Усилием воли вернув самообладание, Альфредо с видимой беспечностью в голосе, не обменявшись приветственными любезностями с избранницей брата, напротив, демонстративно проигнорировав ее, обратился исключительно к своему родственнику:
– В самом деле, Витторе, тебе бы следовало прислушаться к невесте. Помнишь поговорку: любить и не быть любимым – только время терять.
Арабелла, с первой минуты узнавшая в графе Моразини того самого мужчину, который стал непрошеным свидетелем ее вылазки на Скольо-дель-Пиперно[127], от такого едкого комментария и видимого игнорирования ее самой растерялась и в полном недоумении взглянула на виконта.
Тот, несколько смутившись от неожиданного выпада старшего брата, попытался сгладить произведенный эффект.
– Однако и ты, мой умный старший брат, должен прекрасно помнить крылатое изречение, пришедшее к нам с берегов туманного Альбиона. Marry first, and love come afterwards[128].
Я уже сказал синьорине Анджелине, что моя любовь восполнит недостаток ее чувств, если таковой имеется. Впрочем, ты до сих пор не поприветствовал нашу гостью.
Арабелла ощутила, как граф бегло и неприветливо царапнул ее взглядом, и от этого на нее волной нахлынуло неприятное предчувствие. По спине холодными змейками поползли противные мурашки.
Но старший Моразини также чувствовал себя не вполне комфортно. Отчего-то он, вопреки врожденной учтивости, не хотел напрямую обращаться к этой девушке. Как будто, поприветствовав ее, он признает за ней статус избранницы брата, чего ему всячески хотелось бы избежать. Вновь проигнорировав слова Витторе, он высказался об ином:
– Как символично, однако, что ваша беседа о будущей свадьбе проходит в окружении отцветающей камелии.
Молодые люди, вновь озадаченно переглянувшись, с любопытством во взгляде уставились на него.
– Что ты удивляешься, Витторе? Ты разве не знал, что восковые цветы этого растения хоть и прекрасны на вид, имеют один существенный недостаток? Они лишены нежности и аромата.
По легенде, богиня Венера превратила в эти бездушные цветы прекрасных, но холодных дев, которых встретил и полюбил с первого взгляда ее сын Амур. Однако девы, чьи изящные, совершенные тела были созданы изо льда, оказались неуязвимы для его стрел.
С тех пор цветок камелии – знак холодности и бессердечия. Он являет собой символ красивой, но бесчувственной и расчетливой женщины. Она соблазняет, завлекает, но ничего не дает взамен. Лишь только разбивает сердце тому дуралею, кто осмелится полюбить ее.
Арабелла мельком взглянула на жениха, который попытался что-то сказать в ответ, но граф Моразини продолжил:
– Вы очень красивая пара, жаль только, что невеста холодна и бездушна, как камелия, и что она совершенно не любит своего доверчивого жениха.
Прозвучавшие слова были отчасти справедливы. Может быть, поэтому они уязвили самолюбие Беллы гораздо болезненнее, чем она того ожидала. Чтобы вернуть самообладание, девушка закусила губу и больно вонзилась ногтями в ладонь. Однако не произнесла ни слова. Моразини же продолжил изливать язвительные комментарии.
– Неспроста же среди англичан бытует поговорка: where there’s marriage without love, there will be love without marriage. Где есть брак без любви, будет любовь вне брака». Верность и постоянство жены в отсутствие любви – несбыточные грезы облапошенного рогоносца-мужа. Как бы не пришлось тебе, любезный брат, за женой, как за огнем, следить и ночью, и днем.
После этих слов девушка вся вспыхнула:
– Да как вы смеете!
Сама не осознав, как это произошло, она влепила графу хлесткую пощечину, но тут же отдернула руку и, покраснев еще больше, хотя больше, казалось, краснеть было некуда, с заметной дрожью в голосе произнесла:
– Милорд, прошу простить меня. Этого делать не следовало.
Темная бровь графа удивленно изогнулась.
– Не следовало, это точно, – сказанные слова были приправлены изрядной дозой насмешливого высокомерия, – но, я так понимаю, вы сделали это от полноты своего бессилия.
Витторе побледнел и хотел было вновь вступиться за избранницу, но она его опередила. Распрямив плечи и гордо подняв подбородок, тщательно скрывая страх, охвативший ее в тот момент, когда осознала, какие последствия могут быть у ее поступка, девушка произнесла:
– Простите, ваше сиятельство, можно мне задать вам один вопрос?
Граф надменно вскинул бровь.
– Какой именно, позвольте спросить?
Девушка вся подобралась, сжала кулачки и выпалила:
– Вы с братом вообще когда-нибудь жили под одной крышей?
Альфредо удивился странности вопроса. Вторая его бровь поползла вслед за своей соседкой.
– Да, и вполне комфортно. Но что вас подвигло спросить об этом?
Синьорина вздернула носик и ответила:
– Ничего важного, кроме того обстоятельства, что вы с братом, как слон и кюлоты, никак не сочетаетесь.
Моразини усмехнулся. В душе ему очень понравился словесный наскок этой странной девушки. Было заметно, что ей сейчас совсем непросто, но она держала удар и в прямом, и в переносном смысле. Оказалось, что это хрупкое на вид создание имеет твердый внутренний стержень.
– Туше![129] Поздравляю, брат. Твоя избранница должна давать тебе фору в словесных поединках. Она вовсе не такой божий агнец, каким хочет казаться.
Витторе вновь открыл было рот, но Белла опять не дала ему слова:
– Прошу меня простить, милорд, но я не пытаюсь казаться той, кем не являюсь. Я просто не была готова к вашим нападкам.
Она стушевалась, но потом взяла себя в руки и продолжила:
– Ваше сиятельство, прошу вас, поверьте, я не заслужила подобного отношения. Я больше вашего виню теперь себя за то, что потеряла самообладание. Мне следовало проигнорировать ваши выпады и сделать вид, что я не поняла ваших намеков. Молчать и улыбаться – так поступило бы большинство знакомых вам синьор и синьорин. Так же следовало поступить и мне.
Моразини впервые посмотрел прямо в лицо этой девушке. Она была сейчас чрезвычайно хороша. Огромные, распахнутые, опушенные густыми ресницами ярко-синие глаза, в которых бушевал океан сдерживаемых эмоций, были восхитительно прекрасны. Яркий румянец на ее белоснежной коже, вопреки тому, что девушка говорила мягко и рассудительно, выдавал возбужденное состояние своей хозяйки. Она была рассержена, постоянно прикусывала соблазнительные пухлые губы, но всячески старалась не выказывать недовольства. Сдерживалась, хотя было понятно, что при случае не растеряется и в карман за словом не полезет. Уже одно то, что она не пряталась за спину жениха, а сама держала оборону, говорило в ее пользу.
Но Моразини отчего-то хотелось уязвить ее. Он сам не понимал, что его толкает на это. Создавалось впечатление, что слова с губ срываются, не договорившись с хозяином. А потому он продолжил словесную атаку на беззащитную девочку, о чем раньше даже помыслить бы не мог:
– Что ж, лицемерие – это тоже талант. Но, как мне кажется, вам и без него неплохо живется. У меня лично создалось ощущение, что в вашей чу́дной головке сидит сотня лисиц, и они умудряются не задевать там друг друга хвостами. Ну да, пожалуй, так будет даже интересней. Ведь самая интригующая часть маскарада – когда все маски сорваны и правда выходит наружу.
Арабелла вновь закусила губу. Каждое слово этого странного человека было как болезненная пощечина, но она изо всех сил продолжала держать себя в руках, ибо после неожиданного выплеска чувств дала внутреннее обещание никак не реагировать на несправедливые упреки.
Отец научил ее держать удар. Она здорово поднаторела в этом искусстве с отчимом. Девушку и саму поражало в себе умение во что бы то ни стало сохранять лицо, несмотря на те внутренние бури и ураганы, которые в клочья рвали ее уязвимую душу. Она умела сдержать непрошеные слезы, умела смотреть прямо, не отводя глаз, держать спину ровно.
Единственная привычка, выдававшая внутреннее волнение, от которой она никак не могла избавиться, которую не умела контролировать, за которую ее беспрестанно ругала покойная матушка, – закусывание нижней губы. Поймав сейчас себя на этом, она бессознательно дотронулась до нее пальцами, чем вновь привлекла взгляд Моразини.
«Как же все-таки хороша эта девушка! Как притягательны ее губы!» – подумал он. На невесте брата не было сейчас ни капли грима. Волосы не припудрены по моде, не уложены в замысловатую прическу. Наряд не отличался изяществом. И всё же она была удивительно красива. Свежа и мила, как спрятавшийся в траве лесной цветок.
Альфредо и в первую встречу отметил для себя привлекательность этой девушки. Заметил ее тонкую, будто просвечивающую белоснежную кожу, ровную линию бровей, аккуратный носик, потрясающие своим размером и цветом глаза, чувственные алые губы. Теперь же разглядел маленькую родинку на левой скуле возле самого ушка, тонкую, грациозную шейку, волнующую формой и размером грудь.
От мыслей, бурлящим потоком пронесшихся у него в голове, графа отвлек голосок этой прелестницы, которая, пытаясь держать себя в руках, говорила спокойно и ровно:
– Ваше сиятельство, ваше сердце так переполнено сарказмом, что вряд ли заметит проблеск истинных чувств. Таким людям, как вы, всюду будут мерещиться обман и коварство.
Моразини громко хмыкнул.
– Милая синьорина, вам ли говорить об истинных чувствах?! Если мне не изменяет память, вы сами уверяли только что моего брата, что недостойны его, а если это так, то кто я такой, чтобы это оспаривать?!
Витторе решил наконец вмешаться:
– Часто тот, кто любит говорить в лицо всё, что думает, страдает от излишней гордыни, ибо ставит себя на одну ступень с Господом. Пытаясь уличить в чем-то другого, подпитывает собственное эго, ведь он считает себя при этом абсолютно безгрешным, – произнес виконт довольно запальчиво.
Арабелла, боясь, что братья могут сейчас из-за нее поссориться, решила вмешаться.
– Милорд, признаюсь, что я искренне надеялась на иной прием. Однако я понимаю ваше недовольство выбором брата. Поверьте, я, как и вы, уверена: синьор Витторе заслуживает иной, лучшей партии.
– Лина, не надо… – попытался перебить ее виконт.
Она остановила его касанием руки и продолжила, обращаясь к графу:
– И всё же, ваше сиятельство, коли обстоятельства сложились таким образом, я искренне рассчитываю на вашу снисходительность. Если вы проявите каплю терпения и познакомитесь со мною ближе, уверена, вы поймете, насколько я ценю и уважаю вашего брата. До встречи с виконтом я считала, что рыцарство давно умерло. Теперь знаю: нет, отдельные его представители еще существуют. Благородство, честь и галантность у синьора Витторе в крови. Если Господу будет угодно и свадьба свершится, я приложу все усилия, чтобы стать верной женой и надежной спутницей вашему брату. Прошу вас, примите меня в ваш семейный круг если не с благосклонностью, то не с такой взыскательностью.
При этих словах девушка с такой искренностью и такой неоспоримой прямотой взглянула на Моразини своими прекрасными глазами, что у него буквально на полуслове застыли пытавшиеся сорваться с языка желчные комментарии.
Ее речи, высказанные от чистого сердца (а в том, что это было именно так, у Альфредо почему-то не осталось никаких сомнений), заставили его промолчать. Он лишь нахмурился и недовольно поджал губы. Между тем Витторе просиял счастливой улыбкой.
– Анджелина, любимая, уверен, всё будет именно так, как вы говорите. Я чувствую себя в раю с той самой минуты, когда вы осчастливили меня своим согласием.
Моразини вперил в младшего брата скептический взгляд.
– Пожалуй, я вас оставлю, пока ты, мой друг, не затопил меня пафосом до удушья.
Он повернулся к дорожке, ведущей от ротонды, и уже хотел было уйти, но потом передумал, остановился и обернулся.
– Впрочем, знаете, выскажу вам, пожалуй, напоследок еще пару слов. Пусть это будет своеобразной пре-кана дель конте Моразини[130].
Криво усмехнувшись, он продолжил:
– Знаешь, братец, женитьба – это бесспорное зло, но оно завещано нам природой, поэтому от него никуда не деться. И уж если Господу будет угодно, чтобы этот марьяж[131] свершился, помни, что женятся на грезах, выходят замуж за фантазии, а вместе с обручальным кольцом с головой окунаются в суровую правду жизни. Поэтому в этом деле лучше обойтись без спешки. Как говорится, поспешивший кот сотворил слепых котят[132]. Тебе же, Витторе, хочу еще напомнить старинную английскую поговорку: love without return is like a question without an answer[133].
А вас, милейшая синьорина, пожалуй, следует предупредить, что между «притерпеться к мужу» и «полюбить его» лежит пропасть, сравнимая с мифическим Тартаром[134]. И еще одно. Даже если вы утопите правду, она неизбежно всплывет и нарастит такую мощь, что однажды штормовым валом смоет всё, что ей встретится на дороге, включая такое чистосердечное с виду создание, как вы.
Когда Альфредо зашел в палаццину, он прежде, чем подняться к себе, заглянул в столовую. Достал из креденцы[135] первую попавшуюся бутыль. Ею оказалась темно-коричневая настойка ночино[136]. Плеснув себе немного в бокал, мужчина прошел к окну, из которого открывался вид на парк.
Ему сейчас было хорошо видно, как Витторе провожает к воротам виллы свою гостью. Там ее поджидал небольшой экипаж, на который сам граф, когда возвращался с конной прогулки, не обратил ровным счетом никакого внимания.
Девушка шла по дорожке к воротам, держа Витторе под руку, и они о чем-то спокойно переговаривались. Ни эмоциональных жестов, ни взглядов глаза в глаза, и всё же Альфредо отчего-то было неприятно смотреть на эту парочку.
Он отошел от окна и опустился с бокалом в руках в кресло, стоящее рядом с геридоном[137]
О проекте
О подписке