Глава пятая,
в которой путешествие оказывается не очень приятным – но и не очень долгим

Соседский петух ещё видел десятый сон, когда Энни подошла к «Двум барабанам», отягощённая довольно вместительной котомкой. В котомку уместились разные мелочи, а также четверть головки сыра и две лепёшки – то есть ровно половина всех имевшихся дома съестных припасов. Вторую половину Энн заботливо выложила на стол для матушки, накрыв вафельным полотенцем с пришпиленной к нему коротенькой запиской.

Клочок бумаги, в которую когда-то была завёрнута грудинка, беззастенчиво врал, что дочка едет посмотреть ферму, глянувшуюся Саймону, и вернётся назавтра с утра. Было более чем вероятно, что назавтра матушка не вспомнит, что уже видела записку вчера. И напослезавтра тоже. По сути, оставив составленное таким образом послание, Энн могла бы вообще не возвращаться.

Солнечные лучи ещё только поглаживали улицу, немноголюдную по причине раннего часа. Где-то на крышах звонко чирикали мелкие птахи. «Два барабана» дышали небывалым умиротворением.

И, разумеется, ни у салуна, ни где бы то ни было в зоне прямой видимости не было заметно и следа Джима, чёрт бы его побрал, Бейкера.

Энн закрыла было глаза, но тут же открыла обратно: Джима в списке её контактов отродясь не было – как она ему чирикнет? Становилось зябковато. Девушка прошлась вдоль «Барабанов» сначала в одну, затем в другую сторону. Потопала ногами. Потопала ещё, уже сильнее. Потом от души пнула балясину веранды.

С веранды внезапно послышались низкие звуки, с которыми кто-то невидимый прочищал горло. Спустя пару секунд над балюстрадой показалась голова мистера Макинтоша.

– Добрый вечер? – сипло пробормотал он с вопросительной интонацией.

– Утро, – с некоторым раздражением поправила Энн. – С полчаса как рассвело.

– А-а… – Мистер Макинтош ещё добрую минуту откашливался, а затем вежливо поинтересовался: – Могу ли я чем-то помочь юной леди?

– Вряд ли. – Чтобы не возникло недоразумения по поводу её рассветного дежурства у салуна, Энн пришлось объяснить: – Я жду Джима Бейкера. Он должен с минуты на минуту быть здесь.

– Джим Бейкер? – протянул мистер Макинтош. – Что-то вы напутали, мисс. Чтоб Джим Бейкер поднялся с рассветом? Это надо, чтоб адская бездна у него прямо под кроватью разверзс… врз… зрлась. Да и то он ещё подумает.

Энни подавила желание выругаться: в последнее время оно посещало её непростительно часто.

– А где он живёт, вы не знаете?

В осовелых глазах мистера Макинтоша отразилось сомнение:

– Не подскажу, мисс. Вы подходите часикам к одиннадцати. Вот тогда уж он будет туточки, душу готов прозакладывать.

Поблагодарив собеседника, Энн неуверенно двинулась прочь от салуна. Похоже, ничего другого ей действительно не оставалось. И похоже, Джим Бейкер таки её надул.

Девушка приблизилась к церкви – заведение мадам Жак нахально расположилось прямо напротив божьего дома, – и посмотрела на башенные часы. Ну да, всего каких-то полдня ждать! Среди розовых кустов, высаженных у церковных дверей и постоянно пребывающих на грани трагической смерти, она углядела чью-то спину. В тёмном облачении.

– Доброе утро, святой отец!

Отец Маккена, держащий в руке садовые ножницы, обернулся к ней с приветливым выражением лица. После долгого взгляда на Энн выражение сперва застыло, а затем сменилось сокрушённой гримасой:

– Доброе утро, дитя моё. Увы, я вижу, что мои старания пропали втуне.

Энн недоумённо посмотрела сперва на преподобного, затем вниз, на свой костюм. Ну да, вчера она успела заскочить в лавку готового платья. И к мистеру Симсу, торговцу подержанными вещами. Теперь Энн красили бесподобные кожаные штаны на шнуровке, свободная и когда-то белая рубашка, ковбойская шляпа, слегка потёртая, а также шикарные сапоги с каблуками – разношенные до совершенной мягкости, но так даже удобней.

Ещё, встав дома перед треснувшим зеркалом в ванной, Энни распустила пушистые русые волосы и недрогнувшей рукой отхватила их по самые уши, так что после сна у неё на голове образовалось некое подобие клубка перекати-поля. И при чём тут старания преподобного – он же не говорил, что Господь не любит стриженых?

– Ты всё же нашла способ узнать то, что хотела, – печально сказал отец Маккена. – Что ж… Видно, была на то воля свыше.

– Какое-то время я буду в отъезде, – как могла небрежно произнесла Энн. – Прошу вас, святой отец, если у вас найдётся минутка – загляните к моей матушке. Она не очень привыкла одна.

– Не тревожься, дитя моё. Я присмотрю за ней. И… – Святой отец помедлил, как бы взвешивая некие таинственные «за» и «против»: – И я бы на твоём месте сейчас поспешил на южную окраину. Да, я бы поторопился.

Несколько секунд Энн никак не могла уразуметь, о чём это преподобный толкует. А потом её лицо внезапно озарилось:

– Спасибо!

Подхватив шляпу и больше не оборачиваясь, девушка припустила во весь дух. Только и успела услышать: «Будь осторожна, дитя моё, и да хранит тебя…»

Когда, совершенно сбив дыхание и раскрасневшись, Энн добралась до южной окраины, сразу стало ясно, что она успела очень вовремя. Девушка выскочила на дорогу, уводившую прочь от города, и едва не налетела на лошадиный зад.

– А ну, стой! – Энни вцепилась бедной лошадке в хвост и повисла на нём всем весом. Испуганно заржав, лошадь затормозила и резко попятилась, отчего отчаянно зевающий всадник ойкнул, пошатнулся в седле и, комично взмахнув руками, полетел в пыль.

– Что это вы задумали, Джим Бейкер? Решили меня облапошить?

С Бейкера, похоже, слетел весь сон. Свой подъём на ноги он сопроводил длинной и витиеватой фразой, которая всё никак не заканчивалась, пока Джим не предстал перед Энн во всём своём великолепии – встрёпанный, пыльный и злой, как шершень.

– Ради всего святого, на что это ты похожа и какого треклятого чёрта тут делаешь?!

– А ты-то что делаешь здесь?! – взъярилась Энн. – Помнится, мы условились встретиться у «Двух барабанов»!

– Помнится, когда-то место бабы было у печки! – отрезал Джим. – Прекрасные были времена!

От такой наглости Энни едва не потеряла дар речи, но живо опомнилась:

– Вот что, Джим Бейкер! Я слов на ветер не бросаю. Намерился слинять – скатертью дорожка! Только учти, отсюда до полицейского участка ровно пятнадцать минут ходу, а ради тебя я, так уж и быть, постараюсь за десять управиться.

Джим набрал было воздуха, да так и замер, надувшись индюком, что Энн не преминула с удовлетворением отметить. Лошадка, явно недовольная посягательствами на её хвост, протяжно фыркнула и цокнула копытом. Масти она была, между прочим, каурой – и это Энни отметила тоже.

– Да чтоб тебя! – наконец выдохнул Джим, с чувством сплюнув на дорогу. – Вот ведь попутал нечистый связаться с твоим малахольным…

– А ну-ка, придержи язык! – оборвала его Энни. – Ты Саймону и в подмётки не годишься!

– Ну-ну, – усмехнулся Джим, с пристрастием охлопывая себя со всех сторон – при каждом хлопке в воздух взлетало маленькое пылевое облачко. – Только тебе-то к нему, распрекрасному, в моей компании придётся добираться, как бы это нас обоих ни печалило. Так что заруби себе: ещё раз попробуешь вот этаким тоном мне приказы отдавать – неделю потом присесть не сможешь. Излупцую так, чтоб на всю жизнь запомнила.

– Заявление вполне в твоём духе, – с презрением уронила Энн. – Чего от тебя и ждать…

– Много ты о моём духе знаешь, – проворчал Джим и с лёгкостью вскочил в седло. Каурая лошадка бодро заплясала на месте. – Где твоя лошадь?

– У меня её нет, – с достоинством отозвалась Энн: отец Маккена не раз высказывался в том смысле, что бедность – не порок.

– Ну что за дурочка, господи! Я же сказал: возьми лошадь, путь неблизкий!

– Ну да, а ещё ты сказал, что встретишь меня на рассвете у «Двух»…

– Забыли! – свирепо гаркнул Джим и оглядел её фигурку с головы до ног и обратно. – Ну и пугало, ей-богу… Весишь сколько – фунтов сто с небольшим?

Оскорблённая до глубины души, Энн выпрямила спину:

– Ты совсем без ума уродился, Джим Бейкер?! Я девушка! Может, ещё про возраст мой спросишь?!

– Ты – девушка? Вот спасибо, посмешила… Ладно, залезай.

Наклонившись в седле, Джим протянул ей хлыст. Энни ни за что в жизни не призналась бы ему, что ей до сих пор ни разу не доводилось садиться на лошадь, так что они порядком провозились, а Джим порядком озверел и был-таки вынужден в конце концов спешиться, чтобы её подсадить.

Сидеть позади было жёстко, тряско, а чуть позже – и скучно.

– Куда мы едем? – Энн догадалась спросить, только когда Джим вдруг свернул с дороги и они потрусили целиной.

– В Колпино, – буркнул Джим. Из-за его спины Энн было почти не видно ничего впереди; к тому же ей приходилось обонять Джимову куртку, которая явно служила хозяину верой и правдой со времён Потопа, ни разу не осквернённая прикосновением щётки или мыла.

– Куда?!

– Не знаешь – не спрашивай.

Вообще-то Энни знала: топонимы оболочками не локализуются – иначе ведь полная неразбериха бы вышла. Но этот топоним почему-то звучал в контексте Дикого Запада уж больно странно.

– Ну и зачем нам в это Колпино?

– Мне – просто так, приятеля навестить. А тебе – затем, что твоего драгоценного я как раз к этому приятелю отправил.

– Зачем?

Притормозив, Джим вывернул шею так, что аж страшно стало, и уставился на Энн:

– Знаешь… Я вот безумно люблю в одиночку путешествовать. Ну просто обожаю. А знаешь почему? – Энн догадалась, что ответ не требуется, и смолчала. – Потому что, когда ты путешествуешь в одиночестве, никто не нарушает изумительную, чарующую, самим Господом богом нашим созданную для этого мира ТИ-ШИ-НУ!

На это Энн, естественно, обиделась, и следующие несколько часов прошли в столь милом сердцу Джима безмолвии.

По их истечении Энн чувствовала себя так, словно она – заржавевший робот с давным-давно погибшей планеты. Ноги ломило, спина затекла, а та часть тела, о существовании которой юные и неискушённые девушки вовсе и не догадываются, при каждом шаге каурой взывала о пощаде.

Чтобы отвлечься от малоприятных ощущений, девушка старательно разглядывала окружающий пейзаж. В детстве её возили на море, но то было совсем другое дело: поезд, носильщики, постоянная суета и полный комфорт. А сейчас она – в настоящем путешествии! Это же так интересно, так увлекательно!

Правда, местность, по которой они проезжали, была явно выдумана кем-то, не обладавшим даже самыми малыми зачатками фантазии. Уже к концу первого часа пути взгляд Энн равнодушно скользил по спёкшейся жёлтой земле, редким пучкам сухой травы, если повезёт – цеплялся за монументальный куст репейника. А два часа спустя вся увлекательность путешествия в глазах Энн не стоила хотя бы получасика отдыха на любой мягкой поверхности, с чашечкой чая под рукой и желательно – лёжа.

Меж тем Джим, похоже, решил преподать ей урок и даже не думал объявлять привал. Время от времени делал глоток из фляги да принимался насвистывать какой-то бодрый мотивчик. Вконец измученная, Энн решила прибегнуть к хитрости:

– Джим… А ты ещё не проголодался?

– Хмм… – По мнению Джима, этот вопрос, очевидно, требовал глубокого самоанализа. Прежде чем услышать ответ, неназываемой части тела Энни пришлось вытерпеть ещё не меньше десятка лошадкиных шагов. – В общем-то, можно и поесть. Тебе там сподручно?

– Само собой, нет! – отчаянно запротестовала девушка. – А чай? Как я его тебе тут приготовлю?

– Ну, раз уж ты так хочешь приготовить мне чай… – нахально подчеркнув местоимение, Джим тронул поводья, и каурая послушно встала. – Тогда слезай.

Они остановились прямо посреди пустоши: лошадь – и то не к чему привязать. Пока присмиревшая Энн бродила вокруг в поисках хоть каких-никаких прутиков, Джим снял притороченное к седлу одеяло, разложил на земле и с удовольствием развалился поверх, подложив под голову одну из седельных сумок. Помогать с обедом он явно не собирался.