Этой стороны побаивались, здесь и грибы не водились, и место слыло нечистым. Поговаривали, что где-то здесь проходил колчаковский тракт, и было: с одной стороны – белые, с другой —красные, а с третьей – зеленые. А село – раньше это была деревня, селом она стала потом, когда срослись между собою три деревни, – посередине. И кто-то нет-нет, да и находил на тракте оружие и кости неуспокоенных покойников, которые казались людям. И все верили, что где-то здесь похоронен колдун. Раньше в деревне их было много, они сюда бежали еще во время крещения Руси, передавая знания кому-нибудь одному вместе со своею силой, и скрывались ото всех, никогда не признаваясь о себе в открытую. Никто не сомневался, что тот колдун перед смертью зарыл клад, в который положил свою колдовскую книгу. Любка не раз с замиранием сердца слушала такие истории от своего дядьки Андрея. И не ей одной, уж на что Сережка и Лешка – большие уже, один ходил в седьмой класс, а один в четвертый, и на покос их брали, и коров пасти, – а и то было страшно. Особенно, когда дядя Андрей рассказывал, что напугался сам, когда увидел закрученную воронку, которая появилась из неоткуда и остановилась метрах в трех, а потом понесла лошадь, когда вдруг встал на дороге человек, закрытый в черный плащ, скрывая лицо под капюшоном.

Здесь могли быть и дикие звери. Зимой на ферму напали волки. И сторожа с ружьями не смогли волков остановить, перепугавшись насмерть и закрывшись у себя в каморке. Они перегрызли горло почти всему стаду. Перед этим в соседней деревне они же извели отару овец.

Правда, никто толком объяснить не смог, чего коровы делали зимой на улице в загоне, да еще ночью.

За волками отрядили целый отряд охотников, которые прилетели на вертолете. На него все ребята бегали посмотреть. И она. Вертолет она тогда увидела впервые. Но волки на время охоты куда-то ушли, достали только двух лосей, двух рысей и трех кабанов.

Егерь дядя Матвей после ругался, что не охотники это были, а банда браконьеров, и что не волки на коров напали, а оборотни, потому что волкам никогда в жизни не открыть ворота, чтобы выгнать привязанное на цепь стадо в открытый загон.

Конечно, в оборотней никто не поверил, а волков с того времени побаивались, в лес по одиночке не ходили. Еще деревенским собакам поставили прививки от бешенства.

Любка переминалась с ноги на ногу, не решаясь покинуть поле. Огороды были отсюда недалеко, их огород с краю, поэтому вернуться было еще не поздно. Но стоило Любке вспомнить, что все для нее закончится плохо, ноги сами собой шли в сторону леса. Возвращаться было никак нельзя, это означало бы, что она признала поражение.

Она осмотрелась.

Если идти вдоль опушки, то можно обогнуть село, добравшись до фермы, за которым лес был знакомый.

Затягивая время, Любка набила карманы горохом. Поела, пытаясь успокоиться. Здесь он был крупным и еще зеленым, садили его поздно. Мысли были тяжелые, она уже пожалела, что не захватила веревку, чтобы уйти из жизни насовсем.

Вешались в их деревне часто, нет-нет, да и повесится кто-нибудь. Однажды за огородами они нашли кучу полезных вещей – посуду, открытки, толстенную косу, сплетенную из красивых ниток для вышивки, флакончики с духами и книги… Перед тем, как повеситься, тетенька вынесла все самое ценное из дома и сложила за огородом. Сама она была не местная, откуда взялась, никто не знал. Зря, наверное, взяла косу из ниток, может, из-за того ей не везет, что покойница вредит?

Страшно, а какой смысл жить? Кому она нужна?

Любке было обидно. Как она могла испортить кому-то жизнь? И зачем матери кто-то еще нужен?

Любка тяжело вздохнула – она часто мечтала, чтобы у нее был отец, как у других детей. Их с матерью родной отец сразу бросил, как только понял, что она лежачая больная, а еще глухая и слепая, какой была до четырех лет. Разве могла она после такого не простить мать и поверить, что не любит ее?

И не знала, как объяснить внезапную перемену.

Оказывается, чтобы сбежать из дому, надо было быть очень смелой, как Мишка, сбежавший из детдома…

Она с ожиданием всматривалась в очертания своего дома, почти полностью скрытого черемухами. Там пока было тихо и спокойно, никто ее не искал и не собирался. От этого становилось еще горше. И делалось жутковато, когда смотрела на лес. В верхушках деревьев метался ветер, будто угрожал. Ступить под сень деревьев она не решалась. Мысли были разные, была среди них и такая, чтобы набрать грибов и вернуться. Грузди в этом году уродились, а вдруг найдет? А после не бежать никуда, а повеситься в стайке. Там был крюк, на который вешали зарезанных овец, и веревка – ею привязывали в огороде барана. Жалко было себя до слез, но другого выхода она не видела. Вот и спички не взяла! А как зиму в лесу пережить без спичек?

Но, главное, чтобы мать поняла, как ей без нее плохо…

Любка верила, она обязательно пожалеет, что ее нет рядом!

Она прошла немного в одну сторону, потом в другую. И внезапно заметила едва приметную дорогу, которая появилась прямо в том месте, где она остановилась первый раз. Любка немного удивилась. Дороги вели во всех направлениях, но начинались от деревни, а эта, в чистом поле…

И тут же обругала себя. Дорога была, только шла она по краю опушки, просто не сразу заметила ее из-за своего маленького роста и высокой травы.

Значит, люди здесь бывают…

Любка успокоилась.

Не раздумывая, углубилась в чащу, понимая, если вернется с пустыми руками, только насмешит всех своим побегом. Перед смертью она решила сначала поквитаться с Нинкиной матерью, которая испортила ей жизнь. Как, она пока не знала, но в запасе у нее был еще целый год. За год могло многое случиться. А вдруг выяснится, что ее на самом деле подменили и найдутся настоящие родители? И тогда Нинкина мать будет ползать у них в ногах, вымаливая прощение за то, что собиралась отправить ее в страшный дом!

Чем дальше в лес, тем приятнее становилась Любкина мечта. Она почти забыла, что сбежала из дому…

Дорога стала ровной, как будто ее кто-то специально подсыпал песком и камушками. Таких дорог вокруг ее села больше нигде не было. А когда лес внезапно оборвался и снова начались поля, она обрадовалась, немного удивившись. Не иначе, пересекла границу района – она как раз была где-то в этой стороне, и где-то там впереди еще одна деревня. Теперь Любка торопилась, собираясь попроситься к кому-нибудь на ночлег, не забывая следить, чтобы не встретиться со смерчем, с черным человеком, или с привидениями.

– Девочка, ты чья? – вдруг услышала Любка позади себя. – Как ты сюда попала?

Любка, лишившись голоса, оглянулась и испуганно попятилась, увидев, что перед нею стоит тот самый человек в черном плаще. Только капюшон его был откинут. Его длинные седые волосы падали на плечи, а сам он был высок. Таких людей она в жизни не видела. Он не походил ни на одного знакомого, и одежда была другая, никто такую не носил. Но смотрелось красиво. Местами плащ был зашит белой ниткой, как будто специально выбрали ее, чтобы было видно, что плащ порвался.

И испугалась еще сильнее, когда наткнулась спиной на руки, которые придержали ее за плечи.

Она отпрыгнула, как ужаленная, порываясь бежать, но женщина в таком же ниспадающем, но белом плаще, с длинными черными распущенными волосами, подхватила ее и поставила рядом с собой, взглянув с задумчивостью.

– Мы могли предполагать, что дорогу кто-то найдет, – произнесла она с тревогой.

– Не думаю, я вижу ее ауру, ее почти нет, кто-то сильно потрудился, чтобы ужалить ее, – расстроился мужчина, заглянув в Любкины глаза.

От его пронзительного взгляда, который сразу заставил ее выпустить из виду часть мира, ей стало холодно. Наверное, он был колдуном или нечистой силой. Глубокие и зеркально черные, как омут, глаза, словно бы заглянули в самое сердце.

– Ты угадала, – вдруг засмеялся мужчина и, обратившись к женщине, произнес с удовлетворением. – Жена, ты, безусловно, нашла клад!

Женщина склонилась над Любкой, поиграв ее вздрагивающей ладошкой. Вздрагивали руки не от приступа, так ее руки всегда тряслись, Любка не обращала на это внимания. Но когда она держала руки перед собой, амплитуда быстро нарастала, и через несколько секунд их начинало корчить, загибая и пальцы, и сами руки, которые сразу после этого становились как плети. За ними она переставала чувствовать губы, челюсть и ноги. Не больно, просто неудобно и сильно заметно со стороны. Люди почему-то думали, если руки дрожат, человек обязательно в уме глупее его самого.

Любке стало стыдно за руки, и она их спрятала, выдернув из теплой и мягкой ладони женщины.

Женщина Любке понравилась, упасть перед нею в грязь лицом не хотелось, и теперь она думала только о том, чтобы продержаться.

– Славная девочка, умница…

Любка покраснела. Умницей ее никогда не называли. Наверное, умницей она все же не была. И когда эти двое узнают, что о ней думают в деревне, получится, что она их как бы обманула.

– Нет, – с досадой призналась Любка. – Я еще в школу не ходила…

Про школу-интернат, о которой уже все было решено, она решила промолчать. Ей стало так стыдно, будто ее обман уже раскрыли.

Мужчина и женщина переглянулись и засмеялись.

Любка смутилась. Наверное, они догадались. Как же их убедить, что она не то, что о ней думают?

– А я писать умею, – похвасталась она, радуясь, что есть возможность проявить свои знания. Она присела, смахнув предательски вытекшую изо рта слюну, и начертила на песке ту самую букву.

– А какая это буква? – мягко улыбнулась женщина, присев рядом.

– Не знаю, – призналась Любка, тяжело вздохнув. – Мне никто не сказал.

– Мы тебе верим, – произнес мужчина, внезапно заболев вместе с нею.

Любка испугалась. Руки у мужчины скрючились, из оскаленного рта потекла слюна, голова его вздрагивала, а глаза стали дикими и озлобленными. И на мгновение ей показалось, что волк стоит перед нею. Очень большой, черный, обросший шерстью. Любке стало жутко и холодно.

Так она… так страшно она выглядела?

Но мужчина внезапно прекратил болеть, сбрасывая с себя покрывало волчьего облака.

– Ты думаешь, я стал глупым? – рассмеялся он. – Рано или поздно болезнь уйдет, возможно, насовсем. Но люди, которые смеются, останутся такими до конца своих дней. Им уже не поможешь.

Он вдруг легко подпрыгнул, перевернувшись в воздухе и приземлившись на обе ноги. Усмехнулся, взглянув на нее лукаво, пробежал по воздуху, а следом, вскрикнув ободряюще, подпрыгнула и пробежала по воздуху женщина. И, обнявшись с мужчиной, закружились в вихре какого-то дикого танца.

На этот раз Любка смутилась от множества нахлынувших на нее чувств. Она стояла, замерев, и смотрела на мужчину и женщину, не мигая, Конечно, они были добрыми. Хотелось идти за ними, куда глаза глядят. Полем, лесом…

Наверное, у нее родители были такие же…

Где-то недалеко была их деревня, с несколькими домами из белого камня, и белые лилии в пруду, по ночам падали звезды и приходили в гости странные и непохожие на людей существа, а прямо под ногами клад…

А как же мать? Николка? Пропадут они без нее… внезапно расстроившись, спохватилась Любка. Она уткнулась взглядом в землю, внезапно обнаружив, что и мужчина и женщина стоят рядом, как будто не кружились только что, и даже не покидали то место, где она их видела.

– Ты очень любишь маму? – мягко поинтересовалась женщина, погладив ее по голове.

Любка молча обреченно кивнула.

– Но она все время слушает злых людей, – посочувствовал ей мужчина.

Любка снова молча кивнула, сунув в карманы руки, которые сразу стали лишними, пнув носком ноги корзинку, в которой лежали хлеб и нож. Как же он догадался? Наверное, следовало угостить их горохом, рассудила она, заприметив лопух с большими листьями. И повеселела, склонившись над корзинкой. Для таких хороших людей не жалко. Она достала хлеб, выгребая горох, положила все это на лист лопуха, присаживаясь на корточки.

– Я резать не умею, – она протянула нож и хлеб женщине. Мужчина вызывал у нее странное чувство тревоги и смущения.

– Наверное, мы тоже должны тебя чем-то угостить… – пробормотал мужчина. – Но мы ничего с собой не взяли.

– Нет, нет! – замахала руками Любка, отказываясь. – Я не хочу кушать, я поела… там, в поле…

– А вода? Вода нам не помешает, – решительно произнес мужчина, протягивая Любке свою фляжку.

– А вы какой клад нашли? – поинтересовалась она. – Который колдун спрятал? Черную книгу?

Женщина засмеялась, снова переглянувшись с мужчиной, который жевал неторопливо тоненький ломтик.

– Много-много колдунов! – усмехнулся мужчина. – И приставили к кладу страшное чудовище, который охраняет его днем и ночью. И забирает всех, кто кладу дорог. Заметь, переживают теперь, как вернуть эту книгу назад.

– А зачем тогда они ее закопали? – удивилась Любка, сильно желая взглянуть на клад хоть одним глазком.

– Не знаю, наверное, испугались, что сила той книги выйдет наружу, а они не смогут ею управлять.

Любка взяла еще один кусочек хлеба, пошулушив гороха, стараясь не сильно показывать свои руки. Руки грязные, но мыть поздно и негде… У ее новых знакомых руки были такие чистые и белые, как будто они никогда не работали на огороде. А у женщины ногти еще и длинные, покрытие серебристым лаком, под цвет ее плаща.

Любка рассматривала ее ногти во все глаза.

Ясно, что клад ей показывать не собирались. Наверное, на него нельзя было посмотреть и не умереть, если его охраняло чудовище. Обидеться ей и в голову не пришло, и то, что клад достался хорошим людям, только порадовало. Значит, бояться больше нечего.

– А привидения? – по-деловому полюбопытствовала она. – Здесь их много!

– Это выдумка, – не сомневаясь, заверил ее мужчина, немного посолив ей хлеб. – Я здесь часто бываю, никаких приведений не видел! Приведения живут среди людей одну человеческую жизнь. Долгую, конечно, до Страшного Суда. А если было бы не так, то их уже накопилось бы столько, что можно было бы ночью не включать фонари!

Любка засмеялась, лукаво взглянув на мужчину. И то правда! И вдруг заметила, что руки у нее совсем не дрожат, ну ни капельки. Ей стало весело. Пожалуй, она даже собой гордилась. Так с нею еще никто не разговаривал.

И не страшно совсем.

– Значит, нынче пойдешь в школу? – порадовалась за нее женщина.

– Нет, только на будущий год, – Любка снова покраснела, не зная, сказать про школу-интернат, или не говорить пока. Все же, знают они ее недолго. – Но я бы хотела, – призналась она с завистью, так некстати вспомнив про Нинку.

– Да кто может запретить учиться, если человек того желает? – всплеснула руками женщина. – Пойдешь-пойдешь! – подбодрила ее она.

– Пусть только попробуют не взять! – пригрозил мужчина пальцем в небо.

– Там кормят, если кто на продленке, и котлетки дают, – помечтала Любка, вспомнив, какие они бывают вкусными. Тяжело вздохнула. Мать иногда брала ее с собой в магазин, а по дороге заходили в столовую.

– Вот видишь, есть ради чего жить! – согласился мужчина, внезапно приподымаясь.

– Любонька, ну-ка, спрячься за спину! – посоветовала женщина, смахнув остатки еды, сунув корзинку ей в руки. И тоже вскочила.

Любка обернулась и перепугалась на смерть. Прямо на них в вихре, закрученном в смерч, двигалось темное, как облако мрака существо. Сразу стало тревожно и страшно. Ничего человеческого в облаке не было, только очертания, в которых она вдруг почувствовала человека, который как будто скрывался где-то внутри этой тьмы, умея обернуться в кого угодно.

– Кто это? – шепотом спросила она, схватив женщину за руку.

– Голлем, – ответила женщина, мягко освободив руку и выбрасывая огонь. – Чудовище, которое охраняет клад и забирает всех, кто кладу дорог. Теперь он пришел за нами.

Любка подумала, а разве кладу не все равно? Наверное, нет, не каждый мог бы взять черную книгу и остаться в здравой памяти, многие сходили после с ума. Так говорили.

И на глазах стали происходить удивительные вещи…

Мужчина вдруг обернулся в волка, а женщина в волчицу, и после этого они набросились на облако. Борьба между ними завязалась кровавая. Любка внезапно поняла, что волкам не справиться с тем, чего нет, зубы их клацали и мимо, но есть, если судить по тому, как оно их избивало.

Могла ли она бросить своих друзей?

С угрожающим криком, Любка бросилась на облако, размахивая корзиной, переборов свой страх.

– Убью! – как мать, только громче, возопила она, врезаясь в облако. – Сунься только, тварь! Сдохни! Сдохни!

И внезапно почувствовала, как будто ее ударило током. А сразу за тем, что-то острое воткнулось в лоб. Но напугать ее этим облако мрака не могло, она бросилась на него снова, вдруг начиная задыхаться – облако лишило ее воздуха. Любка стерпела и это, чуть позже заметив, что два волка грызут врага. Два ее новых друга не были людьми, но ей теперь стало без разницы – они умели читать и писать!

– Уйди! – Любка вытащила из корзины нож, замахнувшись им.

И вдруг стало темно и больно. Так больно, словно она уже умерла. Во лбу, посередине… А еще руки, которые ее держали. Рук было много. Ее как будто вынесли из тела. И кто-то тянул ее, а тело не сопротивлялось, только извиваясь под этими руками.

Любка плыла в невесомости, во тьме, где не было никого, кроме нее. Да и ее как будто не было. Только теперь там были еще двое – мужчина и женщина…

Наверное, она не смогла их от себя отпустить…

И они ей улыбались!