– Нет? Тогда, что ты собиралась делать, мышка? Убегать? Воровать? – Ашер обходит меня и движется в сторону выхода. – Впрочем, уже неважно. Пошли. И ещё раз повторять не буду. Либо ты выйдешь отсюда со мной, либо я выйду один, но загляну в гости перед возвращением к Тобиасу.

Каждое сказанное им слово достигло цели и сломало что-то.

Тело отказалось подчиняться, хотя разумом я поняла, что иного выхода у меня нет. Всё, что я пыталась придумать до этого… ничего не поможет.

Ашер замер возле двери и обернулся с легким прищуром в глазах.

Я же поняла, что если сейчас переступлю порог этого дома и уйду с ним, то потеряю остатки себя.

Первый шаг дался с большим трудом, словно я вновь оказалась в болоте. Второй уже легче, а третий… даже не почувствовала, понимая, что нельзя вечно оттягивать неизбежное.

Прошла мимо него и вышла, видя его машину возле дома.

Я открыла дверцу и села вперед, ожидая, когда ликтор сядет за руль.

Даже в мыслях не засел вопрос, почему он приехал на машине. Сейчас на это плевать.

Я лишь подумала о том, что ждет дальше.

Возможно, стоит просто отключиться в этот момент… так должно быть легче. Но я не умею делать нечто подобное, не могу абстрагироваться.

Мы едем минут пять, когда останавливаемся возле знакомого здания, до которого я случайно дошла несколько дней назад.

Дом, где работает Рэйна и Макс.

Когда я вижу, как туда заходит один из ликторов, то замираю.

– Выходи, – велит Ашер.

Дальше действую на автомате, касаюсь ручки двери, чтобы открыть её, и выхожу.

Наверное, ликтор понимает, что дальше я сама себя не заставлю сделать и шагу, поэтому берет за кисть и ведет прямо внутрь этого дома.

Когда мы оказываемся внутри, то я слышу музыку. Она звучит в меру громкости, но повсюду.

Я вижу довольные лица ликторов, которые располагаются на множествах диванах здесь, а рядом с ними стоят столики, где в бокалы налиты какие-то напитки.

Это холл или что-то такое, потому что дальше пространство расширяется и теперь вижу все больше похожих диванов и столиков. А ещё шесты. Они расположены почти возле каждых столиков, и возле них танцуют полуголые девушки. Свет приглушенных ламп играет на блестящей коже танцовщиц, создавая ощущение не то сна, не то кошмара.

Запах алкоголя и чужих духов навязчиво въедается в нос.

Чувство тревоги продолжило нарастать по мере того, как мы стали продвигаться в центр. В животе неприятно засосало.

Пробираясь между столиками, стала ловить на себе оценивающие взгляды. Взгляды, полные похоти и усталости.

Меня замутило.

Мы вышли из холла, оказываясь в узком коридоре, после прошли по нему и стали подниматься по лестнице, чтобы по итогу оказаться на третьем этаже.

Я заметила что-то похожее на ресепшен и девушку, находящуюся за ним.

– Мистер Тернер!

– Клара, – кивнул ей ликтор, – это Эйвери. Новенькая.

– Да? Показать ей всё? – она выдала мне улыбку, будто всё нормально.

– Не нужно. Я сам.

Мы прошли мимо неё, вновь идя по коридору, но уже более широкому. По бокам видны двери… и слышны за некоторыми из них стоны.

Страх пронзил до кончиков пальцев.

Мы прошли до самого конца, чтобы оказаться в полукруглой комнате, где оказались лишь трое других ликторов. И не одной девушки.

Когда я встретилась с каждым из этих ликторов глазами, то поняла, что все они мне знакомы.

Да. Все они были тогда в лесу.

Дэни, а остальных двух не знаю.

Когда дверь за нами автоматически закрылась, то пространство погрузилось в полнейшую тишину.

Внутри образовался тугой узел, когда я поняла, что это конец.

Дэниэл выдохнул дым от сигареты и затушил её, бросив окурок в пепельницу. Сделал глоток чего-то темного из своего стакана, смотря на меня.

Ашер обошел меня и сел в одно из кресел, расстегивая две верхние пуговицы своей формы.

– Познакомьтесь, это Эйвери. Она теперь вместо Рэйны. – Ашер махнул в мою сторону и тоже налил себе в стакан какую-то жидкость. – Эйвери, с Дэни ты уже знакома. А это Ноа и Хант, – лицо Ноа мне знакомо, а Ханта в прошлый раз видела только с затылка. – Но все они тебе и так уже знакомы, да? Эйвери любит совать нос не в свои дела, поэтому вы, парни, уже пересекались с ней, хоть и не видели её тогда.

– О чем ты? – спрашивает Ноа.

– Эйвери со своим милым братом видела, как я беседовал тогда в лесу с нашим общим другом.

Стоит Ашеру это произнести, как взгляд Ноа вновь возвращается ко мне.

– Но Эйвери уже скоро покинет Анклав, поэтому нам не о чем волноваться, – продолжает Ашер, – перед этим она нас успеет развлечь.

Ашер встал, чтобы снять с себя плащ, оставшись только в форме. После вновь сел, откинувшись на спинку кресла.

– Раздевайся.

Приказ прозвучал более, чем отчетливо, но я не пошевелилась, чувствуя, как кровь застыла в жилах.

Мой взгляд оказался прикован к его лицу – холодному, безжалостному, словно высеченному из камня.

В горле пересохло, и я не смогла произнести ни слова. Страх парализовал меня, превратив в безвольную куклу. Я почувствовала, как по спине пробегают мурашки, а сердце бешено колотится в груди, готовое вырваться наружу.

Он ждет. Молча и неподвижно, словно хищник, выслеживающий свою жертву.

Не могу. Я не могу этого сделать.

Я не сдвинулась с места, никак не среагировала, лишь руки затряслись сильнее. И на эту дрожь обратили внимание все четыре ликтора. Люди, в которых, по всей видимости, не осталось ничего человеческого.

Эллиот ошибся. На первом месте должны быть ликторы. Они хуже пожирателей.

– Эйвери… – его голос раздался, будто сам дьявол заговорил со мной. Такой обманчиво спокойный и тихий.

– Нет, – это слово вырвалось из глубины души.

– Нет? – Ашер выгнул бровь. – По-моему, мы уже это обсуждали.

Я бросилась к двери, понимая, что это единственный мой шанс. Да. Глупо. Но когда ты думаешь о собственном спасении, то часто поступаешь глупо, ведь мыслишь только о том, как выжить. А я хочу жить. После того, что Ашер задумал… боюсь я не смогу жить.

Я дернула ручку двери, но она не поддалась, отказываясь открываться.

Попытки открыть не оставила, надеясь, что случиться какое-нибудь чудо.

Когда поняла, что это бесполезно, то прислонилась лбом к холодной металлической двери и почувствовала, как слеза одна за другой покатились по моему лицу.

Я обернулась, смотря на них, как затравленный зверь и увидела в их глазах лишь что-то напоминающее интерес.

– Чтобы ты делала дальше? – спросил Ашер. – Ну, сбежала бы. Думаешь, у нас не получилось бы отыскать и притащить обратно?

– Не похоже, что она хочет здесь находиться, – вдруг сказал Хант, который до этого молчал.

– Эйвери просто стесняется. Да?

Я взглянула на него так, чтобы он захлебнулся тем, что сейчас пьет.

Ашер усмехнулся, а Хант встал.

– У меня не так много времени, поэтому я не буду тратить его на подобные спектакли. Такие игры нравятся тебе, Ашер, но не мне, – ликтор вышел из-за стола и остановился рядом, смотря на меня сверху вниз.

Хант ничего не сказал, лишь молча вышел, когда я хотела кинуться вслед.

– Он всегда через чур серьезен, – Ашер закатил глаза. – Оставьте меня наедине с Эйвери, раз уж один из нас ушел. Так менее интересно.

– Смотри, не заиграйся, – кинул странную фразу, которая мне совсем не понравилась, Дэни, и они с Ноа тоже ушли.

И вот. Мы остались с ним наедине. И я не знаю, что хуже. Когда здесь было четыре ликтора или когда остался только один.

– Не думай, что Ханта растрогали твои слёзы, мышка. И не думай, что он решил спасти таким образом твое положение. Ему плевать, как и остальным.

Ашер достал из кармана капсулы лекарства и положил их на стол. Ровно пять штук.

– Смотри. Это то, что не дает тебе стать пожирателем, то, что сдерживает вирус в твоем организме. Ты борешься за это, как и другие.

Ашер взял одну из капсул и сломал её пополам, чтобы высыпать содержимое и смешать с пеплом от сигарет.

– Минус одна капсула за непослушание, – произнес он и взял вторую, чтобы сделать тоже самое. – Минус вторая за то, что из-за твоей нерешительности ушли другие ликторы.

– Что ты делаешь? – озвучиваю вопрос, понимая, что он уничтожает лекарство. То, что может кому-то подарить лишние дни жизни.

– Третья. – Ашер прокрутил её в своих пальцах и взглянул на меня. – Даю тебе шанс. Их осталось всего три, и зависит только от тебя, уйдешь ты сегодня с пустыми руками, но на своих условиях. Или… уйдешь с кафоликоном, которого осталось три капсулы, но на моих условиях. Каждое твое сопротивление, попытка – минус одна капсула.

Здесь нет ни единого предмета, который мог бы сгодиться за оружие. Но даже если бы оно и было, то не факт, что помогло.

Я смотрю в его прищуренные глаза, в которых вижу интерес. Он действительно любит играть, как выразился тот Хант.

Страх и сомнения борются во мне, я обдумываю слова ликтора, за которые мне хочется убить его.

Как же я ненавижу Ашера.

– Что выбираешь?

Молчу. Всё внутри противится этому человеку. Его словам.

Ашер сжимает капсулу с кафоликоном, и я слышу, как она лопается, а её содержимое оказывается на руке ликтора и в пепельнице, куда он стряхивает всё содержимое.

– Осталось две.

Я вздрагиваю, когда он берет четвертую капсулу и качаю головой, сжимая кулаки.

Думаю о брате. О том, что это даст нам немного времени. Совсем немного, но за которое мне удастся что-то придумать. Да… я обязана буду придумать.

Как только Ашер переводит взгляд на эту капсулу, то я быстро произношу:

– Стой.

Мы вновь смотрим друг другу в глаза.

– Хорошо, – выдаю согласие.

– Раздевайся.

Нервы бьют, когда я подношу дрожащие пальцы к своей одежде.

Медленно, словно во сне, касаюсь пуговицы на кофте. Пальцы дрожат сильнее, и мне требуется несколько долгих секунд, чтобы ее расстегнуть. Каждая пуговица дается с трудом, словно я совершаю смертный грех.

В комнате повисает зловещая тишина, нарушаемая лишь моим учащенным дыханием и стуком сердца.

Ликтор не шевелится. Его взгляд прожигает насквозь, словно лазер.

Хочу сделать это быстрее, чтобы скорее уйти отсюда, но не могу.

Тело отказывается подчиняться.

Когда последняя пуговица оказывается расстегнута, кофта соскальзывает с моих плеч, падая на пол бесформенной грудой ткани. Дальше я разуваюсь и снимаю с себя джинсы, оставаясь только в нижнем белье.

Дрожу уже всем телом, ощущая прохладу воздуха.

Он никак не меняется в лице.

– Дальше.

Я надеялась, что на этом всё закончится, вернее, успела на это понадеяться.

Коснувшись застежки на лифчике, то произношу сквозь зубы, вкладывая в эти слова всё то, что испытываю:

– Ненавижу. Я ненавижу тебя.

Сняла лифчик, чувствуя, как соски моментально затвердели из-за прохлады, а лицо залила краска.

Я соврала. Ненавижу не только его, но и себя. За то, что подчинилась, за то, что испытываю стыд перед этим человеком, что он заставляет меня испытывать всё это.

Оказавшись через минуту полностью нагой, тут же захотелось прикрыться руками, да хоть чем-то, но я лишь замерла, продолжая смотреть на него и желая, чтобы он сдох.

Время вокруг на эти мгновения словно замерло.

Это впервые, когда меня кто-то видит голой. За исключением того, что было в Грёзе.

Ашер неспешным взглядом изучает моё тело, продолжая сидеть на том же месте.

Я прикусываю щеку изнутри до момента, пока не ощущаю кровь, но даже тогда не останавливаюсь. Это отвлекает, хоть совсем и немного.

Жду хоть каких-то слов или действий с его стороны, но этого не происходит, что только сильнее нервирует меня.

Мысли мечутся одна к другой. Для чего ему это нужно? Чтобы показать свою власть? Чтобы унизить меня? Вероятно, окажись я в другой ситуации, то попыталась бы найти ответы на эти вопросы. Сейчас мне плевать, и я корю себя за подобные вопросы. Я не должна анализировать его и не должна стараться понять. Ашер Тернер просто больной, пора принять этот факт.

Внезапно он встает с кресла и делает несколько шагов вперед, останавливаясь в одном небольшом единственном от меня.

Сердце замирает, и я всё ещё не могу смотреть своему страху в глаза, поэтому прикрываю их, готовясь к худшему.

Но ничего не происходит.

Чувствую лишь его дыхание на своей коже – холодное.

– Открой глаза.

Очередной приказ, которому сейчас не смею противиться.

Ликтор стоит вплотную ко мне, но не касается. В его глазах больше нет холода. Там лишь… пустота. И это оказывается гораздо страшнее.

– Запомни это, – его голос звенит прямо в ушах. – Запомни всё то, что испытала сейчас. Весь стыд, унижение и всю ненависть.

– Для чего? – сдавленно произношу я.

Ашер не отвечает, когда я понимаю, что ещё чуть-чуть и больше не смогу. Я не могу всё это больше чувствовать.

Дверь сзади пытаются открыть, слышу, как дергается ручка, а затем звучит голос:

– Ашер, открывай!

Зейн.

Крупинка надежды поселяется в сердце, когда в глазах Тернера замечаю лишь нечто темное, проскользнувшее на короткие мгновения.

– Уверен, что хочешь зайти? – его голос возвращается в привычную легкую манеру, и ликтор отходит, чтобы вернуться обратно в кресло.

По ту сторону Зейн замирает на долгие секунды, а после вновь пытается открыть дверь.

– Клянусь… если ты что-то сделал… Открывай. Иначе я сам выломаю эту дверь!

– Впустим его, мышка? – задает мне вопрос Ашер и допивает содержимое стакана до дна. – Думаешь, ему понравиться увиденное?

– Пошел ты.

Я посылаю его во второй раз в жизни, но это пока единственная атака, на которую я способна.

Ашер ухмыляется, когда дверь и правда, судя по звуку, пытаются выломать.

– Одевайся.

Стоит ему это только произнести, как я за половину минуты полностью одеваюсь, а ликтор за это время вновь подходит ко мне.

– Теперь у тебя чуть больше времени, – он протягивает в раскрытой ладони две капсулы кафоликона.

Мне не верится, что он готов их отдать, поэтому смотрю сначала ему в глаза, затем на ладонь, после ещё раз в глаза. Забираю так, чтобы случайно не коснуться его, хоть он и в перчатках.

Именно в этот момент дверь сзади выламывают, и появляется Зейн.

Сжимаю кафоликон в кулаке и оборачиваюсь.

Парень замирает при виде меня и другого ликтора.

В его глазах бушует настоящее пламя, которое готово здесь всё сжечь. Он быстро оценивает обстановку и изучает моё лицо, а после подходит, останавливаясь рядом, когда Ашер склоняет голову набок.

– Что он сделал? – тут же спрашивает Зейн, беря меня за руку и заставляя взглянуть в его глаза. – Он успел что-то сделать?

Я качаю головой, когда слышу чужую усмешку.

– Добро пожаловать, Зейн. Ты давно не был здесь, – говорит Ашер, и я чувствую, как рука Зейна в перчатке сжимает мою, и парень едва прикрывает своим плечом меня, переводя взгляд на другого ликтора. – Увы, самое интересное ты пропустил.

– Что ты сделал? – вероятно, Зейн мне не поверил.

Я смотрю на Ашера, замечая, как тот кидает быстрый взгляд на меня.

– Вероятно, Эйвери не рассказала тебе всей правды. Да, мышка?

Это прозвище заставляет вздрогнуть меня, но пугает совсем другое. То, что Зейн узнает, на что я согласилась…

Вдруг понимаю, что мне страшно увидеть в глазах Зейна разочарование.

Я не хочу, чтобы он знал. Кажется, это понимает и Ашер, ухмылка которого только становится сильнее.

– Какой правды?

– Тебе известно, что у неё почти закончился кафоликон? – задает следом он вопрос вместо ответа.

Взгляд Зейна перемещается на меня.

– Эйви? Это правда? – молчу, прожигая в Ашере дыру. – Почему ты не сказала мне?

– Вероятно, по той причине, что она не хотела тебя напрягать. Ведь ты и так многое сделал. Я прав?

Не могу совладать с собственной ненавистью, которая бьет уже через край, поэтому отхожу на несколько шагов назад, чтобы не сорваться и не сделать то у чего будут последствия.

Мне хочется швырнуть ему в лицо те таблетки, которые он дал мне ранее.

– Эйвери заняла место Рэйны.

Я морщусь, когда Ашер говорит это вслух, а Зейн замирает, обдумывая его слова, будто не может понять их смысл.

– Что? – спустя долгие секунды спрашивает Зейн. – Ты заставил её, Ашер. Для чего? Тебе что ли так скучно живется?

Как только парень произносит всё это, то смотрю на него широко распахнутыми глазами, не веря, что он ничего не спрашивает и не смотрит… так, словно я сделала нечто ужасное. Что согласилась на это.

– У нас был уговор. Не более. Она занимает место Рэйны, а я позволяю ей и мальчишке здесь остаться до тех пор, пока последний не поправится. И вдобавок даю кафоликон.

– Я могу ей дать кафоликон и без твоих условий.

– Что же ты этого не сделал, мистер доброе сердце? – вопрос действует, как удар, потому что Зейн хмурится. – Тем более, она уже согласилась.

Зейн оглядывается, вновь смотря на меня, и сейчас я вижу лишь жалость по отношению ко мне и злость, но по отношению к ликтору.

Я теряюсь в следующих событиях, так как не ожидаю ничего подобного.

Зейн резко достает свой пистолет и практически сразу же направляет его на Ашера. Звучит выстрел, но другой ликтор реагирует почти также молниеносно, отводя руку с оружием в сторону, поэтому пуля входит в стену. Следом Зейн бьет его в горло, вернее, у него почти это получается. Ашер успевает блокировать его удар, после звучит ещё один выстрел, и я вижу каплю крови, которая падает на пол.

Я не двигаюсь, видя, как Ашер бьет Зейна с такой силы, что последний отлетает к стене.

Откуда-то летит нож, и Тернер успевает отклониться в последний момент, поэтому лезвие едва задевает его плечо, разрезая ткань плаща.

Теперь они оба не шевелятся.

Наступает оглушительная тишина, но длится она мгновения, потому что на шум сбегаются другие люди.

Вижу, как Зейн морщится, вставая и отряхиваясь, будто его только что не швырнули с такой силой, что даже осталась вмятина в стене.

Другие ликторы лишь также смотрят, но ничего не предпринимают.

Ашер прослеживает за тем, как Зейн идет в мою сторону и останавливается рядом. Он не выглядит удивленным или злым, скорее… радостным, что никак не укладывается в моей голове.

– Твой договор с Эйвери аннулирован.

– С чего бы это?

Зейн молча кивком головы указывает ему на руку, и я тоже смотрю. На две раны, одна от пули, которая едва задела его, а вторая от пореза ножа. Из обеих сочится кровь.

Ашер прикасается пальцами в перчатке до своей раны и смотрит на кровь, чтобы после улыбнуться.

Почему он улыбается?

– Боюсь, тут это правило не работает, Зейн.

– Не смей её больше сюда приводить, – Зейн не обращает внимание на его слова, а берет меня за руку и уводит отсюда.

Мы пробираемся сквозь толпу, которая смотрит на нас и на Ашера, взгляд которого чувствую затылком.

Мы спускаемся вниз, и никто не смеет остановить Зейна.

Когда оказываемся снаружи, то он так и не отпускает меня, а ведет к ближайшей машине. Её здесь не было, когда мы подъехали с ликтором.

Мне приходится чуть ли не бежать за Зейном, так быстро он идет.

Парень открывает передо мной пассажирскую дверь и заставляет сесть внутрь, что я и делаю, а сам садится на водительское сиденье.

Мы почти тут же срываемся с места.

Зейн пугает меня. Я смотрю на то, как его руки сильнее сжимают руль, как он стискивает челюсть и смотрит только на дорогу.

Знаю, что он зол. Зол на ситуацию, на меня, возможно, даже на себя самого.

Мне хочется заговорить, развеять напряжение, сказать хоть что-нибудь, но слова застревают в горле, превращаясь в сухой ком.