удара. Ну?!

Нога запнулась за другую, подставленную, и я кубарем полетел вперёд, да с такой силой и скоростью, что запутался в сетке.

Пенальти!

Тут даже больной судья развёл руками.

Пока отсчитывали метры и устанавливали мяч, я плевался землёй и кровью – губу прикусил. Долговязый хмуро посматривал на меня.

Пенальти. Воротчик пригнулся, раскинув руки точно для объятий. Миша Мамаев разбежался и ударил. Мяч, словно из пушки пущенный, скользнул вратарю по плечу и вздыбил сетку за его спиной. Гол!

Гол!

Мы бросились обниматься. Ликовал Ёршик за воротами. Нет, не зря мы звали Мишку Деревянная Нога – его удары вряд ли кто возьмёт.

Между тем, воротчик побледнел и зашатался.

– Так я и знал, – заявил он, вытаращив глаза – вот-вот они вылезут из орбит. – Я так и знал.

Он прижал ладонь к ушибленному плечу, сел в пыль и заплакал.

К Мишке Мамаеву подскочил здоровяк-болячка:

– Ты что, придурок, сделал? Ты что сделал, гад? У парня ключица сломана, и ты туда ударил.

– Так я что, нарочно? – Миша пожал плечами. – Куда попал…

– А вот я нарочно, – сказал детина и пнул Мишку по мягкому месту.

Мамайчик оторопел на несколько мгновений, а потом бросился на своего обидчика. Они сцепились намертво и упали в траву. Напрасно свистел судья – их уже было не растащить. Хотя нет, вскоре Мишка оседлал своего обидчика и, схватив за волосы, вбивал его лицо в пыль. При этом они ругались и рычали, как дикие звери.

Страшно было смотреть, не то, что лезть разнимать.

Не испугался Ёршик. Он схватил Мишку под мышки и оттащил в сторону.

– Потом, ребятки, потом. Все счёты потом. Сначала доиграйте, а то, не дай Бог, такой куш мне сорвёте. Играть! Играть! Судья! – он захлопал в ладоши, как немец из концлагеря – арбайтен, мол, арбайтен!

Мы побрели на свои места, а «болячки» покатили мяч к центру. Но время первого тайма уже истекло.

В перерыве.

– Ты как? – спросил меня Андрей. – Играть сможешь.

Он заставил меня открыть рот, показать язык и зубы.

– Шатаются?

Я мотнул головой и обречённо посмотрел на свои колени – в кровь сбитые и грязью заляпанные. Да них никому дела нет.

– Ничё ты, Тоолян – похвалил Бориска. – Чуть гол не забил. Тебе в нападении надо играть, а не у ворот отсиживаться.

Мишка лёг на спину и натянул на голову мокрую от пота, грязную майку. Переживает. Возможно, после игры ему снова придётся драться с этим верзилой – таковы законы улицы. Но я знаю Мишку – у него добрая душа, и он переживает за воротчика. Ему жаль паренька со сломанной ключицей.

– Что, Валер, побегаешь? – предложил наш тренер Халве.

Тот томился в запасе и, конечно, обрадовался – схватил мяч и попытался жонглировать, разминаясь. Получилось ровно настолько, чтобы все развеселились.

Ох, хитрющий же ты, Ломян. Всегда знает, чем команду поддержать. Вот только установки твои не сработали: переоценил ты соперника – так себе командочка, «бей-беги, думай не надо».

– Да, Халва, – сказал Гала. – Видела б тебя сейчас Галочка Ткачёва, сразу б сердце отдала, без лишних церемоний.

Галя Ткачёва была местной дурочкой, так что комплимент очень даже сомнительный. Халва его и не стерпел. Он бросился на обидчика, но рядом сидели друзья, и они общими силами завалили Валерку.

Серёжка озабоченно пощупал его лоб:

– Горячий. Никак любовная горячка?

Все весело и безобидно расхохотались. И сам «влюблённый», поднявшись и отряхнувшись, также присоединился к общему веселью. Однако то была военная хитрость. Угадав минуту, он вдруг схватил Галу за шею, другой рукой его соседа – а это был Юра Куровский.

– Да! Бойтесь! У меня лихорадка. И я вас сейчас стукну лбами.

И он так их стукнул, что они завопили от боли, а остальным стало весело.

Перед началом второго тайма пришли парламентёры.

– После игры домой не спешите – будем драться команда на команду, а если вы против, то мы отметелим вот этого.

«Вот этим» был Мишка Мамаев.

– А один на один не желаете? – пришло время Андрею Шиляеву отвечать за своё капитанство. – Готов с любым из игравших.

Незадачливые парламентёры съёжились под его взглядом.

– Мы сказали, что велели.

– Это, наверное, Лёха Стадник мутит, – заметил Ломян. – Видит, что игра не прёт.

– А что, можно и подраться, лишь бы взросляки не лезли, – это Сула взъерошился.

Ну, вот и всё, ослепительный день померк. Драться мне совсем не улыбалось – не любил я это дело. Нет, мог, конечно, как Мишка, на обидчика броситься. Но чтобы вот так хладнокровно говорить о ней, готовиться.… Ну, не Лермонтов я, не Пушкин, не дворянин, одним словом – не умею дуэлянтничать и говорить о ней хладнокровно.

Во втором тайме мы их окончательно добили. Я уж и счёта не помню. Андрей забил, Добрик, Толик Назарян. А сколько Сашка Ломовцев… Никто уж не считал. Все думали о предстоящей драке. Особенно я. Правда, тешился бесплодною надеждой – может, обойдётся. Всё выбирал себе соперника, с кем бы мне сцепиться. Но таких маленьких и щуплых там не было. А долговязый, подставивший ножку, теперь сам держался ко мне поближе и всё ухмылялся. Похоже, он свою жертву нашёл.

На удивление, второй тайм отыграли очень даже корректно. Ни сносов не было, никакой другой грубости. Видимо «болячки» готовились взять реванш в другом.

Мишка сильнейшим ударом послал мяч за боковую.

– Отдыхай, ребята!

Но никто не побежал за футболом. Так, поплёлся не спеша один из соперников – им вбрасывать.

Ломян душу отвёл – таскал за собой полкоманды, финтил, крутил, обводил. Соперники вяло-привяло пытались отнять у него мяч.

Они же первые и закричали:

– Судья время.

И судья свистнул.

Ёршик, ликуя, пустился вприсядку. А Лёха Стадник объявил о начале третьего тайма, в котором каждый может свести счёты с каждым. Мы, как и перед игрой, выстроились в центре поля.

Какой-то паренёк, упитанный и коротконогий, но, судя по кривому носу, большой любитель подраться, ткнул в Вовку Грицай пальцем:

– Вот эту харю я отметелю с большим удовольствием. Иди сюда, иди ко мне, мурло поганое.

Вовка не пошёл – он набычился и вдруг ринулся на обидчика, боднул головой в грудь и навалился на упавшего. Началась потеха!

Кто-то кинулся кривоносому на помощь, но крутанулся вокруг своей оси, пойманный Ческидом за шиворот. Вторая пара нашла друг друга.

Всё, завертелась кутерьма! Толпа кинулась на толпу и наоборот – на толпу кинулась толпа.

Я попятился. Видел, как побежал прочь Гала – может, и мне за ним? Но то была военная хитрость – Сергей бросился под ноги преследователю и через мгновение сидел на нём верхом и барабанил по его морде кулаками.

В это мгновение кто-то схватил меня за шиворот.

– Попался, гадёныш!

Я испугался. Закричал так громко, что больные, толкаясь и путаясь в халатах, кинулись в дыру в заборе. Нападавший попытался закрыть мне рот грязной ладонью. Я цапнул её зубами, а головой дёрнулся так, что у моего врага лязгнули челюсти. Ещё пнул его по коленке. Но противник был много сильнее. Он выкрутил мою руку и всё клонил лицо моё к земле, всё ниже и ниже. Ой, мамочка, сейчас сломает.

Я лягнул его и, кажется, попал, куда не следует – вернее, следует, так как долговязый форвард (а это был он), выпустил меня и взвыл, заскакал, зажимаясь. Я бросился бежать. Но он быстро оклемался – и разве от него убежишь. Он прыгнул на меня, свалил в пыль и принялся душить обеими руками, сам отчаянно хрипя, будто это ему не хватало воздуха. Он бы задушил меня, это точно. Но.…

Как много в нашей жизни бывает этих спасительных «но».

Его лицо вдруг исказила гримаса боли. Он отпустил меня и вогнул спину, как пресс-папье на столе бюрократа.

– Зачем же гвоздём-то? – взрыдал он.

Долговязый вскочил и бросился наутёк, заламывая руки, пытаясь оторвать от спины доску больничного забора, гвоздём впившуюся ему меж лопаток. Он так и скрылся с глаз, волоча за собой нечаянный груз.

Валерка Халва поднял меня с земли, зачем-то потрогал мою челюсть, заглянул в глаза – живой? – а потом подмигнул и охлопал ладони, будто стряхивая пыль:

– Не дрейфь, Тольчина.

Бегство одного, будто разом ослабило силы остальных. Все, кто мог, кинулись прочь. Тех, кого пинали наши пацаны, бросился спасать Стадник:

– Всё, всё. Аллес! Финита и комедия. Судья время – конец последнему периоду.

Судьи и след простыл. Короткая, но жестокая и кровавая схватка наша перепугала больных – забыв на лавке халат, они ретировались в свои палаты.

– Ну, что, Лёха, – ликовал Ёршик. – Беги за винищем. Сейчас и отметим.

Закончу на этом. Про футбол взялся рассказывать, а что бывало до и после игры – тема других басен.

4

Финальный день спартакиады школьников Увельского района пришёлся на последний день бабьего лета. Стадион переполнен народом, собравшимся посмотреть состязания, поболеть за своих, насладиться последним теплом догоравшей осени и вообще порадоваться жизни. Работали буфеты, играла музыка, диктор объявлял результаты и фамилии, набранные очки каждой из школ. После соревнований лёгкоатлетов, на поле должны были выйти юные футболисты.

Оглашая список заявленных команд, диктор запнулся и продолжил после паузы совсем другим тоном, каким объявляют выход клоуна на арену:

– … и дворовая команда «Лорды с Болотен-стрит».

Перед тем, у судейского столика была перепалка.

– Ну, «Вымпел», там, ну, «Метеор»… Какие к чёрту «Лорды»? Хотите, чтобы вас на приветствие «мордами» обозвали. Так и будет. Вот увидите.

– Да какая тебе разница? Ну, «Лорды», значит «Лорды». Это ж здорово! Ребята сами пришли, сами заявились и хотят сыграть. Оставь – пусть играют.

– Меняйте название.

– Не будем, – упёрся Гала. Это была его идея, и он её отстаивал.

Надо сказать, к осени у нас поменялось руководство команды – Шиляй с Ломяном до того расплевались, что оба подали в отставку. После выборов тренером стал Гала (надо же!), а капитаном Серёга Ческидов.

– Не будем, – упёрся Гала. – Либо пишите так, либо мы пошли.

– Не больно-то и нужны.

– Э, прекрати. Давай, парень, вашу заявку – готовьтесь к эстафете.

Команда расположилась на двух крайних скамейках в углу трибуны. Заявление диктора вызвало у народа оживление и интерес к нам.

– Эй, дылда! – окликнул Сергея Ческидова какой-то недоперепивший гражданин. – В такой погожий день лучше всего в лесу. Отвёл бы ты, курносая кряква, своих утят на свежий воздух, на природу.

У Сергея действительно был широкий нос, которым он не очень-то и гордился.

– Шёл бы ты, дядя, пока есть на чём, – Ческид сплюнул, чтобы показать своё презрение к обывателю, но получилось как-то не очень удачно – попал на свою коленку.