Я кивнула; соседка выглядела сонной: растрепанные волосы, накинутый на домашнюю одежду халат, тапочки, немного смазанная тушь.

– У вас случайно нет ключей от моей квартиры? Я не знаю, куда делись мои.

– Да, есть! Когда вы уезжали к родственникам, я поливала ваши цветы. Не хочешь зайти на чай?

– Давайте зайду, я никуда не тороплюсь.

– Хорошо! Мне нужно лишь отнести эти булочки соседям снизу, – подмигнула мне Галя. – Они просто обажают выпечку, а я в этом мастер!

Галина открыла металлическую дверь, и я прошла в небольшой коридорчик; в квартире было очень светло и уютно, несмотря на старую мебель и маленькую жилплощадь.

Я сняла куртку и повесила на крючок, разулась, оставила рюкзак у входа и пошла на кухню. Присела за круглый бежевый стол, стала ждать Галину. Пока ее не было, я решила оглядеть комнату: походила из стороны в сторону, разглядела фотографии на стене. Около окна, на подоконнике, стояла стеклянная баночка, а в ней был пепел и сигареты. Невольно я скривилась: ужасный запах исходил от этой баночки, но не распространялся на всю кухню.

Я услышала, как захлопнулась металлическая дверь. Запыхавшаяся соседка прибежала на кухню и поставила чайник на плиту.

– Присаживайся, что стоять-то, – сказала Галина.

Я вновь присела за стол и снова рассмотрела интерьер. Кухня Галины была оформлена в морском стиле: голубые, синие, бирюзовые тона; элегантные, но одновременно простые приборы, чашки, тарелки; панорамные окна; картины в деревянных рамах с завитками. Глаз зацепила яркая картина. На ней изображен шторм, алый закат и несколько путников на остатках корабля. Галина встала около плиты, достала все возможные вкусности и положила на стол, а затем спросила:

– Что случилось с тобой и родителями?

Я оторвала глаза от картины «Девятый вал». На деревянной раме с завитками было написано название и автор. Рама была непросто с завитками; в дереве были вырезаны часы: наручные, настольные, с кукушкой, и современные. Вся композиция дополнялась часовыми стрелами самых разных завитков и форм.

– Нравится картина? Или рама? – ухмыльнулась соседка.

– И то, и другое.

– Дизайн картины напоминает мне о времени. Что оно быстротечно, и его нельзя остановить.

– Время – это всего лишь иллюзия.

Галина снова ухмыльнулась и вскинула брови. Развернулась ко мне спиной, достала две кружки, чай, сахар.

– Я бы спросила, какой чай ты любишь, но помню лучше тебя, что зеленый, – усмехнулась она.

– Мне все равно, какой чай пить. Главное, чтобы беседа была хорошая.

Я улыбнулась; жаль, что соседка не видела эту улыбку. Что сказать, если меня хотят подколоть, я усмехнусь в ответ.

– Ты так и не рассказала, что с вами случилось, – заметила Галя, сменив тему.

– А что помните вы? Куда мы уезжали? Когда?

– Я помню, что вы уезжали в начале февраля. Прошел месяц с того момента. Вы ехали к Рининым родителям, и должны были пробыть у них две недели.

– К Рининым?

– Да, твою мать звали Рина. А отца – Максим.

– Этого мне даже Вика не рассказывала, – удивилась я.

– Вика? Мать твоего друга? Она приходила к тебе?

– Да, часто. С ней очень здорово! Она столько всего мне рассказала!

– Как бы она неправды тебе не наговорила, – нахмурилась Галя.

Я замолчала. О чем она говорит? Даже представить не могу, что такой человек, как Виктория, может меня обмануть. Обмануть насчет моего прошлого!

– О чем вы говорите?

– Виктория может быть не той, за кого себя выдает. Впрочем, я считаю ее слишком строгой и самовлюбленной.

– Вы неправильно считаете, – надула щеки я.

– У всех есть право считать так, как показывает собственный опыт.

– Сплетни – это тоже собственный опыт? – выгнула бровь я.

– Хватит ненужной болтовни! Расскажи, что с тобой случилось. – вспылила Галина. Похоже, что моя последняя фраза ее разозлила.

Я закрутила прядь кудрявых волос на пальце. Чайник закипел, и свисток на носике засвистел громче, чем любые звуки, которые я помню. Соседка выключила плиту, взяла прихватку и налила чай в кружки. Поставила их на стол; из бирюзовой кружки шел ароматный пар; кажется, пахло мятой.

– Мы попали в аварию, и родители не выжили, а я потеряла память, – сказала я.

– Тебе, должно быть, очень грустно, – задумалась Галина. – Но ничего страшного: все, что не убивает, делает нас сильнее.

– Типичная фраза, ее знает каждый.

– Популярность не делает ее лживой.

Соседка шумно сделала глоток чая. Побарабанила пальцами по столу, беспокоясь. Она открыла один из бежевых ящичков; в нем лежали свечи для тортов, различные трафареты для выпечки и печенья, пачка сигарет и несколько зажигалок. Галина взяла одну сигарету и зажигалку, зажгла конец сигареты и отвернулась в сторону форточки.

– Вы курите? С каких пор?

– С тех самых, когда потеряла семью. Ах да, ты ведь не знаешь: мой муж покинул меня, когда мне исполнилось сорок пять лет. С тех пор я живу одна, остальные мужчины мне не нравятся. Сигареты – единственное спасение в этой жизни. Они спасают меня от боли.

– В мире миллионы сигарет, но не все спасают от боли, – заметила я

– Что ты хочешь этим сказать?

– Хочу сказать, что зависимость не помогает и никогда не поможет справиться с болью. Вы просто привыкли думать, что жизнь полна несчастий и единственный выход – тратить здоровье на хоть что-то, пусть и на всякую гадость. Ваша боль – это лживые убеждения. Единственное, что делают сигареты – убивают. Жестоко убивают! А Вы слепо верите, что всё хорошо и получаете удовольствие от собственных плохих мыслей. А это точно не спасёт от вечного одиночества.

– А ты умнее, чем кажешься.

– А вы глупее.

Галина усмехнулась, выдохнула очередную порцию едкого дыма в форточку. Слышно тиканье настенных часов. Я решила, что через пятнадцать минут я возьму ключи от своей квартиры и уйду. Мне еще нужно поискать документы и фотографии в семейном архиве. Галина продолжала выдыхать дым в форточку, задумавшись. А затем спросила:

– Сама-то хоть раз курила, м?

– Не-а. Только проблем с легкими не хватало; даже если курила, я об этом не помню.

– Если бы ты курила раньше, сигареты и едкий дым вызвали отклик у тебя в душе. Так всегда происходит, когда ты видишь или слышишь то, что нравится. Ты это чувствуешь.

Все-таки, моя соседка какая-то странная. С одной стороны, она курит, страдает по покойному мужу, живет в одиночестве, а с другой – хорошие вещи говорит, выпекает вкусности. Галина наблюдала за моим выражением лица; точнее, какое впечатление на меня производят ее редкие фразочки.

– Я прекрасно понимаю, каково это – терять близких. Но не иди по моим стопам, нужно жить дальше, – усмехнулась она.

– Да, но я не знаю, как жить дальше.

– А что ты собиралась делать, когда тебя выпишут из больницы?

– Я должна была собрать вещи и ехать к бабушке, – грустно ответила я. – К той самой, которая знать обо мне не хочет и при первой возможности избавится от меня.

– Это тебе Вика рассказала?

– Я сама так думаю.

Повисла неловкая пауза. Этот момент на морской кухне соседки словно длился вечность; Галина думала, крутив на пальце локон волос, а я рассматривала чаинки на дне кружки, мешая их ложкой. Они собирались в дружный танец, и ходили по кругу.

Внезапно соседка решила нарушить тишину:

– Может, мне тебя удочерить?..

От такого неожиданного предложения я спрятала взгляд в кружке. Даже если я соглашусь, это так странно: почти незнакомая женщина (которая, возможно, меня не так хорошо знает) предлагает удочерить меня и взять ответственность на себя. Думаю, что для меня хуже уже не будет. Я согласилась, и Галя очень обрадовалась. Да и ей хорошо: не нужно сидеть в вечном одиночестве. Я еще сотню раз просмотрела этот момент у себя в голове. Чем я думала? Но что ни делается – все к лучшему, верно?

Жаль, что тогда я не задумывалась, какую ужасную ошибку совершила.

6

День тридцать третий.

После разговора с Галей я пошла в соседнюю квартиру. Мы с Галей договорились, что удочерение обсудим позже, а я вернусь домой и отдохну от стресса за последний месяц.

Я зашла в квартиру моих родителей; моей семьи. Я открыла дверь, и в нос ударил запах кофе. Грустно возвращаться в опустевший дом. Здесь остались вещи хозяев: книги, халаты, тапочки, ежедневники… только людей уже нет. Дом – это когда при виде вещей, мебели, при чувстве запаха, который есть только у твоего дома, возникает родное чувство. Ты словно оказался в том месте, которое искал всю жизнь. И, когда ты нашел свое место, ты становишься счастливым.

Жаль, но у меня все далеко не радужно: в доме было пусто. Запах, вещи, интерьер остались такими, какими были. Но теперь это не родное место. Здесь не появляется чувство родного, того, что отзывается мягким светом и надеждой в душе. Появляется лишь тяжелая тоска и печаль, словно кто-то выключил свет. Источник света и смысл его искать потерян. Столько произошло в этой квартире: помню, как мы только заехали, и это были ледяные и серые стены. Но спустя несколько месяцев и перерывов мы сделали из холодных и бездушных стен настоящий уютный уголок, где нет места злости и обидам.

Казалось, что ничего не изменилось; но я точно знала, что как раньше же не будет. На крючках висели куртки, кофты, под ними стояла обувь. Я подошла к зеркалу и тумбочке: на ней стояли духи, различная косметика, бумажки, вроде списка покупок или задач на день. Я вдохнула аромат духов; и сразу вспомнилось что-то родное, доброе… Похоже, что этими духами пользовалась мама.

Я прошла в гостиную; часть комнаты отделялась нитяными шторками, а за ними стояла огромная кровать, туалетный столик и комод-гардероб. Мне очень хотелось рассмотреть вещи родителей, но больше хотелось поискать документы и блокноты. Один из маленьких черных блокнотов я нашла на полке в гостиной; на обложке были записаны имя и фамилия моего отца, а сам блокнот был заполнен задачами, телефонными звонками, встречами. В ящиках тумбочек и шкафов было очень много бумаг; а один раз я нашла альбом с фотографиями. Я присела на диванчик, открыла альбом. В самом начале были черно-белые фотографии; на них были изображены дети. Все девочки на фото были в сарафанах, огромными бантами и красивыми косичками, хвостиками; мальчики были в чем-то, похожем на костюм; рубашки, брюки. Все дети построены в ряды, а выше, в середине верхнего ряда, стоит женщина. На обратной стороне фотографии написано: «Первый «А» класс, третья школа.» Теперь мне стало понятно: на этой фотографии кто-то из мои родителей в первом классе. Мне стало очень стыдно! Посмотреть на фото своего родителя в первом классе, и даже не догадаться, кто из детей твоя мать или твой папа. Я ведь их даже не помню…

Тогда я продолжила листать фотографии: свадьба моих родителей, бабушки и дедушки, счастье и улыбки на каждой фотографии. Мое рождение: мама держит меня на руках, а рядом стоит папа с букетом цветов. Все так рады, когда я появилась на этот свет; столько счастья вселенная подарила мне при рождении. Похоже, что радости при рождении слишком много, поэтому вселенная решила забрать главное мое счастье. Людей, которые меня любили. И я их любила. Сейчас люблю больше, чем когда-либо. Жаль, что больше всего любви ты хочешь подарить, когда жизнь отбирает все радости…

Жизнь – боль.

Я продолжила рассматривать фотографии. На альбом уже капал соленый дождь, а каждое изображение вызывало тяжесть на сердце. Вот я маленькая – сижу у папы на руках; на фоне природа, сзади отца несколько людей сидят на пледе; похоже на пикник. Рядом протекает речка, а по белым одуванчикам можно определить, что это июнь.

Вот еще одна фотография: мой день рождения. Я задуваю свечу на торте; свеча – цифра «5», торт с кремом, на нем изображены знаменитые феи с крыльями. На моем лице сияет улыбка. Будет ли теперь все так хорошо? Я посмотрела на обратную сторону фотографии, написано число и подпись: «Нашей Диле пять лет. 25.08.»

Я решительно закрыла альбом. Не хочу больше мучать себя этими фотографиями. Продолжила искать хотя бы одну телефонную книжку, блокнот, или хоть что-то, связанное с другими родственниками. Мне удалось найти телефонную книжку отца; она лежала на поверхности, а номера в ней были разделены по категориям, вроде: «Родственники» или «Коллеги». В колонке «Родственники» я нашла надписи «сестра», «теща», «сестра Рины», и еще множество номеров. Я судорожно набрала номер сестры отца.

Послышались долгие гудки; кажется, они длились целую вечность. Я долго ждала, пока мне ответят. Гудки, гудки, гудки. Когда надежда на ответ уже пропала, трубку взял незнакомый, грубый мужской голос.

– Алло, да? – сухо сказал он.

– Здравствуйте, я Диля Варфоломеева, у вас таких не найдется? Я ищу сестру своего отца.

– Прости, девочка, но ты ошиблась номером. Не звони сюда больше.

– Но нет, постойте! – прикрикнула я. Но звонок был завершен.

Тогда я позвонила еще раз, и еще, и еще. Мужчина даже не объяснил мне ничего, а я ничего не узнала. Я звонила и звонила, и гудки шли с каждым разом все медленнее. Я не могла просто так сдаться, ну не могла! Но звонок стали сбрасывать, и я уже точно ничего не узнаю.

Тогда я решила позвонить на номер моей бабушки. Мамина мама – у папы записана как «теща», а рядом «(Анна Николаевна)». Я снова набрала номер, послышались гудки. Я уже скрестила пальцы в надежде, что хоть кто-нибудь возьмет трубку. Но железный голос автоответчик лишь промолвил: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа.» Я отбросила телефон на кровать; я сдалась. Пора смирится с тем, что я могу остаться одна. Сейчас я не одна: у меня есть тетя Вика, Галя, но даже они не так хорошо знают и понимают меня, как родители. Кажется, я должна смирится с тем, что родителей больше нет. И остальным родственникам все равно.

Я прислонилась к стене, и по щекам снова полились слезы. Я обязана пережить весь этот ужас, просто обязана. Хотя бы ради себя. Глаза стали слипаться, от усталости уже нет сил на слезы. Я легла на кровать родителей, усталость взяла свое, и я уснула.

7

Все тот же, тридцать третий день.

Я проснулась вечером, когда за окном уже было темно. Часы на телефоне показывали 20:34; я проспала почти весь день. Я чувствовала себя лучше, чем до этого. Я встала с кровати, сделала небольшую зарядку и прибралась в комнате. Мне нужно было чем-нибудь заняться, и я пошла на кухню; включила свет, поставила чайник. Интересно, а какие памятные вещи есть здесь?

На холодильнике висело множество магнитиков из стран, обычные круглые магниты закрепляли списки, рецепты, фотографии. На фото – моя семья, я, праздники. Пока чайник не закипел, я прибралась; выбросила всю еду, которая испортилась за этот месяц, помыла посуду.

За эти несколько часов я прочувствовала, как же трудно жить одной. Все хозяйства сразу на тебе: уборка, посуда, обед и ужин, покупка продуктов, деньги для закупки продуктов. Чуть позже я должна обговорить удочерение с Галей и найти нужные документы, а пока я просто попью чай. Скорее бы найти больше информации о себе, о своем прошлом. Надо бы заглянуть в свою комнату. Может, в ней я найду самую важную информацию о себе, или незначительную, но все же. Зачем гадать, если можно встать и сделать?

Но точно не сейчас. Меня тяготило ощущение того, что я раньше жила в том доме. И в глубине души был страх: вдруг мое прошлое окажется не таким, каким я его представляю? Вдруг меня не любили в этой семье, а все доброе отношение сейчас – всего лишь обман? А если я окажусь плохим подростком, неблагодарной дочерью или чего похуже? Что, если… ах да, я напишу об этом завтра. Сейчас я допиваю чай на чистой кухне и мне снова хочется спать.

Пока есть чуть энергии, расскажу, что это и куда я это пишу.

Я отрыла новый блокнот в своем рюкзаке. Я брала его в дорогу; может, я собиралась писать заметки в поездке? Или собирать гербарий? Кто меня знает? Сейчас я знаю себя хуже, чем кто-либо другой. Впрочем, из блокнота я решила сделать дневник чувств. В него я буду записывать все свои мысли, чувства и предположения. Признаю, что выговариваться мне некому, поэтому буду мучать бумагу своими мыслями. И каждый день буду записывать сюда разные штуки, цитаты, мысли, планы и так далее. Сейчас главная цель – выспаться. Завтра утром поговорю с Галей, и мы вместе оформим документы. Останется только следовать ее указаниям, потому что я сама в удочерении и документах не разбираюсь. А сейчас на часах 02:26. Спокойной ночи, дневник.

8

Прошло несколько дней. Галя удочерила меня; теперь она официально моя мать. Я хотела сообщить радостную новость Вике, но Галя сказала, что мы встретимся в парке. Сейчас мы прогуливались как раз среди маленьких деревьев, около лавочек и людей.

Галя мне рассказала, почему она не любит тетю Вику. Хотя мне она очень нравится! Потому что только она пришла в трудный момент на помощь. Галя Вику просто ненавидела: она плохо готовит (Галя прекрасно печет, и ей не нравятся люди, которые не занимаются тем, чем она); Вика много рассказывает, а это лишь напрягает мою мать. А еще произошел случай, когда Галя встретила своего мужа и Вику в не очень хорошем положении. К слову, у обоих этих сплетниц мужья погибли, и этим они похожи.