Лицо Татьяны было неподвижным, но по щекам текли слезы. Она злилась на себя за слабость, но ничего не могла с собой поделать. Ей нечего было ответить Мещерскому. Татьяна взяла свою сумку и ушла в спальню Жертв.

– Для вашей же безопасности попрошу вас отдать мне все металлические и острые предметы. Сигареты и алкоголь, разумеется, запрещены. Мобильной связи здесь нет. Всё необходимое – еда, напитки и даже сменная одежда – вам предоставлено.

Профессор взглянул на винтажные часы в зоне кухни и объявил:

– Эксперимент начался.

XV

5 минут с начала эксперимента

В ванной Жертв Татьяна держала руки под струей холодной воды. Она посмотрела на камеру под потолком и зашла в туалетную кабинку, оставив кран открытым. Единственное место в этом подвале, где можно было укрыться от посторонних глаз.

Села на унитаз, достала из лифчика пластиковую баночку для лекарств со стершейся этикеткой. Судорожно закинула в рот сразу несколько таблеток и проглотила. Эффект был почти мгновенным: мышцы на лице расслабились, дыхание выровнялось.

Татьяна сползла на пол и облокотилась о дверь кабинки. Она слушала шум воды в раковине и старалась ни о чем не думать. Тело накрывало теплой волной…

XVI

4 дня до начала эксперимента

За окном шел дождь. Обычно шум дождя успокаивал Татьяну, заглушая тревожные мысли. Но сейчас этого было мало.

В коридоре старой городской больницы она сидела на кушетке в казенном белом халате, накинутом на плечи поверх одежды, нервно дергая ногой.

Воспаленные глаза Татьяны чесались. Когда она спала в последний раз? Трудно сказать наверняка.

Рядом с ней сидели бледный мальчик лет десяти с кислородным баллоном и немолодая высохшая женщина. Татьяна гладила ее по морщинистой ладони. Старшая сестра и племянник были для Татьяны самыми близкими людьми на свете.

Мимо прошел главврач. Татьяна вскочила.

– Андрей Викторович! Я по поводу Сережи Николаева. Нам вчера позвонили, сказали, что появилось место. Мы приехали, оформились, а теперь в отделении говорят, что мест нет. Как же так? Ему операция нужна. Вы же сами дату назначили. Если опять месяц ждать, все анализы заново придется делать. Пожалуйста, помогите!

– Вы им кто? – устало спросил главврач.

Такие разговоры он не любил больше, чем бумажную рутину и внезапные осложнения после резекции легкого.

– Я Сережина тетя. Пожалуйста, помогите!

– Если сказали мест нет – значит нет. Куда мы его? В коридор? Вы же потом первая жалобу накатаете. Что я вашим правозащитникам покажу? Мальчишку в коридоре? – доктор прекрасно знал, кто она такая.

Татьяна резко дернула врача за руку:

– Клади его в палату, Андрей Викторович!

Мимо прошла медсестра. Татьяна приблизилась к главврачу вплотную, крепко сжала его запястье:

– Еще один скандал вам руководство не простит. Пойдешь в аптеку мази по полкам расставлять. Забыл, как митинг под окном выглядит? Я организую.

Главврач смотрел на нее устало:

– Чтобы твоего пацана положить, я должен кого-то выписать раньше времени. У меня блатных в палатах нет. Так что не надо мне угрожать.

Он потянул руку, Татьяна отпустила.

– Решай сама, кого выписываем: девочку с абсцессом легкого или мальчика с кортикальной тимомой?

Татьяна зло смотрела на главврача. Ответить ей было нечего.

– Так-то.

Главврач ушел.

Татьяна без сил опустилась на стул. Накрыло отчаяние, воздуха не хватало. Татьяна хотела принять пару таблеток, но вовремя спохватилась – в таком состоянии она вряд ли поможет Сережке.

Нужно было что-то придумать. На кого-то надавить. Заставить.

Татьяна услышала шаги в пустом коридоре и подняла голову: перед ней стоял Профессор.

– Здравствуйте. Можем поговорить?

XVII

12 минут с начала эксперимента

Шум воды в раковине вывел из ступора. Очень хотелось пить. Татьяна не помнила, сколько здесь просидела. Она выключила воду. Посмотрела на свое отражение: лицо иссечено морщинами, кожа серая, рыхлая, волосы бесцветные. А ей всего тридцать семь. Все из-за него!

Татьяна столько лет пыталась забыть, что сотворило с ней это животное. Теперь он здесь. Будет спать с ней под одной крышей, есть за одним столом. Будет снова готов к нападению.

Но теперь она этого не допустит. Не позволит ублюдку больше никого обидеть. Татьяна будет присматривать за этой хрупкой забитой девочкой Катей.

XVIII

15 минут с начала эксперимента

Татьяна вернулась в гостиную, Мещерский ей искренне улыбнулся. В этот момент он гордился ею.

Участники эксперимента складывали в пластиковый контейнер заколки, зажигалки, пояса и ключи. Роме пришлось расстаться с любимым складным ножом.

– Вот и все, – Мещерский закрыл контейнер. – В холодильнике вас ждет ужин: сливочная паста с курицей и овощной салат. Отдыхайте, высыпайтесь. До завтра.

Профессор взял контейнер и поднялся по лестнице.

Все молчали.

– Бу! – крикнул Рома в лицо Платону.

Все вздрогнули.

– Дебил… – Платон ушел в спальню, смерив Рому раздраженным взглядом.

– Да ладно вам! Шуток, что ли, не понимаете?

Все молча разошлись по комнатам и занялись обустройством.

Жертвы распределили кровати при помощи жребия, а Преступники – по принципу «кто первый встал, того и тапки». Наташа, как единственная дама, заняла кровать в углу с розеткой для зарядки. Впрочем, даже если бы коллектив был женским, она бы все равно заняла эту кровать.

XIX

30 минут с начала эксперимента

В кабинете Мещерский убрал контейнер с опасными предметами участников в сейф и обработал руки влажной салфеткой. Ему пришлось трогать столько чужих вещей, стольких он держал за руку, что одной салфетки мало. Профессор завязал использованную салфетку узлом, ощутил в правой руке легкий тремор. Сегодня узел давался ему труднее, чем вчера. Это плохо.

Все, что теперь было в его власти, – анализировать изменения в своем теле и ненадолго отсрочить неизбежное. Осознание этого факта прожигало дыру в его разуме, привыкшем все держать под контролем.

Часы назойливо запищали. Поморщившись, Мещерский выпил таблетку, тремор начал отступать. Профессор расслабил галстук, дышать стало легче.

Итак, начало эксперименту положено: можно сказать, что все прошло успешно, по его сценарию, и участники ни о чем не догадались.

Мещерский спустился по массивной лестнице в холл первого этажа и направился к кабинету экспертов. Пришло время взглянуть, чем заняты испытуемые в недрах клиники.

XX

42 минуты с начала эксперимента

На стене из мониторов отлично просматривалось все помещение эксперимента: спальни Жертв и Преступников, комната для терапии, кухня-гостиная, кладовки. Ни одной мертвой зоны, кроме уборных.

Мещерский обвел взглядом фигуры экспертов в белых халатах. Они стояли в шахматном порядке, поэтому при взгляде из холла казалось, что в кабинете находится минимум человек десять. На самом деле их было всего пять.

Мещерский легко подхватил одного из них и перенес в дальний угол. В этот момент с его головы упал парик, обнажая гладкую голову манекена.

Профессор переставлял манекенов, довольный своим решением: он отлично знал, как работает восприятие человека, и был уверен, что его фокус сработает.

Для создания более убедительной картины Профессор заказал парики разного цвета и сделал каждому именной бейдж. На тот случай, если бы кто-то из участников оказался слишком внимателен к деталям.

Расчистив пространство от фальшивых коллег, Профессор подошел к стене с пробковой доской. На доске были расклеены фотографии участников эксперимента, стикеры с пометками, вырезки из газет, распечатки текстов из интернета. Личные дела с историей каждого сложены в аккуратную стопку на столе. Мещерский тщательно изучал своих подопытных и хорошо понимал, с кем имеет дело.

Профессор снял пиджак и сел за мониторы.

– Ну что, приступим? – обратился он к манекенам в углу.

Мещерский открыл новый ежедневник, приобретенный специально по этому случаю, вывел на экраны звук и начал наблюдение. Джойстиком увеличивал изображение с камер, чтобы рассмотреть мельчайшие детали мимики испытуемых и предугадывать действия. Затем делал в блокноте аккуратные заметки. Он чувствовал, что полностью контролирует ситуацию.

XXI

1 час с начала эксперимента

Рома расслабленно расположился на своей кровати в спальне Преступников и бил резиновым мячом о стену. Он был из тех, кто чувствовал себя комфортно почти в любой ситуации и быстро присваивал себе пространство. На тумбочке лежали распакованная колода карт для покера и потертые четки. Рома любил занять руки.

Монотонный стук мяча раздражал Платона, развешивающего в шкафу дорогие рубашки, но он решил не ввязываться в конфликт с этим гопником.

Нурлан перебирал свои книги. В этом месяце он погружался в историю Древней Месопотамии, изучал биографию вавилонского царя Хаммурапи. Если бы он все еще преподавал в школе, то обязательно подобрал бы интересный материал для учеников восьмого класса…

Наташа высыпала из сумки на кровать все свои вещи и пыталась отыскать патчи для глаз в бесформенной куче. Рома с интересом разглядывал кружевное белье, которое Наташа отбросила в сторону. Девушка перехватила его взгляд и закатила глаза.

– Повезло мне с вами, мальчики.

– Не боись, Наташка, – весело подхватил Рома, бросив мяч в стену, – никто тебя не тронет.

Наташа поймала мяч и сладко улыбнулась:

– Да? А чего так?

Она убрала копну фиолетовых волос, обнажая плечо с татуировками. Рома приподнялся.

– Ну, если у тебя есть что предложить, не откажусь.

Наташа хихикнула, спрятав сексуальную улыбку:

– Расслабься! С тобой спать только за дозу. А мне не требуется.

Сгребла вещи в сумку, так и не найдя патчи.

– Ух и злая ты, Наташка! Ладно, я понял. Приставать не буду, не боись.

– Это ты бойся. Подойдешь – яйца оторву, Профессор до кнопки не успеет дотянуться.

Наташа попыталась затолкать свою необъятную сумку на полку, но задача оказалась ей не по силам. Рома тут же пришел на помощь.

– Да это я так, – миролюбиво ответил он, трамбуя сумку в шкаф, – разрядить обстановочку. Не люблю я, когда все на серьезных щах.

Наташа перевела взгляд на Нурлана:

– Азия, тебя тоже касается. Дай только повод, извращенец.

Нурлан ничего не ответил. Он слышал о себе и не такое.

Наташа вышла из спальни, не поблагодарив Рому за помощь. Платон ушел следом, одарив Рому брезгливым взглядом. Но Рому это нисколько не смутило.

– Огненная деваха. Люблю таких. Но злая, кобзда.

– Она не злая, молодая просто, – произнес Нурлан, на секунду оторвавшись от книжки.

– Ну тебе ли не знать, старичок. Тебе ли не знать.

Рома подмигнул Нурлану и вышел из спальни. Нурлан проглотил едкое замечание и продолжил читать. Правда, смысл прочитанного уловить он уже не мог.

XXII

22 года до начала эксперимента

Нурлану только-только исполнился двадцать один год. Он с отличием заканчивал исторический факультет пединститута и устроился на лето вожатым в детский лагерь. Деньги платили крошечные, зато можно попрактиковаться в общении с детьми. С этим у него были большие проблемы.

Но Нурлану не повезло: ему достался отряд с самыми старшими детьми смены. Циничные и дерзкие подростки против молчаливого несуразного великана. В душе он был бо́льшим ребенком, чем они, и никак не мог найти к ним подход.

Нурлан мало с кем разговаривал и мало кому нравился. Наивный, неловкий, застенчивый – идеальная мишень для издевательств.

Когда подопечные начали отправлять Нурлану любовные письма от имени самой страшной девчонки отряда, он не заметил подвоха.

Тихая и скромная Таня писала о сильных чувствах к Нурлану и признавалась, что мечтает провести с ним ночь. Застенчивая Таня ему нравилась, но на письма отвечать не стал, потому что это неправильно.

Подростки решили поднажать. Они убедили горе-вожатого в том, что Таня очень страдает от безответной любви: не ест и не пьет. Поэтому он, как истинный джентльмен, обязан с ней поговорить. И наивный и сострадательный Нурлан купился.

Нурлану назначили тайное свидание. Он согласился на встречу, но лишь для того, чтобы ее образумить. Сказать, что им нельзя быть вместе. Он ее вожатый, а ей всего пятнадцать.

Но… Нурлан впервые в жизни ощутил женскую симпатию, которой не знал прежде. Да, чувства были запретны. Но с каждым днем становились сильнее.

Во время последней дискотеки Таня появилась в комнате Нурлана. Она была уверена, что пришла помочь оформить грамоты для награждения. Ей было жалко этого неуклюжего бедолагу, неловко ему отказать. Кроме нее, сделать это было некому.

Внезапно Нурлан заговорил о своих чувствах. О том, как он благодарен ей, что испытывает то же самое, о невозможности отношений… Таня ничего не понимала, не знала, как себя вести, что говорить. Боялась обидеть. Она коснулась его руки, чтобы он перестал говорить. Дальше Нурлан мало что помнил. Он любил ее, она плакала. Она просила остановиться, но он уже не мог. Когда все закончилось, Таня убежала в слезах, а Нурлан с ужасом понял, что натворил.

Скандал замяли, Нурлана тихо уволили. На радость администрации все случилось под конец сезона.

В те годы жертвы изнасилований редко заявляли в полицию. Это спасло Нурлана от срока. А изнасилование несовершеннолетней – это педофилия, тут наказание жестче, и в колонии его бы не пожалели.

Нурлан переехал в другой город, чтобы начать все заново. Спустя годы он преподавал в школе любимый предмет, женился на своей коллеге, родилась дочь. Но с развитием интернета прошлое неотвратимо настигло его. Когда об инциденте узнало его окружение, Нурлана уволили с работы, жена ушла, а дочь прервала с ним всякое общение.

Его называли мразью, педофилом, извращенцем. Ему плевали в лицо незнакомые люди. Нурлан навсегда потерял возможность заниматься любимым делом и закрылся от мира. С тех пор он жил наедине со своим стыдом. Нурлан понимал, что клеймо педофила – на всю жизнь. И был к этому готов, насколько хватало сил…

XXIII

1 час 10 минут с начала эксперимента

Нурлан с грустью смотрел на старое фото своей дочери, служившее книжной закладкой. Ей скоро пятнадцать. Наверное, уже думает об университете. Нурлан мечтал, чтобы она поступила в МГУ на историка. Она любила слушать папины рассказы про Древний Египет…

Фото выскользнуло из рук и приземлилось под кровать.

Он опустился на колени и достал фотографию. В углу под кроватью заметил ключ-шестигранник для сборки мебели, забытый рабочими. Нурлан оставил ключ на месте, но на всякий случай запомнил.

Наступало время ужина, и Нурлан решился выйти к остальным.

XXIV

1 час 15 минут с начала эксперимента

Нурлан пришел в кухню. Участники готовили ужин.

Резать овощи пластиковым ножом было крайне неудобно. Татьяна кое-как справилась с помидорами, добавила оливковое масло и специи.

Катя разогревала в микроволновке курицу в сливочном соусе, а Сергей Аркадьевич разливал по бокалам минеральную воду. Наташа развалилась на диване. Без интернета ей было ужасно скучно, но не настолько, чтобы помогать остальным с едой.

Татьяна поставила на стол миску с салатом и взглянула на Наташу.

– Так и будешь сидеть?

– Там помощников хватает, а я готовить не умею…

Рома с энтузиазмом расставлял тарелки на столе и решил вбросить тему для разговора.

– Компания у нас, короче, отличная. Преступники и жертвы… Это интересно. Но чего они добиваются? – Рома указал на камеры под потолком. – Что мы тут глотки друг другу перегрызем?

– Не удивлюсь, – заметил Платон, листавший глянцевый журнал.

– В закрытых пространствах люди могут по-разному себя повести, – сказал Андрей, помогая Кате раскладывать курицу по тарелкам с пастой. Свою тарелку он пропустил, поскольку не ел мясо уже ровно 1 год 9 месяцев и 17 дней, – обычно это плохо заканчивается.

– Да? И чем? – спросил Рома.

Андрей проигнорировал вопрос.

– Ну хорош дуться, нам тут еще две недели сидеть.

Рома вышел в центр комнаты и, как конферансье, обратился к остальным испытуемым:

– Давайте знакомиться! Хоть поймем, кто кому какой нож в спину засадил. Или засадит!

Рома засмеялся, но его никто не поддержал. Он продолжил:

– Я вот, например, Андрюхе жизнь поломал. Каюсь. Был не прав. Я перед ним сто раз уже извинялся, но я не гордый, могу и сто первый.

Рома подошел к Андрею и протянул ему руку в знак примирения:

– Тысячу раз жалел о том, что было. Знаю, Лизку уже не вернуть…

– Хватит! – перебил его Андрей. – Не смей о ней говорить!

– Все, все. Не буду! Просто хотел сказать, что мне жаль.

Андрей зло посмотрел на Рому и отошел, не пожав руки. Но Рома ничуть не смутился.

– Видите? Ему уже полегчало. Мне тоже! Эксперимент работает. Давайте дальше. С Нурланом все понятно. Это, конечно, свинство, братан. Тут все не без греха, но твой – самый паршивый. А вот что у этой сладкой парочки случилось, я чё-то не вкурил… – Рома провел воображаемую линию между Платоном и Катей, но они не спешили с объяснениями.

– Ну выговоритесь, чего вы! Облегчите душу! – не отставал Рома.

– А ты что, психологом заделался? – бросилась на защиту Татьяна. – Чего пристал? Выговорятся, когда захотят.

Платон все еще не понимал, как лучше подступиться к Кате, чтобы она сменила гнев на милость, поэтому решил воспользоваться моментом. Если он попросит прощения при всех, Кате будет неудобно его отшить. Он подошел к ней сзади и виновато произнес:

– Катя… Прости. Я виноват. Мне деньги нужны были. Я не хотел тебя обижать. И про ребенка ничего не знал, честное слово.

Катя, не в силах обернуться, как робот, раскладывала на столе салфетки. Она вот-вот была готова заплакать, но держалась.

– Может, прекратим? – не выдержала Татьяна. – Больше и поговорить не о чем?

– О чем еще говорить? – парировал Рома. – Мы же друг про друга не знаем ни хрена. Кроме того, что друг другу поднасрали. Может, повинимся, поломаем им систему и выйдем отсюда побыстрее. Они же этого ждут?

Сергей Аркадьевич выехал в центр комнаты:

– А я поддерживаю. Я бы хотел услышать что-нибудь от тебя, между прочим, – обратился он к Наташе.

Девушка не сразу поняла, что речь о ней.

– Я тебя не так представлял, – продолжал Сергей Аркадьевич, глядя на нее поверх очков, – пока валялся там, на дороге. А потом в больнице. И дома, в койке. Думал, какой он из себя, этот человек? Молодой ли, старый? – старик замолчал, предоставив Наташе возможность ответить. Она устало закатила глаза.

– Слушай, дед, – ответила она, чувствуя накатившую волну раздражения, – я не специально. Ну было и было. Я так-то тоже пострадала, тачку чужую помяла. Пьяная была, испугалась, ну и уехала. А ты бы не уехал?

Сергей Аркадьевич не мог поверить своим ушам и молча таращился на Наташу. Она тем временем завелась не на шутку:

– Ну что ты хочешь? Чтобы я тебе ноги свои отдала? Мне адвокат сказал: сиди, не рыпайся. Я и не рыпалась! Я потом хотела тебя найти, честно. Но все как-то само собой улеглось.

– Улеглось? Улеглось?!

– Слушай, я ж не дура. Понимаю, тебе хреново. Выйдем отсюда, что-нибудь придумаем. Сиделку тебе найму, хочешь? В отпуск отправлю. В Таиланд! Там такие мастерицы есть – лежачего поднимут.

– Спасибо за заботу, – выдавил из себя старик.

Наташа снова погрузилась в телефон, повисло неловкое молчание.

– Ну вот и поговорили! – взбодрился Рома. – Молодец, Наташка!

Татьяна вдруг заорала на Нурлана через всю комнату:

– Отошел от нее! Быстро!

От неожиданности Катя выронила перечницу.

– Я просто перец попросил, – объяснился Нурлан.

Татьяне было совершенно плевать на его оправдания.

– Отойди от него, девочка. Давай.

Напряжение нарастало.

– Спокойно, спокойно! Расслабьтесь, – дружелюбно произнес Рома, с опаской взглянув в камеры. Он с детства был хорош в разрешении любых конфликтов и, если бы жизнь сложилась иначе, мог бы стать отличным переговорщиком.

Рома встал между Катей и Нурланом, поднял с пола перечницу и протянул здоровяку:

– Держи, мужик.

Из динамиков зазвучала та же музыка, мягкая, уютная, обволакивающая. Катя вышла из ступора.

Андрей первым сел за стол. Все начали рассаживаться, только Татьяна не двигалась с места и сверлила Нурлана взглядом.

– Я потом поем. Приятного аппетита… – тихо сказал Нурлан и, не поднимая глаз, ушел.