– А я купил яблочные пироги, – торжественно объявил Коул, поднимая мурчащего Штруделя с горы сена на руки. – И ребрышки. И карамельки. В общем, много чего. Может, хватит на сегодня практики? Пошли в дом.

В дом. От одной лишь мысли, чтобы вернуться туда, у меня все внутри скручивалось.

– Ты разве привез меня сюда не для того, чтобы я практиковалась? – попыталась отвертеться я.

– Это было до того, как я узнал, что являюсь охотником на ведьм, – буркнул Коул, помрачнев. – Сейчас мне просто необходимо что-нибудь… нормальное. И твое общество тоже, Одри.

Я покосилась на свою Книгу, раз за разом прокручивая в голове то, что успела запомнить, и глубоко вздохнула.

Мы занялись приготовлением ужина, как и хотел Коул, – стандартное занятие, за которым мы и раньше частенько коротали вечера. Ничего в коттедже больше не гремело, кроме кастрюль и нашего смеха. Мы наконец-то отвлеклись от всего, от чего нужно было отвлечься: Коул – от расследования убийств и семейной тайны, а я – от экзорцизма и самобичевания.

Коул выложил на сковороду сырые стейки, и я, подав ему специи, засмеялась, когда он начал безустанно чихать от поднявшегося облака острого перца.

Штрудель, прежде дремлющий на стуле, вдруг встал на дыбы и зашипел, как и днем.

– Прости, приятель, не хотел тебя пугать, – снисходительно приласкал его Коул, пока я незаметно крестилась на углы, не уверенная, испугало ли Штруделя именно чиханье.

Мы поставили на стол противень с картофельным пюре и расселись. Коул чесал ногой пузо Штруделя, лежащего под стулом, а я старалась убедить себя, что не есть целые сутки – вредно для желудка, и даже обитающий поблизости демон не должен помешать мне насладиться трапезой.

– Все хорошо? – спросил Коул, и я вдруг очнулась, с удивлением обнаружив, что его тарелка уже почти пуста, в то время как я к своей еще и не притронулась. – Ты сама не своя с тех пор, как мы приехали сюда. Это из-за Гидеона?

– Нет.

– Тогда в чем дело? – Коул отложил приборы и поставил локти на стол, наклонившись ко мне. Я почувствовала себя, как на допросе: бесспорно, это была фишка Коула, прихваченная из полицейского участка. – Тебе не нравится здесь?

– Нравится, – выдохнула я, ковыряясь вилкой в пюре. – Здесь очень уютно. Просто… Так сочла не я одна.

– В каком смысле?

– У тебя в доме прячется нечто.

Коул подавился.

– Ты не могла сказать мне это до того, как мы сели есть?! Или хотя бы после того, как я прожую этот стейк.

Я виновато улыбнулась, наблюдая, как Коул тут же отодвигается от тарелки, утратив всякий аппетит.

– Что значит «нечто»? – спросил он предельно осторожно, откинувшись на спинку стула. – Не такое «нечто», как в книгах Стивена Кинга, я надеюсь?

Я замялась.

– Вроде бы нет. У того существа красные глаза со зрачками, как у Штруделя. Я видела их в окне утром, когда мы приехали, и потом тоже… А наверху за одной из запертых дверей что-то бродит. Мое экспертное мнение – у тебя в доме завелась вредоносная сущность. Возможно, демон, а возможно, просто очень настырный и зловредный дух. Что в той закрытой комнате, кстати?

Коул слушал меня внимательно, и безэмоциональная маска застыла на его лице, как случалось каждый раз, когда он «включался» в рабочее состояние.

– Родительская спальня, – негромко сообщил он. – Она заперта с тех пор, как мама с папой умерли. Одри, я никогда не имел дел с призраками… Или сущностями, как ты их зовешь. Откуда им здесь взяться?

– Есть много разных способов впустить их, все и не перечислить. Прости, не стоило рассказывать…

– Почему?

– Потому что у тебя и так проблем навалом, – пробормотала я, уткнувшись в свою тарелку. – Я сама займусь этой сущностью, ладно? Я ведь ведьма. Сущности часто служат нам проводниками, а иногда даже фамильярами, если заключишь выгодную сделку. Конечно, мы можем просто переночевать здесь и уехать, забыв про сущность, ведь она прикреплена исключительно к дому и не отправится вслед за нами, но…

– Но мне вообще-то еще дом сдавать, – понял Коул. – А я хочу сдавать его людям, а не призракам.

– Тогда, – я вытерлась салфеткой и изобразила воодушевление, – надо его выманить.

– Как?

– Ничего особенного делать не нужно. Просто проведем этот вечер, будто не знаем о его существовании. Он сам выйдет к нам, когда решит, что мы достаточно расслабились.

– Думаешь, оно прямо сейчас подслушивает нас? – понизив голос, спросил Коул, и я красноречиво приложила указательный палец к губам, моргнув ему несколько раз.

Коул побледнел и окончательно забыл про свой любимый стейк.

– Нас еще ждет десерт! – нарочито громко воскликнула я, вскочив из-за стола. – Посмотрим, что ты там накупил… Ого! На случай конца света затарился? – Я зависла перед полками холодильника и выудила на свет пакет молока, чтобы наполнить блюдце Штруделя и чугунную кастрюльку. – Ты когда-нибудь пробовал эгг-ног? Тащи корицу!

Кот попробовал напиток первым, и лишь после Коул решился обмакнуть туда указательный палец и настороженно лизнуть, убежденный, что все, куда добавляются сырые яичные желтки, представляет смертельную угрозу для человечества. Разлив ванильный эгг-ног по кружкам, мы втроем переместились к камину. Я играла с огнем заученными заклятиями, заставляя тот мерцать, меняя цвета и формы, когда Коул накинул на мои ноги плед.

– Думаешь, мне стоит его выбросить?

Я отвлеклась от камина и взглянула на Коула, крутящего в руках бронзовое зеркальце. Щелкая замочком, он напряженно всматривался в золотые ромбы на крышке, будто ждал, что они вот-вот заговорят с ним.

– Это зависит от того, что ты намерен делать дальше – забыть о наставлениях Гидеона и жить, как прежде, или же…

– Или что?

– Учиться.

Коул вопросительно нахмурился.

– У меня была атташе, Рэйчел, – сказала я. – Я сама училась у нее и видела, как она учит других. Не только ведьм, но и других атташе. Я могла бы помочь тебе освоить твой охотничий дар. Круговорот помощи, – улыбнулась я слабо.

Коул промолчал, и я не решилась давить на него. В тишине мы, сидя на ковре, допили эгг-ног, следя за колыханием камина и соприкасаясь коленями под шерстяным пледом.

– Оставь, – все же добавила я, заметив, что он посматривает на зеркальце. – Неважно, будешь ты использовать его или нет. Это память. Талисман. У каждого должно быть что-то, что он оторвет от себя разве что вместе с сердцем. У меня, например, это бусы.

– А у меня теперь это ты.

Я не поверила, что Коул и впрямь сказал это. Кажется, в это не верилось даже ему самому: он ничуть не поменялся в лице и, не сводя взгяда с зеркала, поблескивающего во всполохах пламени, остался недвижим. Огонь будто выжег весь воздух из комнаты, и сделалось душно. Я почувствовала медовый жар, растекшийся по лицу, и жадно выпила остатки эгг-нога, чтобы смочить пересохшее горло.

– Надо кое-что доделать в подвале, – пробормотал Коул, и я разобрала лишь часть из его слов, сбивчивых и нечленораздельных из-за смущения. – Проверить… Починить… Скоро вернусь.

Он сбросил с себя одеяло и вышел из комнаты, так ни разу на меня и не взглянув. Я улыбнулась ему вслед, и эта улыбка походила на пьяную, вот только эгг-ног был безалкогольным. Опьянена я была другим.

Просидев больше пятнадцати минут, но так и не дождавшись возвращения Коула, я отнесла посуду на кухню и поднялась наверх, чтобы наполнить себе ванну.

Керамическая, расписанная вдоль бортика акриловыми красками ванна стояла под узким матовым окошком, по которому хлестали ветви деревьев. Плитка по углам стен треснула и осыпалась, но, за исключением этого, ванная комната выглядела миловидно. Я провела рукой по махровой ткани полотенец и заметила среди стойки с шампунями еще две склянки – масло можжевельника и морскую соль. «Морская соль делает нас сильнее, если заговорить ее и принять внутрь, но обжигает и ослабляет, если коснется кожи. У всех вещей две стороны», – говорила мама. Поэтому я ограничилась маслом и капнула несколько капель под струю воды.

Дожидаясь, когда ванна наполнится до краев, я высунулась в коридор. Несмотря на все мои попытки выглядеть беззаботно, по коже табунами бродили мурашки. Однако мысли после вечера с Коулом были кристально чисты: я больше не боялась того, что незримо витало под потолком, наблюдая. Скользнув пальцами по кедровому подоконнику, я остановилась в дверях боковой спальни, в которую Коул закинул мои вещи. Практически пустая, она выглядела аскетично – кровать, две тумбы и шкаф. Такой же была вторая комната, которую Коул присвоил себе, а вот какой была третья, оставалось только гадать. Я задержалась перед запертой на ключ дверью и, уже собираясь возвращаться в ванную, тронула круглую ручку.

Та повернулась, и дверь отворилась.

Дыхание обратилось в морозный пар: в комнате было аномально холодно и сыро. Шагнув внутрь, я выставила ладонь, ощупывая дверные углы, чтобы не напороться в темноте на один из них.

– Мерцают светлячки, – шепнула я невинное заклинание, которому матери учат своих детей с ранних лет, чтобы те не боялись ночевать в одиночестве.

Мягкое желтое свечение, озарившее пыльную спальню, разливалось всюду и ниоткуда одновременно.

Кровать с балдахином, заправленная бордовым покрывалом, такого же цвета стены и пуфик, загроможденный старыми вещами и одеждой. Я огляделась, но, что бы ни сидело в этой комнате раньше, его здесь больше не было. Обычная заброшенная комната, по дверной раме которой тянулась резьба, доходящая мне до пояса, – горизонтальные отметки, поставленные ножом. Лишь приглядевшись к ним, я вспомнила, как точно так же отец мерил нас с Джулианом, состязающихся в росте. На двери родительской спальни Гастингсов чередовались две буквы: К и Г.

Я грустно улыбнулась и, выйдя из комнаты, закрыла за собой дверь.

Когда я вернулась в ванную, вода добралась почти до бортиков. Сложив на раковине пижаму и избавившись от юбки с джемпером, я погрузила в ванну сначала щиколотки, а затем окунулась полностью.

Под ступней промялось что-то мягкое и упругое. Потянувшись рукой, я нащупала упавшую в воду мочалку и достала ее.

Но то была совсем не мочалка.

– Коул!

Я завизжала и, швырнув трупик дохлой крысы, выскочила из ванной, чувствуя под ногами еще с десяток мертвых крыс. Я едва успела схватить полотенце и завернуться в него, когда дверь распахнулась, выбитая Коулом. Он, перепачканный в чем-то вязком и багровом, зажимал рукой плечо.

– Меня что-то схватило внизу, – выдавил он, отдышавшись. – И распороло руку.

Я зажала его рану чистым полотенцем, приподняв ткань футболки: под ней алели несколько тонких симметричных полос, оставленные звериной лапой.

– Он запугивает нас, – сказала я, приседая и поддевая краем расчески труп мертвого грызуна, чтобы рассмотреть поближе. – Зараза… Ну я ему покажу! Отвернись!

Я развязала полотенце на секунду раньше, чем Коул успел отвести глаза, и, поспешно натягивая пижаму, заметила, как глубоко и рвано он дышит. Но, быстро вернув самообладание, Коул молча поднял мышиный трупик и понес его к мусорному ведру.

– Эй, стой, верни!

Коул недоуменно приоткрыл рот, когда я, брезгливо морщась, замотала руку в полотенце и отняла у него серую тушку.

– Пригодится. Жди меня здесь. Что бы ты ни услышал, ни в коем случае не смотри в окна и не выходи!

Я обулась и, сбежав по лестнице, вышла на улицу, захватив с собой рюкзак. Отыскав самую высокую яблоню напротив дома, я закрыла глаза и привстала на цыпочки, тянясь вверх. С ветки сорвалось крепкое красное яблоко, и я рухнула на колени.

– Живой плод здесь для насыщения твоего. Мертвая плоть здесь для милости твоей. Я тоже здесь – для того, чтобы встретиться с тобой лицом к лицу.

Я опустила голову, вдыхая морозный воздух, который не холодил и не остужал: масло можжевельника разлилось по коже, согревая. Я вслушивалась в шорох яблоневых ветвей, в звуки леса и дома: там царила тишина, и лишь камин трещал, как и дыхание Коула, перевязывающего руку на кухне в томительном ожидании. Все это было слышно так же отчетливо, как и мое сердцебиение.

Стук. Стук. Вздох.

Я распахнула глаза и увидела отражение своего побелевшего лица в черных лентовидных зрачках с кроваво-алой радужкой. Вокруг них простиралась необъятная тьма, закрывшая собою все вокруг. Существо сидело ко мне нос к носу, и позади него раздавался треск – по земле хлестал длинный чешуйчатый хвост, извиваясь. Вдавив ногти в ладони, чтобы сдержать крик, я, не смея отвести взор, разглядела нависающую над тьмой корону – терновая, она была сплетена из металлических шипов и проволоки, как насмешка над нимбом и величием.

– Имя мне Одри Дефо, – представилась я. – Я Верховная ведьма ковена Шамплейн, что повелевает землей под тобой; водами, что текут под ней; огнем, что разжигается в ее недрах; воздухом, который ее питает. Значит, тобой я повелеваю тоже. Ты незваный гость! Именем Баала я велю тебе покинуть сей дом.

Существо моргнуло – сначала одним глазом, а потом другим, как рептилия, – а затем я почувствовала удар: хвост демона обрушился на меня, и я отлетела в сторону, приложившись спиной о ствол яблони. Чешуя, которой хвост был усеян, заострилась, сделавшись острой щетиной.

Молниеносно придя в себя, я подскочила и приложила руку к располосованной щеке. Существо заклокотало, и красных глаз стало целых шесть, как и тогда за окном. Тьма вилась ввысь словно дым. У демона не было ни морды, ни туловища – лишь зрачки и хвост, бешено крутящийся волчком.

Я едва не упала снова, когда ветви и листья из-под моих ног устремились к нему. Демон материализовался, сотканный из жухлой травы и грязи, и двинулся ко мне. Унося от него ноги, я обернулась и налетела на крыльцо, опрокинувшись на ступеньки.

– Заклинаю тебя именем Пеймона, девятого короля ада и Гоетии, старшего сына твоего отца и отца других сыновей, – прошептала я. – Назови свое имя! Кто ты и что ты есть?

Чудовище, осыпаясь гниющей зеленью, распалось на части раньше, чем его лапы из выкорчеванных дубовых ветвей успели дотянуться до меня.

Я влетела в дом и, снеся Коула, забилась в угол на кухне.

– Соль! – крикнула я, принявшись судорожно искать по ящикам, швыряя на стол все, что только попадалось под руку. – Костная мука. Бычьи почки…

– Где я тебе все это достану?! – воскликнул Коул, поспешив к соседнему шкафу, чтобы помочь мне в поисках. Увидев, что моя паника немного улеглась, уступив место собранности, он решился спросить: – Так что именно поселилось в моем доме?

– Точно демон, – решительно заявила я. – Благо он не похож ни на одного из лордов ада. Слишком уж он хилый, но… На призывы не отзывается, будто ни у кого нет власти над ним. Сначала я подумала, что это отпрыск Баала, первого из семидесяти двух демонов, запертых царем Соломоном, потому что увидела кошачьи глаза… Потом я решила, что это Пеймон, раз на нем терновая корона, однако опять мимо. Не понимаю…

– Одри, – прервал меня Коул, побелев. – Давай перейдем к той части, где ты расскажешь, как нам от него избавиться. И, да, еще вопрос: он может нам навредить?

Я замялась, раздумывая.

– Это зависит от того, как давно он живет в твоем доме… Но, судя по этому, ему уже пора выдавать клубную карту.

Я ткнула пальцем в свою щеку, рассеченную смертоносным хвостом, и Коул заботливо стер струйку крови, капающую с моего подбородка на пол. Там, куда приземлилась увесистая капля, сквозь половицы вдруг просочилось еще море таких же. Крови становилось все больше. Она заливала кухню, и я отскочила. Банки с ритуальными ингредиентами увязли в ней, но Коул вдруг наклонился. Испачкав в крови пальцы, он поднес их к губам и лизнул.

Я скривилась.

– Вкус вишни, – задумчиво изрек он. – Люблю вишню.

Я нахмурилась и, когда Коул зачерпнул рукой еще крови, сделала то же самое. Демоны и вишневый сироп не могли существовать в одной связке, но это действительно был сироп: сахарный и ягодный. В нем был испачкан и Коул, и я сама. Вовсе не кровь, а маневр, как декорации к фильму ужасов.