© Гор А., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пролог

Шалфей. Чай, солоноватый и приторный, с щепоткой кенийского перца – наполненные до краев пиалы, на сутки сместившие со стола кофе и традиционное какао со взбитыми сливками. Лаванда. Сиреневый бархат на дне ступки, высушенный и перемолотый, – щедрая почесть огню, шепчущему в камине. Полынь. Ароматное тление свежесрезанных стеблей, омывающее дымом углы и изголовья детских постелей. Духовная чистота пространства – синоним физической безопасности. По преданиям, ничто не отпугивало злых духов лучше, чем священные травы, которые моя семья проносила в подожженных вазочках через все комнаты дома накануне Имболка.

– Чем ты меня напоил?

Перечная мята, въевшаяся в кашемир его свитера. Гвоздика, напоминающая о варящемся в котелке пряном вине и скором ужине, на котором обещали подать домашнюю утку с брусникой. Дурман, соком которого пропитались его рукава и пальцы, пока он сидел на чердаке пять часов кряду и готовил заклинание, до того безобразное, что оно извращало саму природу колдовства.

Беззвучная вспышка молнии за окном напомнила мне о бесчисленных ночах, проведенных вместе под овчинным покрывалом. Черно-белое кино на проекторе и подгоревший соленый попкорн. Сплетение рук и ног в самых надежных на свете объятиях. Мы могли бы лежать так всю жизнь, наплевав, что в таком огромном особняке полно свободных спален. Мы бы могли…

Маттиола, которую он тайком подмешал мне в напиток.

– Чай, – снова прохрипела я, разлепив отяжелевшие веки и увидев лицо брата, примостившегося на краю подушки. – Это был не шалфей. Ты дал мне другую кружку. Там был левкой, да? Я не сразу узнала вкус.

– Да, цветочный мед превосходно притупляет горечь левкоя, – нежно улыбнулся он, любуясь тем, что сотворил со мной. – Радуйся, что это не тетушкин ксанакс.

Я застонала, когда меня скрутил приступ головной боли. Она прошила виски, и я перевалилась на спину, подавляя рвотный позыв. Брат насильно вернул меня на прежнее место, сцепив руки замком под ноющими ребрами. Все, что я могла сделать, – это сжимать пальцы, силясь стряхнуть онемение с тела, как птица стряхивает с перьев воду.

– Зачем? – спросила я, мечтая отстраниться от влажного дыхания брата, когда он придвинулся слишком близко. Нам двоим на одной подушке сделалось тесно. – Не помню, чтобы я страдала бессонницей.

– Иначе ты бы мешалась.

– Мешалась?

– Да. И злилась, а я очень не люблю, когда ты злишься.

Нежный поцелуй в лоб ничуть не утешил. Брат провел рукой по моей расплетенной косе, длинной, неподъемной, – из года в год он отговаривал меня состригать волосы.

– Как же Имболк? – Я встрепенулась, и тяжелая медовая дремота наконец-то начала отступать, возвращая голосу силу, а мышцам подвижность. – Только не говори, что пытался досадить ковену, заставив меня проспать шабаш! Который час? Празднество уже началось?

– Нет, не началось. – Брат бесцеремонно оттянул назад мою голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. – И никогда не начнется. Маленькой Верховной не к чему тревожиться. Мы всегда предпочитали общество друг друга, давай снова посмотрим «Кошачий глаз» и закажем пиццу. Помнишь, в детстве мы мечтали, как однажды сбежим отсюда и создадим собственный ковен?..

Слюна во рту стала вязкой, и предчувствие беды перестало тихо скрестись в грудной клетке – теперь оно вопило.

– Что ты сделал?

– Где не будет никаких правил… – продолжал брат, не слушая.

– Джулиан… Что ты сделал?!

– Где мы будем только вдвоем.

Бессмысленные слова. Бессвязные мысли. Его кожа – болезненно горячая. Я исступленно заерзала, борясь с желанием сдаться… И с нарастающим гневом. Мой брат – сумасбродный, импульсивный – мог напугать кого угодно, но только не меня. Невзирая на его бред и снотворный настой, которым он меня напоил. Несмотря на тошнотворные поцелуи, хаотично сыплющиеся на мои ключицы… Он не был способен навредить ни мне, ни кому-либо другому. Не был…

Шалфей. Лаванда. Полынь.

Мята. Гвоздика. Дурман. Маттиола…

Железо, которым пропитался каждый сантиметр этого дома, раз и навсегда вытеснило из него все прочие запахи.

Джулиан ткнулся носом мне в шею.

– Ковен нас недостоин.

Моя рубашка задралась, и под ней я почувствовала его холодные руки, липкие и мокрые. Густая слизь пропитала хлопок, вызвав волну омерзения, еще более сильную, чем вызывали его поцелуи. Задергавшись и высвободившись из плена одеял и властных объятий, я перекатилась на другую сторону кровати и включила торшер.

– Что-то не так? – спросил Джулиан с бездушной улыбкой на рябиновых губах, подставляя под свечение ночника окровавленные руки. Его свитер был облеплен багровыми ошметками человеческой плоти. – Ах да. Ты слышишь это? Именно так звучит тишина! Кто бы подумал, что цена пяти минут покоя в собственном доме окажется так несущественна. Шестеро Дефо. Четыре атташе. Пять семей. В сумме тридцать семь душ. Я похож на ту раковую опухоль, что убила нашу мать, только управился быстрее. «Верховная умерла – да здравствует Верховная!» Ты плакала, когда услышала это. «Ковен умер – да здравствует ковен!» Так звучит гораздо лучше. И плакать совсем не хочется, правда же?

* * *

Я распахнула глаза и, проглотив крик, резко села на подушках, убирая с лица всклоченные волосы, что приклеились к щекам от холодного пота.

– Надо уходить, – прошептала я и вгляделась в матовую темноту, которая простиралась до парадной двери и рассеивалась снаружи, уступая мерцанию садовых ламп.

Там, со следами от жесткого матраса и потекшей косметики на лице, босиком стояла Рэйчел. Мое пробуждение не стало для нее сюрпризом: передернув затвор карабина, она сдержанно кивнула. Зигзагообразные узоры татуировки, пересекающие ее шрамы под лямками майки, пульсировали огненным светом в такт моему сердцебиению.

– Да, я знаю, – тихо ответила Рэйчел. – Слишком поздно. Достань гримуар и спрячься. Он уже здесь.

Где-то вдоль аллеи мелькнула тень, затмевая свет ламп.

В дверь постучали.

I. Новый Орлеан

«Н».

Я крепко зажмурилась, успев разглядеть следом «О» и «В», а затем все же пересилила себя и дочитала до конца.

«Новый Орлеан».

– Свиной чертополох! – выругалась я и, потупившись от осуждающего прищура многодетной мамы за соседним столиком, нечаянно смахнула локтем костяные кубики с рунами, вырезанными на каждой из граней.

Они рассыпались по бледной коралловой плитке, привлекая ко мне нежеланное внимание.

– Ладно, – истерически посмеиваясь, я с головой нырнула под стол, судорожно сгребая руны. – Простите меня. Сами знаете, как я психую, когда нервничаю, да к тому же эта простуда… Небесная карма, не иначе. Давайте поговорим по-хорошему, идет?

Я выковырнула ногтем последний кубик, закатившийся в выемку между стеной и поцарапанным стулом, и вернулась на место. Осторожно оглянувшись на посетителей кафе, я немного расслабилась: все были заняты изучением здешнего меню. Чувство тотального одиночества немного убавилось: кажется, в этом месте собралось немало безумцев, которых пресные вафли интересовали больше, чем происходящее за окном. А происходила там нехилая чертовщина: от ветра деревья пригибались к самой земле, на фоне этого обычное штормовое предупреждение, переданное по радио, звучало наивно. Небо заволакивала темная туча, будто кто-то уронил на небосвод чернильную кляксу. Она уже расползлась вширь так, что, прильнув горячим лбом к стеклу, я так и не смогла разглядеть ее края. Бесформенный черный хаос, проглотивший солнце и пытающийся разродиться дождем, – туча пульсировала, чего-то выжидая. Даря людям надежду успеть добраться до дома. И я разделила бы с ними это стремление, если бы только у меня тоже был дом.

Вместо этого я втянула голову в шарф и, уткнувшись в него заложенным носом, стала перебирать пальцами жемчужные бусы, успокаиваясь.

Я никогда не верила в сказки, как бы парадоксально это ни звучало из уст ведьмы, в чьем рюкзаке губная помада уживалась с гадальными картами, а проездной на метро прилип к свече с сердцевиной из мыши. Жуткие, правдоподобные и темные, сказки братьев Гримм больше всего напоминали истинную магию, из которой испокон веков сплеталось наше существование. Волшебство в этой книге соседствовало с вкраплениями крови на страницах – волшебство граничило с тем же и в ковене. Именно поэтому у каждого из нас находилась любимая сказка братьев Гримм. Но если моя семья предпочитала «Гензель и Гретель» или «Милого Роланда», то Джулиан всегда выбирал сказку о двенадцати братьях – несчастных принцах, приговоренных к смерти после рождения их долгожданной сестры. «И велел король выстругать двенадцать гробов для каждого из своих сыновей, коль понесет ему королева желанную дочь, которая унаследует все его королевство…»

Я никогда не верила в сказки. Так почему же вдруг оказалась в одной из них?

– Еще раз, – вздохнула я и, прикрыв глаза, встряхнула пригоршню костей. – Ну же!

«Ты всегда должна быть там, где велят быть руны. Они молвят голосом духов, а духи всегда видят больше. Ведь полная картина открывается только тем, кто смотрит на нее сверху».

Руны посыпались в небрежном броске, задевая пустые тарелки, а затем сошлись в старой треклятой вязи. Наутиз, Иса, Вуньо…

«Новый Орлеан».

– Да я уже два месяца здесь торчу, черт возьми! Значит, моя судьба – умереть, смотря на французский квартал?! – воскликнула я, откидываясь назад так, что ударилась затылком о спинку дивана. – Вы правда не понимаете, глупые костяшки?! Он уже близко! Джулиан придет за мной. Мне нужно знать, куда бежать дальше. Где будет безопасно? Что, неужели нигде?.. Вы принципиально меня не слушаете? Да, я не Рэйчел, которая могла договориться даже с табуреткой, но… Умоляю!

Я стиснула пальцы и стукнула кулаком по столу. Встряска подбросила кубики на несколько сантиметров, но, даже закрутившись в воздухе, они все равно приземлились так же.

– Новый Орлеан, – со вздохом прочитала я в сотый раз.

«Никогда не выбирай место самостоятельно, поняла? Всегда слушайся рун. Поклянись, что и шага без них не сделаешь, Одри!»

Благо нарушать клятвы – моя коронная фишка.

– Прости, Рэйчел, но семейные традиции и ожидание чуда не спасут меня от смерти, – прошептала я и, стряхнув руны в мешочек, кинула его в сумку поверх носовых платков и дорожных карт. – Теперь моя судьба – исключительно моя личная прерогатива. И, пожалуй, я давно мечтала побывать в…

– Наличные или кредитка?

Я передернулась, поднимая взгляд на мужчину в фартуке и с проседью в волосах, который стоял прямо передо мной. Он смерил подозрительным взглядом сначала меня, а затем мои сумки, сложенные под стулом. Заметив, что женщина и шестеро ее чад пересели от меня в другой конец зала, я поняла, что мой диалог с неодушевленными предметами мог быть воспринят неоднозначно.

– Я не сумасшедшая, – тут же попыталась оправдаться я. – Просто трудный день выдался.

Официант нахмурился и развел руками, кивая в сторону окна.

– Дело не в этом. Мы закрываем кассу. Через пятнадцать минут мы должны бы закрыть кафе, но из-за шторма мы открыты до тех пор, пока на улице не станет безопасно. Посетители могут переждать здесь, только счет нужно оплатить сейчас.

Я замешкалась и демонстративно похлопала по карманам, подавляя панику, которую уже давно разучилась испытывать. В этот раз ситуацию усугубляло вовсе не мое безденежье, а стоящий снаружи гул от раскатов грома. Ветви деревьев безжалостно хлестали по крыше.

– На улице прямо шекспировская «Буря», – нервно хихикнула я, пытаясь разрядить обстановку. – «Ад пуст, все дьяволы сюда слетелись». Похоже ведь, правда?

– Да, – сухо кивнул официант и, сложив руки на груди, нетерпеливо кашлянул. – Знаете, моя коллега Маргарет заметила, что вы сидите в нашем кафе уже восемь часов. У вас точно есть деньги?

– Есть. Просто… Я подхватила какую-то заразу. Сопли затопили мозг, и я плохо соображаю, – сказала я полуправду. – У меня есть деньги. Уж на такое-то! Я съела всего ничего…

– Три порции жареного картофеля, отбивные, салат с каперсами, салат с уткой, томатный суп и ромовый брауни с вафлями. Ах да, еще молочный коктейль из шоколадного печенья, – отчеканил мужчина, и его рот скривился в дежурной улыбке. – Отличный выбор, кстати. Так наличные или кредитка? Что выбираете? Может, полицию?

– Кредитку! – выпалила я, лишь услышав последнее слово, и быстро достала из рюкзака чью-то старую банковскую карту, давно заблокированную владельцем.

Официант облегченно выдохнул.

– Славно. Принесу терминал.

По коже побежали мурашки.

«Ад действительно пуст, сестренка. Я не оставил ни одного беса скучать в том унылом месте. Ты-то должна это знать, мы ведь оба оттуда родом».

Грудную клетку сдавило. Я схватилась за шарф, оттягивая его, будто дышать мне мешал он, а не голос брата в голове, который мне не доводилось слышать уже много лет. Я тревожно оглянулась, но, кроме многодетной семьи и еще нескольких зевак, в кафе уже никого не было. После пережитого Орлеаном урагана «Катрина» большинство жителей бежали домой при любом признаке непогоды. Мало кому могла понравиться мысль встретить потенциальную смерть в низкопробной забегаловке. Мне она не нравилась в том числе.

Пока официант отсоединял терминал, я бросила отчаянный взгляд на бурю за окном.

Выбор без выбора. Вот что это было.

– Кристиан, мы горим! Пожар!

Раньше это требовало больше времени и сосредоточия, но теперь – элементарный щелчок пальцами. Впрочем, раньше во мне и ярости было меньше. Теперь же она пылала, как самый высокий костер инквизиции, – точь-в-точь такой всколыхнул кухню кафе, когда я ударила ладонью по грязной поверхности стола и шепнула:

– Fehu.

Официант ахнул и, выронив терминал, бросился на помощь повару, на бегу хватая кувшин с ледяным лимонадом. Я же подняла рюкзак, закинула за спину футляр со скрипкой и незаметно покинула кафе, выбежав навстречу шторму.

«И великие обеты в огне страстей сгорают, как солома».

У меня перехватило дыхание от потока воздуха, ударившего в лицо, и я закуталась плотнее в шарф. Холод из-за надвигающегося дождя, странный в это время года, остудил меня. Ноги подкашивались от слабости. Но я быстро преодолела несколько улиц, стараясь не приближаться к раскачивающимся столбам, чтобы мое бегство не закончилось под одним из них. Пройдя еще квартал по пустому подземному переходу, я окончательно выбилась из сил и, выплевывая мокроту, скопившуюся в легких, сползла на асфальт по каменному ограждению.

Деньги. Мне нужны деньги. А затем транспорт и новый город, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Звучит легко, вот только сейчас я была не только слаба, чувствуя себя совершенно больной, но и одинока в худшем смысле этого слова. Одиночество для вора – приговор: десятки безлюдных скверов, а значит, и отсутствие тех, кого можно обокрасть.

– Штрудель. Штрудель. Сосредоточься… Дело. Сначала дело. Штрудель потом. Я люблю гром. Я люблю гром… Нет, я ненавижу гром! Пожалуйста, тише!

Прошло почти полчаса, пока я пряталась за ограждением и вслушивалась в ругань ветра, когда мимо проскочил живой человек. Я приподнялась и, выглянув из-за уродливой горгульи, рассмотрела высокий силуэт – мужчина в бежевой куртке пересекал парк размашистыми шагами. В какой-то момент незнакомец остановился: тучи вновь взорвались, и он буквально осел, съежившись в комок и обхватив голову руками. Он заткнул уши и не двигался, пока все вокруг не смолкло, а затем выпрямился и, достав из кармана нечто круглое и бронзовое, похожее на компас или часы, невозмутимо продолжил свой путь.

Стараясь не кашлять, я двинулась следом.

– Голова раскалывается, – ворчал он, но я смогла разобрать лишь небольшую часть из его ворчания, держась на безопасной дистанции. – Пятая авеню, третий дом. Пятая авеню, третий дом…

То оказался юноша. Он шел и крутил в руках свой талисман. Видимо, это действовало на него успокаивающе, потому что при следующем раскате грома он только вздрогнул, но, справившись с дрожью, ускорил шаг. Дойдя до сквера, тянущегося вдоль берега реки, юноша остановился у скелета металлической конструкции, в обычное время представляющей палатку, где торговали каким-нибудь псевдомагическим барахлом из коллекции псевдожрицы вуду.