Она отступила от края лоджии, и, сокрытая от любопытных, обнажила разгорячённое тело.

Бриз гулял по открытым грудям, по мягкому животу, по умиротворённой душе, забывавшей о прошлых страданиях.

Спалось Тане так, будто она снова стала маленькой девочкой. Мягкая постель кутала в яркие сны, где она бегала босая по полю, полному одуванчиков. Мелкие солнца щекотали гладкие пятки, и Таня, смеясь, носилась без устали.

Впервые за долгие годы Таня проснулась счастливой. Обычно она уговаривала себя за час-два, что не всё так уж и плохо. После развода не хватало и дня – так, отдельные проблески.

Сегодня же было приятно оказаться в реальности, и даже радостный сон не манил обратно в кровать.

Таня потянулась и, босая, вышла на тёплый балкон. Солнце уже подпекало неугомонных пловцов, большая часть отдыхающих валялась на пляже. Небо выглаженным полотном тянулось от одного мыса к другому, яркое, голубое. Морская рябь, словно Луна, отражала свечение солнца. Так хотелось спуститься, окунуться, поиграть в мелких волнах.

Успеется. Плаванье плаваньем, а завтрак – по расписанию.

Нет, ну правда, завтрак в отеле был до одиннадцати.

На этот раз Таня не стала расфуфыриваться. Облачила белёсые телеса в бермуды и майку, надела обычные шлёпки.

Маришка понаписала кучу вопросов, на которые Таня принялась отвечать, попивая горячий кофе.

В столовой было мало людей. Кто-то всё ещё спал, часть загорала у моря.

Сладкий брауни хорошо шёл под кофе, настоящий, туреций. Маришкино любопытство было удовлетворено.

Всё хорошо. Действительно, вчера было вчера, а сегодня – всё замечательно. Нет, ни с кем не знакомилась, в море ещё не была.

– У вас не занято? – седой старичок в канотье и шортиках восьмидесятых, слишком коротких, чтобы смотреть на них без стыда, улыбался всеми тридцатью двумя вставленными зубами.

В первую секунду Таня подумала, что пришёл Седовласый. Сердце прыгнуло к горлу, а потом в нём и застряло при виде бессовестного бугорка.

Она закивала, отставила кофе, расплескав половину на стол.

– Что? – старикан закивал, передразнивая Таню, и спрятал улыбку под высушенными губами.

– Эм…

– Ясно, – он развернулся и отобрал последние крошечки аппетита демонстрацией двускладчатых ягодиц.

Дряблые шкурки подрагивали при ходьбе и выдавали, что старикан повсюду седой. Он уселся в одиночестве, ещё раз посмотрел с укоризной и приступил к поеданию.

Таню передёрнуло, как от запаха тухлой рыбы, она оглядела свой завтрак и решила уйти. Нужно было стереть из памяти ягодицы. И запомнить стул, на который после них не садиться.

У выхода она заметила истинного Седовласого. Он, как и вчера, без супруги ел и что-то внимательно изучал в телефоне.

Таня замедлилась, шмыгнула носом, потопталась и ушла. Седовласый всё так же сидел и не обращал ни на кого никакого внимания.

Таня долго собиралась на море. Нужно взять сумку. И полотенце. И крем. Даже крема: для загара, от загара, от загара для лица, после загара. Солнечные очки, шляпку, парео.

Из трёх новых купальников Таня не могла выбрать ни одного. Во всех она была страшной. Тут – попа висит. В этом – грудь кажется ещё меньше. Ну а этот – совсем уж бабушкинский. И зачем покупала?

Утренний задор испарился. Куда она такая пойдёт? На пляже, небось, одни только красотки. И тут она – здрасте, пожалуйста!

– Не пойду… – Таня плюхнулась на крвоать, надула губки, как обиженная малышка, и пнула ногой пляжную сумку.

Лучше опять в джакузи сидеть. Зачем ей это море? У неё свой собственный уголок, уютненький и приятный. Она включила воду и так, одним разве глазком, выглянула с балкона на пляж.

Из-под зонтиков торчали разномастные, расномассные и разнокалиберные телеса. Вон худенький мужичок с выпирающим пузиком, а тут пара немок, молодых, симпатичных, покрытых гроздями целлюлита. А тут – гладконогая, загорелая – загляденье. Таня от неё отвернулась, лучше вон на тех посмотрю. А те – с толстыми брюшками, прехорошенькие.

– А, да и пофиг!

Таня выключила воду, натянула купальник – тот, что не дружил с её попой, похватала сумку необходимых вещей и, нахлобучив солнечные очки, отправилась загорать.

Лежаки пустовали – иди, выбирай. Таня выбрала тот, что ближе к линии моря и подальше от всех. Разложилась, огляделась – на неё никто не смотрел. Огляделась ещё – ну ладно – стянула тунику, одёрнула трусики и легла.

Привстала, схватилась за сумку, принялась намазываться в разных местах. Так, для лица – этот, вот этим надо намазать плечи, ну а на ноги – для загара. Вечно у неё была одна и та же история: нос сгорал и начинал облезать в первые же часы, а вот икры и ляжки ещё долго оставались белыми, как мертвечина.

Намазавшись, Таня угомонилась и растянулась на лежаке. Солнце приятно грело тело, с каждым вдохом оно расслаблялось, ощущало тепло и лёгкость мягкого бриза. Издалека доносилась весёлая музыка, в Москве такую слушали лет эдак десять назад. Разговоры были тихими, никто никому не мешал.

И чего это о Турции сложилось такое впечатление, что тут отдыхают быдла и алкоголики? Всё чинно и благородно. Красивый пейзаж, никаких приставаний.

– Аэй, ц-ц-ц! – Таня открыла глаза и увидела сияющего турка, шедшего следом за девушкой в стрингах.

Та молча не обращала на него внимания, но он продолжал идти и перебирать разные языки, чтобы завоевать её сердце.

– Хэллоу! Прывэт! Ола! Ц-ц-ц!

Разозлившись, будто бы это к ней приставали или оттого, что не к ней, Таня перевернулась на живот и засунула в уши наушники. Её музыка тоже была старой и позабытой. Замужем ей было не до современных новинок. Древний плейлист напоминал о родине и прошлом. Пришлось выключить.

Сон сморил незаметно. В тепле и благодати как не поспать? Вот только из сна Таню просто-напросто вытрясли. Лежак ходил ходуном, она открыла глаза в полном непонимании. Только что она расслаблялась, а теперь колбасилась в землетрясении. А может, и правда движение тектонических плит пришлось так невовремя и неудачно? Ну нет чтобы подождать, пока у Тани закончится отдых. А там – хоть…

Отчего-то Таня не оборачивалась, посмотрела на соседние лежаки, продолжая трястись. На них спокойно нежились красивые девушки, и к каждой из них подходил статный и галантный мужчина. Одной поднёс сладкие фрукты, запах которых слышался издалека. Другой – подарил кольцо с таким бриллиантом, что за его стоимость можно было б купить целый дом. Третью – массажировали в четыре руки, а она попивала коктейль из рук третьего кавалера, стоявшего на коленях.

Наконец Таня посмотрела назад – вдруг и её кто-то, допустим, сношал. А что? Может, здесь так и принято: приходят красавчики и дают всё, что ты хочешь.

– Коля?..

Таня всё так же лежала, а позади неё, схватив руками лежак, стоял её сынишка и тряс его, что было сил.

– Да, он просто – придурок! – Таня вскочила от громкого голоса. Мимо проходили две девушки, выставив торчащие груди напоказ.

Это тоже, что ль, сон, подумалось ей. Уж слишком стройны и красивы были девчонки. Тела гладкие, загорелые, прикрытые лишь крошечными стрингами.

Таня огляделась, посмотрела на свой живот, подтянула трусы от купальника. Вроде, не спит. Вроде, всё настоящее. Она, на всякий случай, глянула на время в телефоне, отвернулась, посмотрела опять. Как было одиннадцать тридцать, так на часах и осталось.

Когда-то от нечего делать Таня интересовалась осознанными сновидениями. Даже писала бумажки и раскладывала по дому: «Я сплю?» И всякий раз она не спала, хотя мечтала проснуться.

Коли здесь не было. И от этого материнское сердце ничем не начало облеваться – наоборот, накрыло сладостным облегчением. Потом подоспело чувство вины, но от него отвлёк Седовласый. Он закрыл собой солнце, бросил футболку на отдалённый лежак и пошёл в воду.

Тёмный силуэт стал окрашиваться в светлую кожу, тёмно-синие плавки. Спина расчерчивалась чёткими формами мышц и заковыристой татуировкой.

Как он хорош, пронеслось в голове. Таня привстала. Седовласый зашёл в море и быстро нырнул. Голова появилась через несколько метров, и, загребая руками, он помчался к буйкам, еле заметным с земли.

Он слишком в хорошей форме для старика. Сколько ему? Пятьдесят? Сорок? Стоило б рассмотреть получше лицо.

– Да не хочу я его! – снова девчонки. Могли б и потише своих мужиков обсуждать.

Таня нахмурилась, опять вспомнила Колю и порадовалась, несмотря на вину. Какая мать будет счастлива быть как можно дальше от сына?

– Хэштег щастьематеринства! – прозвучал в голове Маришкин голос.

Она знала, о чём говорила. Её первый ребёнок, тоже сын, родился пять триста и разорвал маму в хлам. Швы долго болели, потом болела спина от таскания богатыря. Но Маришке хоть повезло с мужем, он ей сказал: езжай-ка ты куда-нибудь отдохнуть, заслужила. Взял пару недель отпуска и возился с сыном, пока Маришка приходила в себя.

Таня же, несмотря на послеродовую депрессию и желание накрыть Колю подушкой, таскала его на себе, подмывала, кормила, а муж только временами смотрел на чистенького наследника и говорил: «Мой пацан!»

Лежаки потихонечку занимались. Приходили древние пары, молодые, одинокие. Были все, кроме детей. Таню это так удивило и очень обрадовало. Турция нравилась ей всё больше и больше. Она так часто читала истории про яжматерей, выпускающих отпрысков на волю без трусиков, что морально готовилась к трындецу. Но нет, ни одной голой сосиски и пирожка.

Но грудей было много. Через три лежака развалилась девчонка лет двадцати. Попа – как барабан, кожа натянутая, упругая. Гладкая спина и никакого купального верха. Только опять те же стринги, что и у болтливых девчонок.

Сколько разврата! Таня встала, отвернулась, как старая бабка, кляня бесстыдных девчонок, и пошла к морю.

Вода была тихой. Осторожно, чтобы не напугать, она облизывала берег кончиком языка. Таня сбросила шлёпки, тёплый песок запоминал следы её ног. Холодное и оттого ещё больше приятное море умыло стопы.

Чем дальше Таня шла, тем менее радовала прохлада. На уровне живота она уже злила. Мелкий песок под ногами превратился в гальку и перешёл в каменную плиту.

Таня быстро окунулась, дрожа, окунулась ещё и поплыла по-собачьи.

Где-то там вдалеке мелькали седины. Таня делала вид, что не смотрит, и поглядывала исподтишка. Тело быстро привыкло к воде, которая уже не казалась холодной. Солнце смотрело свысока, припекало. Таня нырнула, потом долго отплёвывалась, протирала глаза, раздражённые солью.

Седовласый всё рассекал. Да он тебя даже не видит! И всё же нужно было вести себя надменно – так её учила мамуля. Женщина не должна показывать мужчине, что он ей нравится. Пусть добивается. Мужчины, они же – охотники. Понимаешь? Чем проще добыча – там меньше она нужна. Поиграет и бросит.

А потом приговаривала, узнав, что тесть подал на развод:

– А я тебе говорила! Всегда надо сохранять тайну, а ты? Ты посмотри, во что превратилась! Стоптанные тапки, халаты. Вот он и ушёл, где интересней.

Таню хоть и обижала, но реакция матери была довольно привычной. И, может, она реально была права? Так что Таня всеми силами делала вид, что ей на седого охотника совершенно плевать.

Тот тоже не особо интересовался ни Таней, ни разложенными по шезлонгам телами. Хотя Таня, не будучи падкой на девушек, разглядывала их, любовалась. Одна другой краше. Вон та, в зелёном купальнике, такая длинноногая и жопастая, а волосы блестящие, волнистые. А эта – с такой большой грудью, что, сто пудов, обошла не один магазин, чтоб найти подходящего размера купальник. И ведь настоящая! Не то, что у той, неподалёку. Таня поморщилась. Ну нет, лучше уж быть плоскодонкой. Дамочка с выжелченными волосами и губами пятого размера разложилась, как кура – на гриль, и поджаривала искусственные шары.

А ей так не тяжело? Спину не ломит?

Таня не могла оторваться. Нет, ну это прям восьмое чудо света – как и размер. И как ходить с такой грудью? А на солнце она не растает? Ну или перегреется, взорвётся…

Когда китайская подделка Памелы заметила на себе взгляд, Таня потупилась и пошла к бару, делая вид, что она вовсе не в шоке.

Клубничный мохито был очень кстати. Солнце разгоралось, поднималось в зенит. Седовласый куда-то запропастился. Не утонул? Попивая коктейль и разглядывая отдыхающих, Таня посматривала на его лежак с оставленными вещами. Вдалеке мелькала белая точка. Видимо он.

– Отдыхаем? – на соседний лежак опустился тот самый старик из столовой.

– Угу… – Таня не знала, что делать, поэтому улыбалась.

Старик снял футболку и оголил дряблый живот с колосящимися сединами. Казалось, из него лезли белые червяки, и Таня решила, что даже искусственная дама была поприятней.

Старикан закинул мохнатые ноги, выпятил солнышку ветхую грудь. Ещё более волосатую. Там, в побелевших зарослях, что-то отчётливо шевелилось. Старик временами потирал грудь, но эта штука не прекращалась.

Он говорил, рассказывал бравые истории, не понимая, что он старик. Наконец, из нагрудных кустов показалась букашка, расправила крылья и улетела до того, как он успел её смахнуть.

– А ты, Танечка, тоже москвичка?

Надо было назваться какой-нибудь Юлей. Таня ненавидела, когда её называли Танечкой или Танюшкой. Даже обидное Танк было приятней. Так Таню дразнил одноклассник, который в итоге и познакомил её с будущим мужем. Вот удружил.

– Ну хорошо, Танюшка, подумай, во всём же есть плюсы, – мама их искала во всём кроме как в Тане, – у нас теперь Коленька есть. Ну а развод… да, неприятно. Но вот приведёшь себя в порядок, другого найдёшь.

Что-что, а Колю Таня за плюс никак не считала. В отдалении от сына ей всё проще было в этом себе признаваться. И как всё-таки хорошо, что поблизости не наблюдалось детей.

Наконец она сможет действительно отдохнуть от криков. Даже один день в неделю, отводившийся встрече с сыном, выматывал на шесть дней вперёд. Коля всегда был рядом с ней, в мыслях. Надо было думать о нём. Она – всё-таки мать! Вот зайдёт в магазин за хлебом, увидит яйцо с сюрпризом – надо купить. Посмотрит вечером фильм и на каждой сцене с непристойностями или руганью оглядывается – нет ли Коленьки рядом. Детям такое нельзя. Хотя Коля уже ругался похуже Тани на её третьем десятке.

Как-то он мучил соседскую кошку. Таня тем временем сёрфила в соцсетях, сидела на лавочке и забывала, что всё вокруг – происходящее с ней. Новости, шуточки, мемы – всё поглощало и успокаивало. Никаких детей, никакой ответственности, ничего.

– Да чтоб тебя! – Таня вскочила на крик старой соседки.

Она вскакивала при любом крике. Давно научилась: если кто-то начал ругаться – Коля тому виной. Ни одна драка в песочнице не обходилась без него. Ни один карапуз не мог просто поранить коленку – Коля его точно толкнул.

«Что блин ещё?!» – пронеслось в голове.

– Ах ты паршивец! Таня! Забери своего охламона! Муську мою пытался спалить! Ты бы его хоть врачу показала! Дурной он у тебя, ой ведь дурной!

Коля стоял с зажигалкой в руке, слушал соседские крики, потом со всей силы наступил старушке на ногу и закричал благим матом. Такие обороты использовал, картавя и шепелявя, что Таня в жизни не слышала.

Потом с мужем был целый скандал. Таня всё видела, настаивала, что Колю надо показать специалисту. Но муж был категорически против. В его семье психов не было. И Коля – настоящий пацан! Ну хулиганит немножко, кто ж такого не делал? А то чё, лучше было б, если бы он в куклы играл?

Лучше бы в куклы, думала Таня, но поделать ничего не могла.

– Да своди его тайно, – настаивала Маришка.

– Да как? У нас ДМС, он всё узнает.

– Ну так в бесплатную сходи, там, знаешь, тоже нормальные врачи есть. Или к частному обратитесь.

– Угу? Он все транзакции видит. В бесплатных надо указывать отца, как-нибудь точно раскроется.

Так вот Таня терпела, растила «настоящего пацана» и ужасалась.

– А я вот йогу люблю, – продолжал старикан. – Мне вот на сердечке операцию сделали, ну так – небольшую, не переживай.

Спасибо, что успокоили, а то так тяжко было это всё слышать!

– Ну так мне расхаживаться надо было, в себя приходить, так ведь мне моя инструктор специальные асаны дала, представляешь?

– Ммм… как интересно…

– Интересно? Да ну! Так, давай, покажу! – и дед вскочил на мохнатые ножки, принялся выкручиваться, попутно объяснять, что за поза и для чего нужна.

– Спасибо большое, постараюсь запомнить. Но что-то меня припекло – пойду.

– Да-да, давай Таня, ты, если забудешь, говори, я тебе видео запишу! А на солнце долго не надо – это ты правильно.

Пытаясь закатить обратно глаза, Таня вернулась в свой номер. А так хотелось ещё поплавать, поразлагаться на удобном шезлонге.

Видимо, не судьба.

Седовласый наконец-то вернулся, лёг загорать, а Таня с завистью поглядывала на него с балкона. Вот только мог бы и не курить.

Таня терпеть не могла запах дыма. Как бывший курильщик, она осуждала всех, кто так и не бросил. Сама она завязала из-за бывшего мужа, когда они ещё только встречались. Он строго-настрого запретил ей курить, а то что, с пепельницей целоваться? Хотя сам продолжал изводить по полпачки. Ещё любил дорогие сигары и время от времени брал старую трубку.

Ближе к ночи жара переместилась к бассейну. Музыка, танцы, коктейли. Таня пританцовывала с Дайкири и оглядывалась по сторонам. Две болтливые девчонки, светившие сиськами на пляже, уже кого-то захомутали. Отплясывали в обтягивающих мини, вились вокруг молодых пареньков. Те были вполне ничего, но не в Танином вкусе.

Она выискивала его. Седовласого.

Чёрт его знает, чем он её зацепил. Может, просто первый попавшийся? Первый, с кем она полетела в новую жизнь. Подальше от прошлого, бывшего мужа и Коли. Он будто бы держал её за руку с самого самолёта, а теперь потерялся и его непременно нужно было найти.

– Тыц-тыц-тыц-тыц! – старикан тоже был тут. Он подтанцевал к Тане и стал выплясывать вокруг неё. – Ну давай, Танечка, отчебучим!

Таня жалась, боясь прикосновений прелого тела. Старикан уже знатно вонял. Прям как в квартире у пенсионеров, в которую забежал потный подросток.

– Танюша! – дед выделывал па и угрожающе хватал Таню за руки.

– Осторожно, – она подняла повыше коктейль.

– Какая может быть осторожность? Танцуй!

Таня бегала глазами, ища помощи. И вот он, Седовласый, сидел на лежаке и улыбался. Наблюдал, видимо, для него, забавную сцену. Таня умоляюще сдвинула брови. Он отставил бокал и направился в её сторону.