Глава 2

Золото…

Если бы в этих шахтах герцог Форент нашел медь, то все точно было бы хорошо. Медь очень востребованный металл. Мы бы наладили его добычу и продавали бы в Грилорию, Аддию и даже в Абрегорию. И наша крошечная страна на краю Южной пустоши потихоньку строилась бы, развивалась. И через несколько десятков лет я оставила бы своим наследникам небольшое, но очень крепкое государство.

Но золото…

Золото меняло все.

Вместо уверенности в будущем, во всех планах и прогнозах появлялось страшное слово «возможно».

Возможно, мы будем бурно развиваться, используя добытый ценный металл. Наймем армию опытных воинов, которые очень быстро зачистят территорию Южной пустоши от опасных животных. Построим огромные и прекрасные города, в которых поселятся самые лучшие мастера со всего мира. И через несколько десятков лет мои наследники получат богатую процветающую страну, равную по силе и влиянию трем самым большим государствам в нашем мире.

Но, возможно, когда наши большие соседи прознают, что медь под воздействием магии превратилась в золото, нас просто уничтожат, чтобы самим получить эти богатства. И мы ничего не сможем им противопоставить. Мы слишком маленькие и слабые.

Это сейчас, пока у нас ничего нет, Аддийский султан и Абрегорианский император, снисходительно позволяли нам существовать. Напасть на нас выходило намного дороже, чем не напасть. Весь тот доход, который могли бы принести наши земли, если бы их захватили, не покрыл бы расходов на прокорм солдат.

Но три золотоносные шахты, вместо обычных медных, меняли этот расклад…

А если этих шахт больше? Я помнила, на территории Южной пустоши было очень много залежей медной руды. Крестики, которыми на старой карте помечали работающие шахты и еще не начатые месторождения, встречались чаще всех остальных.

Если об этом станет известно императору или султану, то никакие родственные связи и никакие договоренности нас не спасут. Да, я могу рассчитывать на помощь Грилории. Мой брат, его величество Фиодор не оставит меня без поддержки. Но мне совсем не хотелось втягивать его в заведомо проигрышную в войну против всего мира.

Если у последнего нищего в кармане внезапно оказалась горсть синих королевских сапфиров, то самое глупое, что он может сделать – это пойти к ювелирам, чтобы продать хотя бы один из них…

Я невесело усмехнулась. История повторялась. Но в отличие от себя прошлой, сейчас я знала, кому можно доверять.

– Кто еще знает о находке? Баронесса, амазонки?

– Баронесса Шерши, – кивнул герцог Форент. – Но я бы не стал беспокоиться на ее счет. Амазонкам ничего не известно. Они занимались исключительно охраной, возле шахт довольно опасно. И все расследования я проводил сам… Меня сразу насторожил подозрительно желтый цвет руды. Совсем не похоже на красноватый оттенок меди.

– Отлично, – тряхнула я головой. – Тогда вы сообщите Совету, что руда в найденных шахтах слишком бедная, чтобы начать разработки. И держите язык за зубами, ваша светлость. Чем меньше народу будут знать о вашей находке, тем больше у нас с вами шансы на хоть какое-нибудь будущее.

– Согласен, – кивнул герцог Форент. И добавил, – я уже предупредил Ирлу, она тоже будет молчать. Но теперь перед нами снова стоит вопрос, как заработать деньги. Ваши доходы в Грилории, и сбор измененных растений, дают нам достаточно средств, чтобы выжить здесь, в Южной пустоши, но слишком мало, чтобы развиваться дальше…

Я кивнула. Все это было истинной правдой. На сушеных травках, пусть даже таких, за которые платят не скупясь, страну не построишь.

– Значит нам нужно организовать добычу золота в шахтах так, чтобы об этом никто не узнал, задумчиво произнесла я, – ни наши враги, ни наши друзья. Если сбывать золото маленькими партиями через Грилорское казначейство, то никто ничего не заподозрит. А нам на первое время хватит денег на то, чтобы нанять еще воинов, а потом и лесорубов. Мы уже столько лет живем, как в военном гарнизоне, опасаясь высунуть нос за стены без сопровождения пятерки амазонок. Пора с этим заканчивать. Надо строить не крепости, а нормальные деревни с крестьянами, полями и пастбищами. Иначе рано или поздно Пустошь поглотит нас.

– Хорошо, – герцог Форент снова согласился с моим решением, хотя я видела, что ему что-то не нравилось.

– Если у вас есть другое предложение, говорите, – я прикусила губу, чтобы не выдать иррациональную обиду, поднявшуюся из глубины души. Разве я давала ему повод думать, что я тиран или самодур? Почему он не говорит, если мои решения ему не нравятся? Я же готова слушать и слышать тех, кто опытнее меня!

Все же потеря призванной души изменила меня гораздо сильнее, чем мне казалось. Иначе откуда бы взяться таким эмоциям? Я думала, что давно переросла их.

– В общем я согласен с вашим решением, ваше величество, – склонил голову герцог Форент. – Вы абсолютно правы. Нам нужно зачищать пустошь от опасных тварей, строить деревни и города. Но есть некоторые нюансы. – Я внимательно смотрела на герцога, поощряя его говорить дальше. – В Грилории, как вам известно, всего одно месторождение золота. И уже несколько десятков лет добыча держится примерно на одном уровне. Если Грилория внезапно увеличит продажу золота даже на десять процентов, это мгновенно привлечет внимание империи и султаната. Их сразу заинтересует два вопроса: почему советники вашего брата пошли на такой шаг и откуда на старом месторождении появилось столько нового золота.

Я нахмурилась. С первым вопросом я была согласна, и даже могла предложить сходу несколько очевидных ответов. Например, Грилории понадобились деньги на проведение реформ. Или для того, чтобы помочь маленькой стране на краю Южной пустоши. Или молодой король просто захотел больше роскоши, увеселений и празднеств.

Но второй вызывал смутную тревогу.

– Почему именно «нового золота»? – возразила я, – я сомневаюсь, что наше золото будет так сильно отличатся от золота, добытого в Грилории. И вряд ли кто-то сможет определить его происхождение. А значит Грилория могла просто нарастить добычу…

Герцог Форент покачал головой, не соглашаясь с моими доводами:

– Если бы в Грилории можно было добывать на десять процентов больше, то это делал бы еще ваш дед. К тому же, я не уверен, что на грилорских приисках нет шпионов Абрегории и Аддии. На наших точно есть ваши ваши люди, – он улыбнулся, – но император приказал их не трогать. Там нечего скрывать. У нас, так же, как и у вас, слишком давно не было существенных изменений в добыче золота…

– И что вы предлагаете? – немного резко вырвалось у меня. Но я тут же исправилась, – вы правы, но какой у нас выход? Вовсе отказаться от золота? Вы же понимаете, ваша светлость, что если медь превратилась в золото, то олово может превратиться в слюду, железо – в камень, а мрамор в какой-нибудь гипс… Никто не может гарантировать, что разведав следующие шахты, мы получим хоть что-то полезное.

– Вы правы, ваше величество, – кивнул герцог Форент, – но я пока не вижу выхода, который мог бы предложить вам.

– Если бы проклятая река не пропала, – в сердцах выпалила я, – мы хотя бы первое время могли бы делать вид, что нашли золото в ее русле!

И застыла…

Мы с герцогом Форентом переглянулись. Выход был найден.

– Здесь, недалеко от нас, чуть в стороне от старого русла, течет небольшая, но очень интересная речка, – задумчиво кивнул герцог Форент. – она доходит почти до границы, а потом, вопреки логике и здравому смыслу, делает резкий разворот и течет в обратную сторону, в самое сердце пустоши. Если сделать вид, что мы добываем золото на этой самой излучине, то никто ничего не заподозрит. Тем более, пока нас слишком мало, чтобы шпионы императора, или султана, смогли незаметно затесаться среди наших людей. Главное, чтобы объем добычи был очень мал…

– Что же, – я улыбнулась, – значит нам с вами, ваша светлость, придется заняться устройством этого театрализованного представления. Сегодня в Совете вы объявите, что нашли в речке золото, а я заявлю, что нарекаю нашу будущую столицу Златоградом, в честь этого события и в память о городе, который уже стоял здесь когда-то.

Герцог Форент тряхнул головой.

– Осталось решить, кто возьмет на себя настоящую добычу золота. И я бы не советовал привлекать к охране шахт амазонок… Как бы там ни было, но они подданные совсем другой королевы.

– Вы правы, – согласилась я, – но у меня есть на примете человек, который способен справится со всеми задачами и при этом держать язык за зубами. – Герцог Форент вопросительно приподнял брови. И я не стала скрывать имя того, кому собиралась доверить самую главную королевскую тайну. – я говорю о Гиреме. Ночном короле Яснограда…

– Хм… насколько я помню, этот человек работал на ныне покойного господина Первого советника и не однажды предавал вас, выбирая то титул, то деньги, то гарантию сохранения собственной жизни…

– Все так, – я с трудом сдержала тяжелый вздох. А вот боль, нахлынувшую из глубин потревоженной памяти, сдержать не смогла. – Вы абсолютно правы, Гирем совершил слишком много ошибок в наших личных отношениях. И я никогда не смогу простить его за смерть моей матери и участие в заговоре. – В этом месте в глазах герцога Форента мелькнула усмешка, а я вспомнила, что собственноручно, своим указом, помиловала ночного короля и своего бывшего любовника, за те самые преступления, о которых говорила. Но тем не менее твердо продолжила. – Но когда дело касалось тайных планов по обогащению, на Гирема всегда можно было положиться. Воровство у него в крови…

– И вы думаете, он не станет воровать у вас?

– Станет, – улыбнулась я. – Но как бы там ни было, Гирем не дурак, он чувствует меру и никогда не перейдет ту грань, которая может быть опасной для него, а значит и для нас.

– Возможно вы правы, – не стал спорить герцог, – вы лучше многих знакомы с этим человеком… И тут я целиком и полностью полагаюсь на вас. Ваше величество. А теперь нам пора сообщить Совету приятные новости. Нас, наверное, уже заждались…

Я кивнула и поднялась, давая понять, что разговор окончен.

В Совет помимо нас с герцогом Форентом и баронессы Шерши, входили глава амазонок Ирайя, комендант нашего поселения Кейрим, мой управляющий и по совместительству казначей нашей миниатюрной страны господин Прохом. Все они с энтузиазмом воспринял новости о том, что в небольшой речке были найдены золотые слитки.

– Мама! Мам, – Хурра встретила меня прямо у двери Совета. Против обыкновения она не появилась внезапно, пугая меня и окружающих, а стояла у стены, переминаясь с ноги на ногу.

Это было на нее не похоже, что вызывало беспокойство. Но когда я увидела слезы на глазах восьмилетней малышки, которая за всю свою жизнь, включая первый год жизни, плакала всего несколько раз, сразу поняла: причина, по которой Хурра ждала меня здесь, была очень серьезной.

– Хурра, – не обращая внимания на проходящих мимо нас людей, я присела на корточки и обняла ее, – что случилось?!

И совсем не ожидала, что дочь обхватит меня руками и горько заплачет уткнувшись в шею. От неожиданности я немного растерялась. Подхватила ребенка на руки и встала, чувствуя тянущую боль в пояснице. Хурра была крепкой и рослой девочкой и весила намного больше Анни в ее возрасте.

– Мама, мамочка, – захлебывалась слезами Хурра…

Да, что такое могло случиться?! Мы расстались только недавно. Не прошло и пары свечей!

– Ваше величество, – Дишлан тихо подошел сзади, – давайте я ее понесу.

Он протянул руки, но дочь вцепилась в меня еще сильнее и отчаянно замотала головой из стороны в сторону, всем своим видом показывая, что не хочет меня отпускать.

– Не надо Дишлан, – отказалась я от помощи и, развернувшись, шагнула в комнату, где мы только что обсуждали важные дела. Сейчас все уже разошлись, и внутри было пусто.

Мой телохранитель вошел следом и помог мне присесть на стул. Держать на весу Хурру было очень тяжело…

– Хурра, – как можно ласковее спросила я, не показывая насколько я встревожена происходящим, – что случилось, моя хорошая? Расскажи, кто тебя обидел?

– Никто, – прорыдала Хурра. И, заикаясь от слез, начал рассказывать, – ты сказала, скоро приедет мой папа.

– Твой папа? – нахмурилась я.

Да, я, конечно, говорила сегодня про Гирема и его возможный приезд, но это было только один раз, в беседе с герцогом Форентом. И Хурра никак не могла знать об этом. Если только не пробралась тайком в кабинет, когда мы обсуждали вопрос с «медными» шахтами. А вот это уже совсем не было похоже на шутку. Это угрожало не только мне и моему маленькому государству, но и самой Хурре.

– Хурра, девочка моя, скажи-ка мне, ты подслушивала наш разговор с герцогом Форентом?

И та, которую я поймала на горячем, на мгновение замерла, перестав плакать, а потом заревев с новой силой, запричитала:

– Мама, прости! Я нечаянно! Я просто мимо шла! Мамочка! И услышала, как ты про папу говоришь! Если бы я про папу не услышала, то не стала бы слушать! Правда!

Ну, да, конечно… мимо она шла… И почему я ей не верю?! Ставлю все свои богатства против гринки Нюня, что Хурра нарочно пробралась в кабинет, чтобы узнать о чем я шепталась с «дедушкой».

Я тяжело вздохнула и прижала дочь к себе. У меня не получалось сердиться. Только не сейчас, когда у ребенка истерика.

– Хорошо, Хурра, – я постаралась улыбнуться, не показывая насколько сильно я встревожена. – Я тебе верю и не сержусь. А теперь расскажи мне, почему ты плачешь?

Она тряхнула головой, соглашаясь, а потом, перемежая слова рыданиями, заявила:

– Когда папа приедет, он меня поцелует! Он всегда меня целует! А я его! – Хурра громко всхлипнула и уткнулась мне в грудь. Понятнее не стало. Я по-прежнему не видела ничего такого, что могло вызвать у моей дочери подобные эмоции. Но она, кое-как, с плачем и подвыванием, поведала самое главное, – и тогда у меня будет ребе-о-онок! А я не хочу ребенка! Я еще маленькая! – выкрикнула она с отчаянием.

Мне пришлось приложить усилия, чтобы не рассмеяться. И от самой ситуации, и от облегчения, что причиной детского горя стала такая мелочь. Я взглянула на Дишлана. Он тоже улыбался.

Я погладила мою маленькую принцессу по голове, приглаживая выбившиеся из замысловато заплетенной косы волосы. Все же в воспитании детей в Нижнем городе, когда реальная жизнь проходит перед их глазами, есть своя прелесть. Ни Лушка, ни Анни никогда бы не стали страдать из-за такой ерунды. Они всегда знали, откуда берутся дети, ведь они сотни раз видели собачьи свадьбы, которые носились по улицам с диким лаем. Они видели, как орут друг на друга соперники-коты, а кошка, ставшая причиной их воплей, с важным видом смотрит на их битву, а потом награждает победителя своим вниманием. Или как петух топчет кур прямо во дворе их дома. А потом у животных появлялись дети: щенки, котята и цыплята.

Но Хурра выросла во дворце и ничего не видела и не знала. Даже здесь, в Южной Пустоши вся эта сторона жизнь проходила мимо нее, просто потому, что у нас не было животных, свободно гуляющих по улицам и предоставленных сами себе. И моя дочь искренне поверила словам своей бестолковой няньки, которая объяснила то, что происходит между мной и Дишланом самым легким способом: мама и Дишлан целуются, потому что мама хочет родить еще одного ребенка… А то, что от поцелуев папы у нее тоже может родиться малыш, Хурра придумала уже сама. И испугалась.

Открыв мне свои страхи, Хурра как будто бы успокоилась. Она уже не плакала, только громко всхлипывала, жарко дыша мне в шею. Я никогда не предполагала, что мне придется вести разговор об отношениях между мужчиной и женщиной так рано, и потому опоздала… Теперь надо было успокоить дочь.

– Хурра, милая моя, – я старалась говорить как можно мягче, но одновременно так, чтобы дочь не восприняла мои слова, как попытку скрыть правду, – все немного не так… Дети не рождаются от поцелуев. И ты смело можешь целовать папу, когда он приедет.

– Но Лиська говорила, – всхлипнула Хурра и, подумав, спросила, – тогда почему ты целуешься с Дишланом?

Я вздохнула. Перевела взгляд на Дишлана и ответила дочери, глядя прямо ему в глаза:

– Потому что я люблю его, Хурра. Очень сильно люблю…

Улыбка сползла с лица моего телохранителя, а в глазах появилась боль… Да, я знала, что рву сейчас по живому. Но уже не могла остановиться.

– Как я своего папу? – всхлипнула дочь…

– Нет, – мотнула я головой, – совсем не так, как ты своего папу. Это другое, Хурра… Любовь бывает разной. Вот вспомни, как ты любишь сестер и брата… и как любишь своего папу или меня. Эти чувства совсем разные, верно? И они могут жить в твоем сердце одновременно…

Я говорила дочери, но продолжала смотреть на Дишлана. Потому что все мои слова относились и к нему тоже… Особенно те, которые я произнесла прямо сейчас.

– И не надо винить себя за это. Такое случается.