– Лесные огни, – прозвучал в голове голос старой Келлехерд, – так лесной принц выбирает себе суженую. Находит девушку, особенную, самую лучшую, в которую влюбляется без памяти.

– Влюбляется… – едва слышно выдохнула Сольгерд.

– И посылает ей лесные огни. Если она пойдёт за ними, окажется в его царстве и станет королевой.

– А потом что?

– А потом будет самой счастливой на свете.

– Самой счастливой…

– Конечно, ведь она – жена лесного принца, который многим лучше человеческих мужчин!

– Многим лучше…

– Особенно Таерина, который тебя никогда не полюбит.

– Никогда…

– Ведь ты бледна и чересчур худа, а разве такие нравятся местным королевичам? Разве ты не хочешь быть особенной для своего избранника? Самой прекрасной, самой любимой?

– Любимой…

– Смотри, лесной принц уже полюбил тебя, он выбрал тебя, а не союз, выгодный его королевству.

– Меня…

– Так иди же к нему, иди скорее, и будь счастлива!

– Сольгерд! Стой, Сольгерд! – словно из-под толщи воды донёсся ещё один, смутно знакомый голос. – Проклятая цесаревна!

– Не слушай. Твой охранник – простой человек, он ничего не понимает, он не знает, как хорошо тебе будет в царстве лесного принца. Иди, дитятко, не оборачивайся!

– Сольгерд! Посмотри на меня, Сольгерд!

– Ещё шаг, ещё чуть-чуть осталось, дитятко, давай же!

– Сольгерд! Дрянная девка, не слушай их!

А дальше следовало такое выражение, что цесаревну будто кипятком ошпарило от возмущения, она попыталась резко обернуться на кричавшего ей в спину Брегира и поняла, что не может пошевелиться. Лесные огни, за которыми она шла, мигнули и погасли, и Сольгерд обнаружила себя по грудь в трясине, так обманчиво похожей на лесную поляну. Волна паники захлестнула её с головой, и Сольгерд не смогла даже закричать.

– Не двигайся, я тебя вытащу!

Голос Брегира был совсем близко. По плечу хлестнула верёвка, завязанная на конце петлёй.

– Просунь одну руку в петлю и держись обеими руками за верёвку очень крепко, поняла? Готова? Пошёл!

Сольгерд умудрилась зайти слишком далеко. Брегиру пришлось подползти поближе, чтобы добросить до неё конец верёвки. Другой верёвкой он был привязан к оставленному на безопасном расстоянии от трясины коню, который и вытащил их обоих из топи.

Вся грязная и насквозь промокшая, Сольгерд повалилась на твёрдую землю, захлёбываясь рыданиями. От холода и пережитого ужаса её била крупная дрожь. Брегир, мрачный, как ночная чаща, стоял рядом, опустив голову и уперев руки в бёдра.

– Прости меня, пожалуйста! – пролепетала цесаревна, подняв на него мокрые глаза со слипшимися стрелочками ресниц.

Пытаясь утереть слёзы, она лишь размазала по лицу болотную грязь. – Прости меня, пожалуйста, я так виновата! – и она заплакала ещё горше, даже не пытаясь оправдаться.

И что-то будто надломилось у Брегира в груди, и злость его на цесаревну сдуло, словно дым от курительной трубки. Он знал, как умеют заманивать в трясину болотные огни, и противостоять им способен далеко не каждый. Особенно, если не готов столкнуться с подобным. Сам виноват, нужно было пройти с ней, убедиться в безопасности и только потом оставить. Он протянул ей руку.

– Пойдём, нам нужно найти ручей. И развести костёр.

К тому времени, как они добрались до ручья, уже стемнело. Болотная грязь коркой засыхала на платье, волосах и коже и напоминала ощущения от бесстыдного и хищного взгляда Рейслава. Сольгерд так сильно хотела отмыться от этого мерзкого чувства, что её не смутила даже студёная ручейная вода.

Ручей оказался маленькой речкой шириной в несколько шагов и глубиной по пояс. Брегир проверил дно, оставил на траве свой плащ:

– Наденешь, когда искупаешься. И ни шагу в сторону, закончишь – сразу к костру!

Сольгерд кивнула и ступила в воду прямо в платье, сбросив лишь туфли.

– Ты в одежде собираешься мыться? – осведомился Брегир.

Сольгерд обернулась и посмотрела на него таким жалобным взглядом, что он даже не рискнул над ней подшучивать: всё ясно, по цесарскому этикету не положено. По цесарскому этикету, твёрдо вколоченному в её голову няньками и старыми девами, что занимались её воспитанием, она должна была умереть от стыда ещё вчера. Или хотя бы упасть в обморок.

– Я буду разводить костёр. За кругом костра – чернота, ничего не видно, – устало бросил он и отошёл в сторону.

Сольгерд поймала себя на том, что уверена: Брегир не сделает ничего предосудительного, но она была туго спелёнута строгостями и запретами, в которых её растили. Нянюшки осудили бы и её доверие, и, тем более, поведение.

Помявшись немного на мелководье, Сольгерд заключила договор с собственными страхами: она зашла в реку, присела по шею, и только тогда решилась снять платье. И сто раз об этом пожалела: выпутываться из ткани в воде оказалось гораздо сложнее и дольше, чем на суше, и девушка успела замёрзнуть, избавляясь от наряда.

Отмывшись от болотной грязи и неумело прополоскав платье, она на цыпочках просеменила к оставленному плащу и завернулась в тёплую ткань. Плащ пах Брегиром: лесом, костром, железными монетками и чем-то похожим на медвежью шкуру, которая лежала дома перед креслом отца.

До подбородка закутавшись в плащ, Сольгерд села к костру. Хотела протянуть ладони к огню, но испугалась, что ткань может соскользнуть с её голых плеч, а она не успеет её подхватить. Брегир протянул ей флягу с вином и порцию лепёшек, а потом высыпал что-то ей на колени. По яркому, солнечному запаху Сольгерд сразу узнала дикую малину.

– Где ты её взял? – восторженно выдохнула она.

Брегир лениво улыбнулся и неопределённо кивнул на кусты позади себя. Глаза Сольгерд светились искренним изумлением и благодарностью, и сердце Брегира, поросшее за эти годы репьём да лебедой так густо, что он сам уже начал сомневаться в его существовании, согрелось волной тепла и… нежности.

Сольгерд, пригревшись под плащом и разомлев от вина, свернулась калачиком, положила под щёку ещё хранящую малиновый запах ладонь и очень быстро уснула. Ей снились лесные поляны, полные ягод, и большие звери, чутко дремавшие у её ног. Их мохнатые белые головы доверчиво покоились на её коленях. А по ту сторону костра Брегир следил задумчивым взглядом за причудливым танцем огненных отблесков на изгибах её чёрных, как ночное небо, локонов.

***

– К ночи мы будем на границе королевств, – сказал Брегир около полудня. – Лес закончится, и полдня пути будут поля и деревни, их там слишком много, чтобы обойти, не встретив людей. Сегодня праздник Вершины лета, жители будут всю ночь веселиться, поэтому мы заночуем в лесу, а на рассвете, когда они разбредутся по домам, продолжим путь. Если до полудня достигнем Большого Бора, к утру будем в замке принца Таерина.

Сольгерд непроизвольно поёжилась: из-за всех приключений, свалившихся на её голову, она даже не думала о том, что станет, когда они наконец достигнут цели своего путешествия. Ей казалось, что путь окажется бесконечно долгим, и рядом всегда будет спокойный и сосредоточенный Брегир. Уставший и молчаливый, хмурый, словно ноябрьские сумерки, он сможет защитить её от любых опасностей.

А потом перед её внутренним взором предстал принц и неизбежное замужество. Цесаревна не знала, как он выглядит, но воображение рисовало образ малопривлекательный и удручающий. А ведь ей с ним жить всю оставшуюся жизнь! Ей придётся терпеть его прикосновения, делить с ним ложе! Сольгерд вздрогнула всем телом от омерзения. Остаток дневного перехода она молчала, угнетённая невесёлыми мыслями.

На ночной привал им пришлось остановиться раньше, чем обычно: из-за деревьев доносились громкие голоса и звонкий смех. Деревенские девки и парни складывали на лесной поляне большой костёр и готовились плясать вокруг него всю ночь. Они бы не пошли слишком глубоко в лес, значит, деревня была поблизости, и там, конечно же, тоже собирались праздновать, но уже люди постарше да малые дети. Путникам следовало переждать на безопасном расстоянии. Наверняка Рейслав позаботился, чтобы о похищении цесаревны знала каждая гусеница на капустном листе, и их могли узнать.

Ночь была ясная и тёплая, лёгкий ветерок доносил до Сольгерд музыку и обрывки весёлых выкриков с далёкой поляны. Сегодня ей не спалось.

– Можно я посмотрю? Ну одним глазком? Брегир? Можно?

Она никогда не видела деревенских праздников. То, что происходило во дворце, праздниками назвать было сложно. Во всяком случае – Брегиру. Он помнил тяжёлые и душные туалеты дам, мужчин, утянутых в узкие камзолы, церемонные реверансы, натянутые улыбки, строгие правила за столом. Вычурные танцы, па которых были столь сложны и витиеваты, что вряд ли могли доставить напыщенным танцорам удовольствие.

То ли дело – весёлые крестьянские застолья и пляски у костра под скрипку, где никто не буравит тебя взглядом в надежде уловить неправильный наклон головы или изгиб руки. А дальше – дальше для неё будет всё точно так же, только придирчивого внимания будет больше, чем в отчем доме, а любви – меньше. Брегир мрачно вздохнул: это была негодная мысль, но… За кругом костра темно и ничего не видно. Особенно если тебя скрывают деревья.

***

– Какие странные у них танцы! – с восторгом прошептала Сольгерд, выглядывая из-за молодой еловой поросли. – Во дворце танцоры только и могут коснуться кончиков пальцев друг друга на расстоянии двух вытянутых рук, а тут они стоят почти вплотную! А таких быстрых хороводов у нас совсем не бывает, – цесаревна хихикнула, – нянюшки бы сказали, что это непристойно!

Молодые парни и девки, взявшись за руки, водили хоровод вокруг костра под весёлую мелодию двух скрипачей. У некоторых на щиколотках или подолах были привязаны бубенчики, вызванивающие ритм танца. А когда скрипачи играли протяжную песню, танцующие разбивались на пары, девушки опускали руки на плечи парням, а парни поддерживали их за талию и кружили, кружили!..

– Зато шаги совсем простые, – заметила Сольгерд. – Раз-два-три, четыре! – Она с лёгкостью повторила движение танцующих и тихонько рассмеялась. – А ты умеешь танцевать?

Брегир сидел, привалившись спиной к вековому дереву, положив локти на согнутые колени. Посасывая травинку, он подумал, что не стоило сегодня давать цесаревне вина на ужин – ночь-то тёплая, и так не замёрзла бы.

– Когда-то умел, – неохотно отозвался он.

– Вот так? – кивнула она на освещённую костром поляну.

– Вот так, – согласился он.

– Брегир, – позвала Сольгерд, подойдя чуть ближе, – потанцуй со мной. Пожалуйста!

Кто-нибудь из её воспитательниц сказал бы на это, что она совсем стыд потеряла. Но сейчас их мнение для Сольгерд стало вдруг смешным и неважным. За последние пару недель она лишилась всего: отца, дома, королевства, надежд на счастливое будущее… И сейчас ей хотелось танцевать. Вот так, как эти простые и счастливые люди, хотя бы один раз в жизни. Голова немножко кружилась от выпитого вина и пронзительных запахов летней ночи, Брегир смотрел на неё молча и как-то странно, но когда она умоляюще потянула его за рукав, и он будто бы нехотя поднялся с земли, она поняла: он не откажет.

Это было слишком глупо и неуместно даже для неё, а уж для него – и подавно. Но Сольгерд впервые казалась счастливой и одновременно ранимой, а Брегир не нашёл повода отказать ей так, чтобы не обидеть. Он поднялся на ноги и старался не думать, что уступает лишь потому, что хочет её порадовать. Он просто не нашёл подходящего предлога для отказа.

Скрипка заиграла красивую печальную мелодию, и Сольгерд на миг стушевалась, но потом шагнула ближе и положила руки Брегиру на плечи.

Они танцевали, и Сольгерд всё ближе льнула к нему, сама этого не замечая. На душе было нестерпимо грустно и сладко одновременно. Странно, что именно в каких-то страшных обстоятельствах случаются наиболее счастливые моменты. А может, именно такие обстоятельства и учат ценить даже самое маленькое счастье?

Сердце Сольгерд сжималось от боли потерь недавнего прошлого и ужаса перед грядущим, но сейчас, в эту самую секунду, она была счастлива. Так счастлива, как никогда раньше. Она прильнула к Брегиру и положила голову ему на плечо.

– Я не хочу быть его женой, – прошептала она.

Брегир вздохнул, ему нечем было её утешить.

– Я знаю, у меня нет выбора, но… может, он сам не захочет жениться на мне? Он принц, может выбрать любую. Зачем ему некрасивая жена?

Брегир не сразу понял, что она имеет в виду. Ну конечно! Опять нянюшки, причитавшие из-за непохожести черноволосой, белокожей, изящной девочки с изумрудными глазами на привычных голубоглазых светлокудрых красавиц с пышными формами. Глусун задери этих старых дурёх!

– У него будет самая красивая жена, и он поймёт это, как только тебя увидит, – сказал он, но цесаревна этого словно не услышала.

– Отец всегда говорил мне, что я смогу выбрать того, кого полюблю, – продолжила Сольгерд. – А теперь мне придётся полюбить того, кто выбрал меня. А если я не смогу?

– Сможешь, – чуть помолчав, мягко сказал Брегир. – О нём говорят много хорошего. И он вроде бы недурён собой…

Он хотел успокоить Сольгерд, сказать, что всё будет хорошо. Но не вымолвил больше ни слова. Потому что не смог убедить в этом даже себя. Он держал её в кольце своих рук, вдыхал русалочий аромат её волос, и в груди щемило желание прикоснуться к ним губами.

– Ты… такой хороший, – произнесла Сольгерд, – откидывая голову, чтобы поймать его взгляд.

Брегир отстранился и убрал её руки со своих плеч, непроизвольно задержав тонкие холодные пальцы в своих ладонях дольше, чем следовало.

– Ты меня не знаешь, – ответил он как можно жёстче, чтобы она не услышала сквозящую в его голосе горечь, и зашагал прочь, к месту их ночлега.

***

Перед самым рассветом его разбудил треск сухих сучьев. Брегир пошёл проверить, не забрёл ли кто к месту их ночлега, но никого не заметил. Зато нашёл несколько грибов. Он прошёл мимо, не обратив на них внимания, но вдруг подумал, что цесаревна уже несколько дней питается только чёрствыми лепёшками. И вернулся.

Сольгерд проснулась от чудесного аппетитного запаха. Рассвет уже разливал свой мёд по небу и верхушкам деревьев, а Брегир, сидя перед костром, жарил нанизанные на прутики грибы.

Завтрак оказался гораздо вкуснее всех тех разносолов, которыми потчевали Сольгерд во дворце!

Брегир видел, как она радовалась, и нежность, с которой у него никак не получалось совладать, до боли сжимала его сердце.

Задумавшись, Брегир услышал их слишком поздно – пятерых деревенских парней, пробирающихся к их костру. Хвататься за лежащий неподалёку меч было бессмысленно – они явно не были искусны в бою и не представляли серьёзной угрозы, а Брегир не хотел никого убивать зря. Поэтому он даже не потрудился подняться на ноги и остался сидеть у костра.

Парни, румяные и плечистые, как пить дать – первые женихи на деревне, остановились на безопасном расстоянии. Может, и не думают ничего недоброго?

– Эй, ты! – окликнул один из них, самый нарядный, видимо, ещё не успевший переодеться в простое после праздничной ночи. – Мы знаем, кто ты!

Брегир окинул ребят скучающим взглядом: а нет, думают.

– Ты убивец, похитивший цесаревну от жениха!

Ребята медленно брали их в кольцо.

– За твою голову обещают золото! Много золота! Но мы тебя не тронем, если отпустишь цесаревну.

– Пусть идёт, я её не держу, – спокойно ответил Брегир.

Парни оторопело переглянулись, побледневшая Сольгерд уставилась на Брегира.

Он смотрел ей в глаза спокойно и уверенно, и в его взгляде красноречиво читалось: «Всё хорошо. Я с тобой. Не бойся».

– Эй, цесаревна, – робко позвал здоровый детина, вооружённый деревянной дубинкой, – пойдёмте с нами, цесаревна, мы вернём вас вашему любимому!

– Рейслав мне не любимый! – со всей твёрдостью, на какую была способна, ответила она, – он желал мне зла, а мой… телохранитель спас меня.

– Совсем запугал девушку, изверг, – шепнул третий, за поясом которого болтался кистень на кожаном ремне.

– Идите домой, – устало уронил Брегир, – не ввязывайтесь не в своё дело.

– Мы пойдём, – произнёс первый, – но цесаревна пойдёт с нами! – Двое парней направились к Сольгерд, а тот, что стоял позади Брегира, опустил на плечо воина ладонь. Он рассчитывал сдержать его, если тот решит перечить, но даже не успел сомкнуть пальцы. Брегир рывком дёрнул его за запястье вперёд, выбил дух ударом плеча в живот, и перебросил через плечо, уложив спиной в костёр. Парень пронзительно завопил, извиваясь в снопе искр и пепла.

Брегир вскочил на ноги, нырнул под замах дубинки и скрючил нападавшего на траве ударом в пах. Завизжала Сольгерд, которую схватил один из «защитников», а тот, что попал в костёр, наоборот, орать перестал, умудрившись снять с себя пылающую куртку.

Брегир пинком выбил нож из руки бросившегося на него заводилы, ударил его ребром ладони в горло, и парень сменил на траве очухавшегося от боли товарища, который подскочил на ноги. Он замахнулся дубинкой, но Брегир перехватил его руку и сокрушительным ударом вновь уложил его наземь, отобрав оружие.

Краем глаза воин увидел, что Сольгерд исхитрилась пнуть в колено того, который тащил её за руки, и вырвалась из захвата, но убежать не успела.

Брегир походя ударил подоспевшего обожжённого парня лбом в переносье, перешагнул через упавшее без чувств тело и с треском опустил дубинку на темечко одного из двоих, пытавшихся совладать с цесаревной. Оставшийся один на один с Брегиром парень выпустил Сольгерд, бросился на него, размахивая кистенём, но на полпути (видимо, оценив свои шансы) резко изменил направление, и, запустив в Брегира своим единственным оружием, дал дёру.

– Они живы? – спросила Сольгерд спустя некоторое время.

– Живы.

– Все?

– Все.

– Они думали, что спасают меня… Получается, они хотели помочь.

– Они хотели выставить себя героями перед родной деревней.

Лес закончился, и впереди, насколько хватало глаз, простирались зелёные поля, поросшие высокой травой. Справа тёмными нагромождениями виднелась деревня. Чтобы её объехать, они заложили заметный крюк.