Глава 3

Галстука у них в доме не было. Пришлось идти брать напрокат у местного фотографа. Галстук был бордовый, с мелкими белыми цветочками. Хотя Самад-ага знал Исмаила, он все-таки взял с него плату в десять туманов и сказал: «Завтра вечером верни, клиенты его больше всего любят». Придя домой, Исмаил встал перед зеркалом и прикинул галстук к шее. Сдвинул так, потом этак. Сбалансировал на кадыке. Неуверенно завязал бесформенный узел, поместив его по центру. Этот узел, похожий на комок шерсти для пряжи, неровный и некрасивый, висел под его кадыком, конец же галстука, подобно маятнику старых часов, оказался сбоку от пупка. Исмаил помрачнел. Распустил узел и завязал снова. И опять он как-то расползался. В это самое время из школы пришел Махбуб. Увидев брата перед зеркалом с галстуком на шее, он от радости едва мог дышать и завизжал:

– Ой, милый, это же!.. Дай мне, я завяжу, милый, дай, прошу тебя!

– Иди своей дорогой, я сам не могу завязать, а тут ты хочешь?!

Махбуб замолчал, с тревогой внимательно глядя на пальцы Исмаила, сражающиеся с узлом. Не получалось. Не осилить ему было. Все смешалось в голове. Исподлобья глядя на Махбуба через зеркало, Исмаил сказал:

– Ну-ка быстро найди фотографию галстука и принеси мне.

Махбуб не понял.

– Фотографию галстука? А где мне взять ее?

– Откуда я знаю, где, быстро найди!

Тот бросил свой портфель и выбежал из комнаты. Через некоторое время вернулся с газетой в руках.

– Смотри, я нашел!

Исмаил, не глядя, протянул руку и взял газету.

– И что, где тут?

Махбуб торжествующе подлез ближе:

– А вон, внизу!

Исмаил посмотрел. Это была программа показа фильмов в кинотеатрах Тегерана, а рядом с ней – кот в шапке-кепи на голове и с шикарным, толсто завязанным галстуком.

– Ах, кот?!

Махбуб блеснул глазами и обиженно ответил:

– Нет, галстук!

Исмаил смял газету и ударил Махбуба ею по голове:

– Грязь безмозглая, не понимаешь, что ли, что нужна настоящая фотография, а ты вместо человека кота принес?!

Махбуб всхлипнул и, отскочив прочь, завизжал:

– Сам ты грязь, не можешь галстук завязать, зачем дерешься? Мамочка! – и, хныча, ушел во двор. Исмаил услышал материнскую ругань:

– Будь ты проклят, медведь вонючий. Зачем ребенка бьешь по голове? Когда Господь освободит меня от проклятья этого?!

Вечером мать взяла галстук и отнесла его в дом старшины санитарной службы, сказала его жене:

– Исмаил, если Господь позволит, завтра идет в учреждение. Там, говорят, обязательно нужен галстук. А мы не умеем с ним обращаться. Если не трудно, не мог бы господин старшина завязать узел?

Жена старшины, после расспросов и приговариваний: «Ай-вай, с большим удовольствием, какая трудность…» – унесла галстук и отдала своему мужу. Старшина аккуратно завязал на нем узел и вернул галстук. Его жена, передавая галстук, пояснила, как делать узел, если он вдруг развяжется. Мать бережно принесла его в дом и до утра положила в комод.

На следующее утро Исмаил поднялся рано. Побрился, торопливо позавтракал и встал перед зеркалом. Мать все приготовила заранее: пиджак, брюки, рубашку и галстук, на котором был узел, завязанный старшиной санитарной службы.

Вначале он надел рубашку и брюки, а когда дошла очередь до галстука, нагнулся, и мать бережно надела петлю галстука ему через голову и укрепила на шее. Исмаил выпрямился. Поместил узел галстука посередине между отворотами воротничка, затянул его и, укрепив на своем кадыке, остался доволен. Потом внимательно осмотрел себя: лоб, брови, щеки, глаза, нос, подбородок, шея – все его черты и члены тела с прибавлением галстука изменили свой вид. Мать была счастлива. Из кожи вон лезла. Подходила справа и слева. Разглаживала складки на рубашке. Приглаживала его волосы на затылке. Поправляла галстук у него на груди и на животе.

Махбуб от возбуждения коротко взвизгивал и невольно взмахивал руками над головой. Мать сзади подала пиджак, чтобы Исмаил надел его. Он сначала вдел в рукав правую руку, потом левую, потом весь пиджак принял на свои плечи и внутри него встряхнул телом. Когда надел ботинки и собрался в путь, мать сказала:

– Будь внимателен, Исмаил.

– Буду!

Махбуб смотрел на него, словно не узнавая. Взгляд Исмаила задержался на брате. Он подошел к нему, погладил его по голове и вышел из дома. Не успел отойти далеко, как услышал топот ног. Кто-то бежал, догоняя его. Он обернулся. Это был Махбуб. Догнал, часто дыша.

– Чего ты примчался, опоздаешь в школу!

– Нет, не опоздаю, видишь, как я бегаю. Ног не разглядишь.

– Да, бегаешь ты быстро.

Тот двумя руками схватил левую руку Исмаила и прижал к своей щеке.

– Можно, я до перекрестка дойду с тобой?

– Хорошо, идем.

Махбуб пошел рядом с ним вприпрыжку, пристально вглядываясь в глаза прохожих, которые попадались навстречу. Махбубу хотелось, чтобы все оценили его брата в этом пиджаке и брюках и с этим галстуком. Особенно хотелось ему, чтобы видели те ученики их школы, которые часто говорили о покрое одежды своих отцов и вообще важничали.

А вот Исмаилу отнюдь не было приятно. В этом новом важном обличье он чувствовал себя очень странно – словно это вообще был не он. Словно он стал кем-то другим. И этого другого он как следует не знал. Не нравился он ему, вздрагивал он от него. Хотелось сбросить этого липучего и навязчивого двойника с плеч на землю. Освободиться. Стать самим собой – в своих повседневных матерчатых туфлях, в полинявших и обтрепанных джинсах «Ли», в белой рубашке с коротким рукавом. Идти спокойно, чтобы, когда захочешь, можно было разбежаться и сзади напрыгнуть на длинного Байрама, и изводить его. Хотелось перевести дыхание, дышать глубоко и медленно – наполнить легкие воздухом, а потом медленно и с наслаждением закрыть веки и выдохнуть. Но сейчас галстук не позволял этого. Жесткий и неподатливый крахмал рубашки давал возможность лишь едва вздохнуть, и то с трудом. Когда дошли до перекрестка, Исмаил велел Махбубу вернуться, и тот с неохотой послушался, но, уходя, поворачивал голову и с грустью смотрел на брата.

…С западной стороны площади, посреди которой находилась небольшая система бассейнов с фонтанами, алюминиевое здание центрального офиса банка блистало в первых солнечных лучах. Он вышел из такси на площади. Вид здания раздражал его. Не хотелось входить. Оно напоминало трехэтажное здание их школы, от которой он старался держаться подальше, и приемную врача, чьих ампул он сильно боялся. Вот и теперь ему не нравилось это высокое алюминиевое здание. Сославшись самому себе на усталость, он пошел к небольшому саду в центре площади, где шатровые сосны росли рядом с системой фонтанов, и там пошел по газону. Фонтаны в форме лилий с напором подбрасывали вверх воду, которая, преломляясь, падала вниз. Водяная пыль сияла на лепестках цветов и на короткой траве газона. Некоторое время он оставался здесь. Потом раз, другой вздохнул и направился в сторону алюминиевого здания.

У вахтера он спросил дорогу в отдел кадров. Вахтер кивком головы указал ему на угол зала. Он пошел туда. Закрытая дверь лифтовой ячейки находилась рядом с лестницей. Он нажал кнопку и стал ждать. Нервничал. Вспоминал здание «ПласКо», в котором первый раз ездил на лифте. Тогда они вместе с Ильясом и Мохтаром пошли туда для развлечения или, как говорил Ильяс, для «гулевания», и кататься на лифте им понравилось. Они бесцельно ездили вверх-вниз и хохотали. А теперь ему очень не хотелось, чтобы лифт приехал и открыл двери. Хотелось, чтобы там, в пути, что-нибудь случилось, и эта движущаяся темная кабина никогда не достигла нулевого этажа и не отворила свои двери.

Лифт пришел, и его раздвижная дверь открылась с сухим стуком. Он вошел в нее и поднялся на шестой, последний этаж этого высокого здания. Когда открылся лифт, взгляд Исмаила упал на коридор с каменным полом, в обоих концах упирающийся в закрытые двери. Свет флюоресцентных ламп отражался от белого камня пола. Он прошел несколько шагов, и слышался только громкий скрип его новых туфлей. Этот звук неприятно резал слух. Ему казалось, что все обитатели комнат слышат этот скрип и знают о его присутствии. Он чувствовал себя в этом ярко освещенном коридоре так, словно заблудился и ничего не знает. Порой сотрудник в галстуке выходил из одной комнаты и скрывался в другой. А он шел, как чужак. Показалась фигура мужчины средних лет и худого телосложения, одетого в зеленоватую одежду, который нес поднос с несколькими стаканами чая. Исмаил повеселел – ему вспомнился Али-Индус и кофейня. Он подошел к мужчине.

– Здравствуйте, дядюшка. Мне сказали прийти сюда устроиться на работу. В какую мне комнату?

Мужчина остановился и удивленно смотрел на него, потом головой на худой и длинной шее кивнул на одну из комнат: «Туда иди», – и ушел. Исмаил шепотом прочел надпись над комнатой: «Отдел кадров». На дрожащих ногах приблизился к двери. Заперто. Глубоко вздохнул, поправил на груди галстук и несколько раз медленно постучал. Из-за двери – ни звука. Чувствуя себя все хуже, он ждал. Постучал еще раз. Голова его уже горела и в висках колотило. Он услышал звук поворота ключа в замке. Дверь резко открылась. В проеме стоял мужчина средних лет, с русыми короткими волосами, в сером костюме, с глубоко запавшими глазами и торчащим носом.

– Слушаю?

– Мне бы… на работу.

– Не принимаем.

И закрыл дверь. Исмаил обрадовался и хотел уже уходить. Переминался с ноги на ногу. Колебался. Но не ушел. Постучал в дверь еще раз. На этот раз ее открыл другой человек. Он был молодой, высокий, с пышными волосами и веселым и добродушным лицом, похожий на спортсмена. Он мягко сказал:

– Уважаемый господин, квота приема заполнена, иными словами, не требуются ни работники на полную занятость, ни совместители.

Исмаил, которому понравилась мягкость и дружеский тон молодого человека, произнес:

– Али-ага сказал мне: «Обязательно обратись сюда!»

– Какой Али-ага, Али Парвиз?

– Нет, Али-Индус.

Невольная улыбка выразилась на губах молодого человека, который, помедлив, заметил:

– Я его не знаю. Но зайдите, заполните анкету, если вакансию опять откроют, сообщим.