– Ты несешь чушь! Кризис, китайцы, жизнь не удалась, разобраться в себе. Неинтересный я, Кира, чтобы в себе разбираться! Понимаешь? Неинтересный! Ни себе, ни тебе, ни-ко-му… И ты неинтересная. И Лена эта, и клиент наш, и те, кто пиво пьет и баб трахает. Мы все скучны и пресны. Мы никто. У нас и кризисов-то быть не может. Кризис случается у тех, кто думать способен. Чувствовать. Рефлексировать. Мы – бескризисные и бесхребетные. По сто раз на дню слово «я» произносим, а собственного «я» не имеем.

Она протянула ладонь, коснувшись его лица. Когда-то Вадиму нравился этот жест – такой мягкий, интимный. Когда-то. Не сейчас.

– Не надо тебе было из журналистики уходить. Там ты был на своем месте.

– В журналистике нельзя быть на своем месте. Там все места чужие. Это как проходной двор: приходишь, говоришь, пытаешься что-то доказать, надеешься царапнуть вечность словом. И так год за годом. А потом все вдруг раз – и заканчивается. Становишься старым и скучным. Уходишь. В девяносто девяти процентов случаев не возвращаешься.

– Так вот оно, в чем дело… – протянула Кира. – Вот, что тебе покоя не дает! Вечность не поцарапана? Там до сих пор не накорябано: «Здесь был Вадик»? Что мешает? Мелки потерял?

Вадим почувствовал раздражение:

– Потерял! И не только мелки… Сегодня статью читал: «Почему вы не отдыхаете за границей?». С данными соцопросов. Знаешь, какой самый популярный ответ?

– Тут и гадать нечего – денег нет.

Он криво усмехнулся:

– Не угадала. Наши люди не ездят за границу потому, что чувствуют там себя убогими и нищими. Семьдесят процентов россиян никогда не были за границей. Понимаешь? Никогда! А в России они как все, понимаешь?

– Не понимаю.

– Все это, реклама, образы, стиль и образ жизни – звенья одной цепи. Сначала человека устраивает пиво на женской заднице, а потом то, что он живет, как все. Лучше греться в дерьме у подножия горы, чем дрожать от холода на вершине. Как-то так.

Раздражение усилилось. Он едва сдерживался, чтобы не заорать ей в лицо: «Да уйди ты, наконец! Оставь меня в покое!» Оно достигло пика в тот момент, когда Кира ласково обняла и прошептала на ухо:

– Может, уедем на недельку вдвоем?

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять… Сука…

– Ты отдохнешь. Выспишься. Станет легче.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. И дура.

– Ты удивительная женщина, Кира…

Она благодарно улыбнулась.

– …Ты всегда говоришь и делаешь то, что в данный момент совершенно не нужно.

Господи, да уйди ты!

Она спокойно надела туфли и одернула пиджак.

– Тогда подпиши проект, и я пойду.

– Ах, да… Фирме нужны деньги.

На листе появилась узкая, похожая на стилет, подпись.

– Довольна?

– Вечером встретимся?

– Я тебя не хочу.

Закаменела спиной.

– Опять ты… делаешь больно.

И аккуратно прикрыла дверь.

Правда, оказывается, может быть приятной.

Перед кризисом 98-го в продаже появился апельсиновый сок. Дорогой, вкусный, качественный. Вадим заезжал в первые супермаркеты и закупал его упаковками. Потом случился кризис, и сок исчез. Вадим научился делать свежевыжатый, но вкус у напитка все равно был не тот. Гадал, почему качественный сок не выдержал проверку кризисом и временем. Другие остались – а этот нет. И только потом понял: не выдержал потому, что был качественным.

Люди любят суррогаты. Они боятся качества. Качества жизни, качества бизнеса, качества отношений, качества интересов и качества продуктов. К качеству легко привыкнуть и страшно потерять. Суррогат прост в употреблении и легко заменяем. Его всегда можно оправдать и ему не нужно соответствовать. Оправданий много: вариант «важно, что клиент платит деньги» – одно из них. Ну, выйдет реклама. Девяносто девять процентов аудитории ее даже не заметит, и только один процент скажет: «Кто придумал эту глупость?»

А придумал ее Вадим Лемешев. Изначально зная, что это глупость. Вот только сил и желания не хватило, чтобы это признать. Или ему снова все равно.

Леночка может спать спокойно – она получит свой процент и не пойдет в бухгалтерию за расчетом. Как всегда, пришла умная, добрая Кира и спасла ситуацию. Он – плохой полицейский. Кира – хороший.

Кира, Кира…

Почему же он перестал ее хотеть? В Кире ничего не изменилось: такое же соблазнительное тело, такая же улыбка, такие же признания в любви, она так же, как и раньше, с радостью и наслаждением ему отдается… Так в чем же дело? Что не так? Почему он ее больше не хочет?

Потому, что она суррогат?

* * *

– Мадам, вы как всегда великолепны! – Данила поцеловал Алису в краешек рта. Немного нежности и флирта. Губы у него были холодные, но вкусные, родные.

– Ты опоздал, – хмуро сказала Алиса, но было заметно, что комплимент и выходка сына ей понравились.

Данила уселся напротив и, не глядя в меню, сделал заказ официанту.

– У нас плохое настроение? – поинтересовался он. – Будь на моем месте любимый дедом классик, он бы поинтересовался: «Кто виноват?» и «Что делать?»

– Дед или классик?

– Оба, – улыбка у Данилы ослепительна. – Так кто виноват в том, что у моей красавицы-мамы дурное настроение?

– Ты, дорогой, – в тон ответила Алиса.

– Разрешите полюбопытствовать: и как мне это удалось?

– Девка твоя ко мне с утра приходила. Поздравляю, милый, скоро ты станешь папой.

– Анжела? – Данила примиряющее погладил по гладкой холеной руке. – Мам, ну, ты как маленькая, ей-богу. Барышня решает свои финансовые проблемы. Со мной не получилось. Я ее выставил. Она – к тебе. Нашла, из-за кого расстраиваться.

Алиса облегченно выдохнула.

– Но она была так убедительна, так агрессивна. Тест на отцовство, фотографии, кольцо в три карата.

– И что тебя убедило больше? Тест или кольцо?

– Ты можешь быть серьезным?! – вспылила Алиса. – Что у тебя с ней?

– У меня с ней секс, мама. Безопасный секс. В презервативе. Нет, в двух презервативах. Так что расслабься и забудь. Никаких внуков у тебя в ближайшем будущем не ожидается. И в далеком, кстати, тоже. Не люблю и не хочу детей. Ты же знаешь.

– Правда? – от плохого настроения не осталось и следа, Алиса заказала шампанское и капризно уточнила: – Даник, ты ее бросишь? Она меня очень расстроила.

– Если ты хочешь.

– Хочу! Сделай это прямо сейчас. При мне.

Разговор занял чуть меньше минуты. По завершении Алиса потребовала мобильный телефон и проверила: действительно ли он звонил Анжеле. Успокоилась. Улыбнулась:

– Какое пошлое имя. Где ты их берешь? В борделе?

– Мам, чтобы найти себе блядь, не обязательно идти в бордель. Блядьми не рождаются, ими становятся – за деньги и красивую жизнь.

– Спать с женщиной, которая ценит тебя за деньги?

– В этом я ничуть не отличаюсь от отца, не так ли? Но ведь ты не перестанешь меня любить, мама?

– Тебя невозможно не любить, сынок. Даже твоя ветреность и непостоянство очаровательны. Хотя иногда ты меня расстраиваешь.

– Это у меня от тебя. Конфликт исчерпан?

Данила маленькими глотками пил воду с лимоном и наблюдал за матерью. Как легко ею управлять, даже удивительно! Анжелка молодец, справилась с поставленной задачей. Прирожденная актриса. И чего ее в ГИТИС не взяли? Отработала колечко на все сто, вон как мать перепугалась.

– Мам, ты слишком много работаешь, – начал он осторожно. – Может, тебе немного отдохнуть?

– Сделка на носу, какой тут отдых, – за первым бокалом последовал второй.

Данила и без нее знал о сделке, но у него на сей счет иные планы и иные деловые партнеры.

– Заказать тебе что-нибудь?

– Я на диете! – она печально глянула на соседний столик, куда только что принесли заказ. В этом ресторане всегда вкусно кормили.

Диета? Прекрасно! Боги на его стороне.

– Тогда еще шампанского! Тебе надо расслабиться.

После четвертого бокала шампанского Алиса осоловела. Язык стал заплетаться, на щеках знакомый румянец. Пила редко, исключительно брют, и на следующий день мучилась тяжелым похмельем. Только сильный стресс мог заставить свернуть с пути трезвости. И таким стрессом были потенциальные внуки. Безумно боялась старости и всех ее атрибутов.

Данила использовал этот прием пару раз и опасался, что сегодня номер «я беременна от вашего сына!» не сработает. Однако мать повелась, и теперь он наблюдал за ней, рассчитывая, когда сможет подсунуть документы. Черт бы побрал деда с его дурацким завещанием!

Ему было немного стыдно, но иного выхода не было: деньги нужны здесь и сейчас, много денег.

После пятого бокала мать все безропотно подписала.

Он отвез бесчувственное тело в роскошную квартиру. Бережно уложил на кровать. На тумбочке оставил стакан с водой и две таблетки аспирина.

Все же он ее очень любил.

Кроме Алисы, у него никого не было.

* * *

Произнеси «Кайрос!» и смотри, что тебе в нем откроется!

Алиса дождалась щелчка двери. Приподняла голову. Точно ушел?

Тишина.

Села на кровати.

Быстрый взгляд на часы – детское время.

Потянулась, хрустнув позвонками. И еще. Пока все в жизни не встало на свои места.

Улыбнулась, заметив аспирин. Какой милый мальчик! Весь в нее. Когда-то Алиса с вечера оставляла пьяному отцу трехлитровую банку рассола. Наутро отец гладил себя по умиротворенному булькающему пузу и приговаривал: «Алиска – молодец! Космос, а не дочь!».

Для других Космосом не стала. Может, поэтому так скомкано, нелепо сложилась жизнь?

Голова приятно кружилась, как бывает после шампанского. Хотелось еще. Достала из холодильника бутылку «Asti», босая прошла в ванную.

Вода в джакузи зашумела, запенилась. Мысли стали легкими и простыми. Предвкушающими.

Хлопок. Дымок. Розовое счастье в бокале.

Сбросила халат и застыла обнаженная, чуть покачиваясь на носках.

Произнеси «Кайрос!» и смотри, что тебе в нем откроется!

Кайрос… Бог счастливого мгновения с длинным чубом. Милый мальчик, чем-то похожий на Даника.

Кайрос – благоприятный момент.

Переход из одного состояние в другое.

Чрево, в котором зреют перемены.

Игра.

Вхождение в события.

Она услышала о Кайросе на одной из бесконечных вечеринок, куда приходила только потому, что нельзя не приходить. Если ты где-то не бываешь, тебя там забывают. Вот она и отбывала. Чтобы помнили. Из угла в угол – по периметру. Улыбка, кивок головой, снова улыбка. Несколько минут на беседу. Поклон. Все дежурно, технически отработано до мелочей. И снова по периметру.

Вирус скуки, как и вирус среднего возраста, передается воздушно-капельным путем. Вылечить нельзя, примириться, пусть и не сразу, можно.

В этот момент за спиной возникло слово «Кайрос». Алиса обернулась.

Годы, смазанные на лице. Женщине одновременно можно дать и тридцать, и семьдесят. Черное платье-балахон скрывало очертания фигуры. Ни одного украшения. Аромат ладана. Алиса решила, что эта женщина – молода, эксцентрична и себе на уме.

– Вам скучно, – сказала незнакомка.

– Здесь всегда так, – отмахнулась Алиса. – Скука – плата за право быть здесь. Еще пара таких вечеров, и вы привыкнете. Скоро все закончится.

– Вы правы. Скоро все закончится. Вы чего больше боитесь, Алиса, старости или смерти?

Своего имени Алиса не называла, визитку не вручала. Вопрос показался интимным и неприличным. Алиса рассердилась:

– Мы знакомы?

– Мы встречались. Очень давно. Еще до рождения вашего сына. И вы тогда сказали, что боитесь смерти. А теперь?

– Теперь боюсь старости. Но к чему этот бессмысленный разговор?

– Бессмысленные разговоры меняют жизнь. Вы когда-нибудь слышали о Кайросе?

Присели на диванчик. Старуха (теперь Алиса точно видела, что это старуха) вложила в ее ледяные руки бокал и жестом приказала выпить.

Произнеси «Кайрос!» и смотри, что тебе в нем откроется!

…Из поколения в поколение люди совершают одну и ту же ошибку. Они верят, что время можно измерить. В сутках 24 часа, в часе – 60 минут, в минуте – 60 секунд, в секунде… Время течет с одинаковой скоростью, для всех оно одно и то же.

Тот, кто так думает, умирает.

60 секунд, помноженные на 60 минут, вложенные в 24 часа и упакованные в 7 дней. Смерть стремительна и незаметна. За день можно состариться на несколько лет, но это замечаешь только в старости.

Скорость времени у каждого своя. Песочные часы в руках. Тонкая, едва приметная, струйка течет медленно, затем чуть быстрее, еще быстрее и вдруг обваливается горкой на песчаном вздохе.

Все!

Время кончилось.

Вы умерли.

Следующий!

Каждый день – временной разлом: утро-день-вечер-ночь. Переходы незаметны. Вечером невозможно вспомнить утро – каким оно было? Утром – вечер. Линейное время – плохая услуга для памяти. В линейном времени есть прошлое, настоящее, будущее. Но без событий оно всего лишь календарь. События – только у Кайроса.

Люди несчастны потому, что стареют.

Люди несчастны, потому, что не умеют жить в довольстве и радости. Они заняты поисками счастья, пребывают в суете, решают сотни тысяч никому не нужных задач. Подобно Сизифу толкают мир в гору, и погибают под ним. Все, что от них нужно, поверить в чудо.

Но что есть чудо? Религиозные артефакты? Баснословный выигрыш в лотерею? Появление нового бога? Готов ли человек, чья жизнь внезапно и навсегда станет упорядоченной, красивой и радостной, признать, что именно это и есть чудо?

Я счастлив. Потому и существую.

Счастье для большинства – момент эйфории. Вброс эмоций. Всплеск адреналина. Тот, кто декларирует счастье как единственно возможную доктрину своего бытия, в глазах общества – ненормален.

Ненормально быть счастливым каждый день.

Нормально каждый день чувствовать себя загнанным и неживым.

Ненормально постичь полноту своего «я».

Нормально не знать, зачем ты живешь, и чего на самом деле хочешь в жизни.

Ненормально жить качественно.

Нормально умереть кое-как.

Алиса боялась этого – умереть кое-как. Да и жить нормально не получалось. После коротких всплесков радости наступала горечь. За ней приходил страх – старости, нищеты, зависимости. «Женщине необходимо делать что-то, что поможет ей чувствовать себя «живой», и эта часть ее личного пространства должна оставаться неприкосновенной», – Алиса записала в ежедневник. Но что толку от слов! Мужчины, встречи, хобби, экстрим, путешествия – все оставляло ее равнодушной. Физически ощущала, как подкрадывается старость. Морщинка, седой волос, легкий укол в сердце – с каждым днем симптомов становилось больше.

Кайрос дал Алисе то, в чем она больше всего нуждалась. Подчинение. Только теперь не она подчинялась времени, а время – ей. Алиса не стала задаваться вопросом: «Почему я?» Приняла новое знание и новые обстоятельства как должное. В кредит.

Событие – сгусток времени и пространства. У этого сгустка свой ритм и своя частота.