Не так уж и важно, что именно заставило Хакима поддаться искушению, а Кати́ отбросить всякий стыд. Перегнувшись через стойку, он, обхватив ее правой рукой за шею, притянул к себе, пару долгих секунд смотрел в глаза и затем поцеловал. Поцеловал так, словно не пил несколько дней и теперь готов выпить эту женщину до дна. Кати́ опешила, конечно, что ее незамысловатые соблазнения сработали, но не особо сопротивлялась. Два взрослых человека могут позволить себе с грохотом, не расцепляя рук и губ, ввалиться в подсобку и, подогреваемые мыслью о том, что дверь в таверну не заперта, – да гори оно всё синим пламенем, пусть даже кто-то и войдет! – доставить друг другу удовольствие.

4

Потом они долго сидели на полу, попивая вино, и Хаким впервые за долгие две тысячи лет рассказывал свои сказки. Кати́, прикрыв глаза и поглаживая его кончиками пальцев, слушала.

– У тебя в голове столько историй, как они все там помещаются?

– Когда каждая из них – часть тебя, ты легко можешь вспомнить любую, самую мелкую деталь.

– Что думаешь делать дальше?

– А ничего не буду, с тобой буду встречаться. Склад распродам к дьяволу.

– Ясно… а с этими двумя что делать будем?

– Ни-че-го. Ничегошеньки делать мы с ними не будем. И я… знаешь о чем подумал? Может, всё так закручено, потому что она невинна? Может, обойти как-то мораль, и будут они жить долго и счастливо? Слишком много патетики, героизма и романтики. Надо бы упростить – никому интересно и не будет. Демоны увидят, что мы никого не спасаем, грешим приземленно, и отстанут.

Ответом было слегка зеленоватое свечение под потолком.

– Началось, ты это видишь?

– Что? – Кати́ покрутила головой. – Не вижу.

– Вот и я о том же… – загадочно подытожил Хаким.

* * *

У Кати́ была своя особенная мудрость. Она не размышляла многослойно, не усложняла простое и не погружалась в сложное. Она видела вещи такими, какими они были. И если Хакиму кажется, что эти двое должны вкусить запретного плода, она может это устроить.

Ей понравилось быть с Хакимом. Неторопливое занятие любовью с ним, словно выдержанное вино, накрывало не сразу и оставляло долгое терпкое послевкусие.

Сказано – сделано. Будучи вхожей в дом семьи Евы, Кати́ часто сопровождала ее как компаньонка в прогулках по магазинам, была дружна с матерью Евы. Зажиточная, милая семья – и простой сын лавочника… Сможет ли она представить родителям Евы Николаса в выгодном свете? Он кажется умным парнем и воспитанным, но что, если Еве уже присмотрели солидного жениха?

Жизнь в городе текла своим чередом. Однако война против Франции шла на севере страны уже около двух лет. Надеяться, что до Аликанте не докатятся эти события, не стоило.

5

Время имеет особенность течь незаметно. Портовый город кипит страстями. Торговая палата усиленно наводила порядок, пытаясь контролировать товарооборот и налогообложение с него. Торговцы изощрялись как могли. Суды были завалены делами об укрывательстве. Могло рассматриваться дело о двух говяжьих головах, найденных в гостиной некого уважаемого господина, что свидетельствовало о подпольной продаже мяса прямо из кухни особняка. Или неожиданно исчезала партия первосортного вина из портовых складов, и владелец предъявлял иск.

Кати́ удалось несколько раз прогуляться с Евой мимо лавки с тканями, но на поверку оказалось, что Николас – замкнутый молодой человек и, кажется, не слишком романтичный. Ева, как и полагается девице, вздыхала и роняла кружевные платки, но он лишь сухо здоровался.

– Похоже, что ты ошибся, – сказала Кати́ Хакиму.

– Только рад.

– Не знаю, что с ним не так. Он смотрит на нее явно с интересом. Когда мы уходим из магазина его отца, я вижу краем глаза, как он пристально глядит вслед. Но при этом не делает ни малейших попыток сблизиться.

– Интересно, – задумчиво произнес Хаким и продолжил: – Если учесть, через что этой душе пришлось пройти, она утратила способность загораться. Нам в этом мире достался расчетливый сухарь, не верящий ни в любовь, ни в слова.

– Если это так, то, может, и не будет новой истории. Что скажешь, Хаким?

– Надеюсь на это, но что-то мне подсказывает, что скоро мы увидим всё сами.

И он оказался прав.

6

Через несколько месяцев губернатор объявил, что к Аликанте идет полсотни галльских кораблей и жителям предписано покинуть город как можно скорее.

Июльский зной всё усложнил. Солдат для защиты от такой армады было бы недостаточно, и малочисленная артиллерия Аликанте расположилась в стенах крепости Санта-Барбара. Часть военных отправилась охранять обозы с уезжающими беженцами.

Пираты, отогнав свои корабли подальше, не вмешивались в дела политические, но часть разбойников, в основном выходцы из северной части Африки, высадились помародерствовать в пустующем городе и пограбить на дорогах.

Хаким наотрез отказался оставить таверну. Кати́, разрываясь между здравым смыслом и желанием остаться с ним, всё же присоединилась к семье Евы и покинула город. Николас с отцом до последнего прятали товар в глубоком подвале, в надежде, что лавку в их отсутствие не разграбят. Затем, решив ехать верхом, отправились вслед за убегающими из города.

Выдвинувшись намного позже остальных, они ехали некоторое время в полном одиночестве. Увидев вдали облако пыли, подгоняя лошадей, ускорились, рассчитывая присоединиться к каравану. Приблизившись, обеспокоенно переглянулись: крики людей, яростные вопли врагов – всё говорило о нападении. Николас подхлестнул коня, но когда они с отцом подошли совсем близко, всё уже было кончено.

– Мой господь… Бедные люди, – прошептал отец Николаса.

– Зачем было их убивать? – недоумевал сын. – Воры даже толком ничего не взяли.

– Это всё очень странно, сын мой, надо быть осторожнее. Нападают одни, а грабить с подводами и лошадьми будут чуть позже другие бандиты, – предположил отец.

– Это имеет смысл, – Николас изменился в лице.

– Николас?

– Отец, я вынужден тебя оставить, прости. Я чувствую, что должен сделать так, как подсказывает мое сердце. Постарайся найти укрытие на ночь. Мне видится, что это безопаснее, чем быть вместе со всеми. Увидимся позже.

Не выслушав ответ, он пришпорил коня и рванул по дороге со скоростью, на которую тот только был способен.

Отец тихо произнес ему вслед:

– Благословляю тебя, мой мальчик. Со мной всё будет в порядке. Слышать свое сердце не каждый умеет.

Николас скакал что есть силы, но только к вечеру догнал хвост усталой процессии, уходящей в закат. Люди, покинувшие город, остановились на ночлег, чтобы с первыми лучами солнца продолжить путь.

Он медленно ехал мимо повозок и костров, вглядываясь в пыльные, усталые лица. Искал и не находил. Отчаявшись, спешился, привязал коня к небольшой корявой оливе и уселся прямо на землю.

– Вы хотите воды? – звонкий девичий голосок вывел его из задумчивости.

Пред ним стояла именно та, кого он искал. Мысли о том, что опасность близка, моментально улетучились, он не верил ни в дружбу, ни в любовь, но ничего не мог поделать с трепещущим сердцем. Николас сказал:

– Звук твоего голоса нарушил мой покой.

– Я помешала отдыху? Вас зовут Николас?

– Да, – Николас встал на ноги и, взяв из рук Евы чашку с водой, жадно осушил ее. – Спасибо. Это то, что мне нужно сейчас. Ева, где твои родители? Здесь опасно находиться – на отставших от каравана напали.

– Пойдемте, я представлю вас отцу.

Когда они вместе подошли к повозке, возле которой сидела Кати́ и семья Евы, была уже глубокая ночь. Кислый дым от костров смешивался с горьким запахом ночных трав.

Кати́ даже присвистнула:

– Кого я вижу! Доброй ночи.

Николас учтиво поклонился.

– Папа, – обратилась Ева к отцу, – позволь представить тебе моего знакомого, Николаса.

– Присаживайтесь, друг мой, я вижу, вы из благородной семьи.

– Зависит от того, что вы подразумеваете под благородством, – ответил Николас.

Повисла тяжелая пауза, но затем отец Евы расхохотался:

– Мне определенно нравится этот дерзкий человек! Не будем всё усложнять, давайте ужинать.

На скатерти, расстеленной прямо на земле, и вправду были угощения.

– Папа, Николас говорит, на отставших было совершенно нападение, теперь и мы в опасности.

– Глупости какие, – ответил отец. – Нас охраняют верные солдаты, всё будет хорошо. Надеюсь, никто не пострадал? Их просто ограбили?

– Они мертвы, – просто сказал Николас, но именно эти слова, сказанные без пафоса, прозвучали в темноте ночи устрашающе.

– О господи!.. – запричитала мать Евы и поднесла платок к глазам.

– Здесь опасно, – предупредил Николас. – Нужно отойти в сторону и затушить костер.

– Вы так в этом уверены? Без огня на нас могут напасть дикие животные.

– Самое страшное животное сейчас – это человек, и он готовится к нападению.

Все с ужасом смотрели на Николаса.

Отец Евы расхохотался:

– Да полноте, друг мой, ну что за страшилки на ночь! Давайте есть.

Николас взглянул на Кати́ долгим взглядом, и она кивнула в знак того, что услышала его.

Позже, когда Николас, припав спиною к дереву, отдыхал, она подошла и, присев рядом, предложила:

– Поспи, я покараулю.

– А вы?

– Я днем дремала в повозке, не сильно клонит в сон.

– Вас что-то тревожит?

– Как тебе сказать… Мы ушли из города, который будет разграблен… На нас нападают головорезы… Наверное, ты прав: я обеспокоена.

– Хаким остался в городе?

Кати́ повернулась к Николасу, и он увидел ее глаза. Он уже знал ответ, поэтому слегка пожал ее дрожащую руку и сказал:

– Он справится, поверьте. Этот тип и не из таких передряг выбирался.

Судорожно вздохнув, она кивнула в знак согласия и улыбнулась.

– Ты приехал из-за Евы?

Неожиданно для самого себя Николас ответил честно:

– Да.

– Это и хорошо, и плохо, – загадочно ответила Кати́. – Лучше бы ты поберег ее.

– За этим я здесь, но, знаете ли, для хлопка нужны обе ладони.

– Поверь мне, вторая ладонь не против хлопка.

– Я вижу ее интерес, но это могут быть лишь девичьи грезы. Она напридумывала себе бог знает что, но я не ее герой.

– Может, это и так, однако ты здесь, – сказала Кати́ и уже собралась встать, как оба – она и Николас – напряглись, услышав странный шорох.

Странные тени мелькали позади деревьев и сухого кустарника.

Николас прижал палец к губам. Кати́ испуганно на него посмотрела.

Он неожиданно громко произнес:

– Ну все, дорогая, кажется, тихо и безопасно, ложимся спать! – и совсем шепотом добавил: – Вы ездите верхом?

Кати́ кивнула.

Еще тише, в самое ухо, он приказал:

– Как только начнется, бегите к лошадям, скачите обратно в сторону города. Не в горы – там засада.

Кати́ кивнула и, смущаясь, попросила:

– Можешь ослабить мой корсет? Я так наелась за ужином, что если придется бежать или скакать, то задохнусь раньше, чем меня убьют пираты.

Николас не умел обращаться с женскими нарядами, но всё-таки работал с тканями. Превозмогая неловкость, он трясущимися руками кое-как ослабил шнуровку, благо она находилась сверху, а не как в зимнем варианте – под несколькими слоями ткани.

– Вы что тут такое вытворяете? – гневное шипение Евы буквально взорвало пространство.

Николас инстинктивно прижал Еву к себе и закрыл рот ладонью, повернув голову девушки так, чтобы она увидела, что происходит.

Тем временем уже стало очевидно, что между повозками мелькают вооруженные люди с лицами, закрытыми платками.

Ева глубоко вздохнула.

Николас тихо прошептал ей в ушко:

– Вот именно.

Они замерли.

Вот так, держа это маленькое тело в руках и зажимая рот, чувствуя еще по-детски чистый, свежий запах, Николас готов был сидеть до утра. Он продолжал обнимать Еву, осторожно погладил ее по голове, успокаивая, и она крепко вцепилась в обнимающую ее руку.

Раздался резкий свист – сигнал к началу нападения. Тени метнулись, и разом раздались крики, полные боли. Кати́ рванула к лошадям. Николас бросился за ней, перекинув Еву через плечо. Посадив девушку на коня, он пустился галопом, даже не оглянувшись, смогла ли Кати́ присоединиться. Ей пришлось запрыгнуть в седло по-мужски, чтобы догнать Николаса с Евой. Беглецы скакали во весь опор, и только когда отблески костров и крики затихли вдали, Николас позволил коню пойти тише.

Они продолжали ехать бок о бок в полном молчании. Наконец Николас остановил коня и помог Еве спрыгнуть на землю.

– И что теперь? – спросила Кати́.

– Нет смысла возвращаться обратно, – ответил он.

– Но и в городе нам нечего делать.

Ева, будто очнувшись от забытья, дернула Николаса за рукав:

– Но моя семья… Мы так быстро убежали.

– Ева, – Николас наклонился прямо к ее лицу, – с ними всё будет в порядке. Но возвращаться опасно. Попробуем придумать, что делать. Хорошо?

– Я думаю, что самое небезопасное место может стать убежищем, – сказала Кати́.

– Что имеете в виду?

– «Плавучий сундук». Вряд ли французы подумают что-то искать на корабле, который, судя по его виду, сел на мель уже лет десять назад.

– Это сумасшествие.

– Возможно, но пока в городе тихо, можем попробовать найти Хакима и хотя бы переночевать.

– Кати́, ты опять за свое! – Николас явно рассердился.

– Я-то за свое, а у тебя-то кто сейчас в руках? – парировала Кати́.

Ева робко встряла в их спор:

– Друзья, вы… сейчас о чем?

– Ни о чем, – ответили они хором и отвернулись друг от друга.

Николас с глубоким вздохом подытожил:

– Кати́, ты права, попробуем найти Хакима.

– Да что его искать? Пьет свое аликантино в одиночестве.

Это оказалось совершеннейшей правдой. Таверна даже не была закрыта, да и зачем человеку, живущему по прихоти пунического демона, закрывать дверь.

Когда троица ввалилась, Хаким читал при свете пасхальной свечи, большой, белой, праздничной. Она освещала ему страницы Корана. Более парадоксального зрелища в конце XVII века и представить было нельзя.

Ночь прошла более или менее спокойно. Уставших женщин отправили спать в комнаты на втором этаже. Они могли бы заночевать в разных комнатах, но Ева так умоляюще посмотрела на Кати́, что та улеглась, не раздеваясь, рядом с ней. Обнимая дрожащую подругу, успокаивая, уснула сама.

Хаким, видя, что Николас никак не может уснуть, предложил партию в шахматы.