Холодная волна мурашек пролетает вниз по спине, заставляя меня резко обернуться. И та же волна мурашек поднимается обратно по позвоночнику, когда вижу перед собой квадратного амбала, одетого во все черное: футболка, джинсы. В его руках крохотный неяркий фонарик, а на лице красуется уродливый шрам, тянущийся от переносицы по щеке и до самого подбородка.
– Здравствуйте, – сдавленно говорю я, втягивая голову в плечи.
– Ты кто? – басит амбал, осматривая меня с головы до ног.
– Я на квест, – издаю писк, а заодно неосознанно пячусь обратно к воротам.
Мне вообще не нравится, где я нахожусь и с кем говорю. Все это непохоже на то, что обещала Соня.
– Ты чет попутала, малая. Никаких квестов нет. Вали давай отсюда, – гаркает мужик, а я вздрагиваю. – Здесь вообще охраняемая территория.
Я молча и испуганно киваю и все быстрее отхожу спиной туда, откуда ввалилась. Но амбал вдруг озабоченно хмурится. Уставившись на мои ноги, указывает на них подбородком.
– У тебя там это… кровь…
Я резко опускаю взгляд. Света от фонарика хватает, чтобы увидеть разодранные джинсы с расплывшимся
кровавым пятном на правой коленке. Черт! Касаюсь раны, а еще замечаю, что стою на осколках битого стекла. Вот куда я «удачно» приземлилась. И как только ощущаю что-то теплое и вязкое на пальцах, к горлу подступает тошнота.
О нет. Нет. Нет. Только не сейчас! Не могу же я отключиться от вида крови именно здесь. А в груди у меня уже покалывает знакомый холод. Обычно с этого начинаются мои приключения в стенах любой лаборатории, где из меня нужно выкачивать эту красную жидкость.
– Все нормально? – вдруг спрашивает амбал.
– Ага, – отвечаю, но как-то вяло.
Хочу продышаться. Это всего лишь кровь. Моя кровь. Теплая. Вязкая… Мерзкая… Вот черт. Это же все равно кровь. Мое сознание резко мутнеет и так же резко гаснет.
* * *
Все звуки в моей голове смешиваются: чьи-то голоса, крики… Приоткрываю глаза, и в них попадает тусклый свет. На мгновение фокусируюсь на нем, а потом обвожу взглядом пространство. Я уже не на улице. Потому что вместо ночного неба вижу облупленный потолок, такие же стены, зачем-то обтянутые железной сеткой. Значит, в обморок я все же грохнулась.
Осторожно пытаюсь приподняться. Упираюсь ладонями во что-то мягкое. Это старый облезлый диван. Окончательно прихожу в себя, приняв вертикальное положение. Я нахожусь в какой-то каморке, которую освещает всего одна лампочка.
Мои губы пересохли и слиплись, в горле застрял колючий ком, а чувство паники схватывает в тиски. Меня куда-то притащили, и, скорее всего, это сделал
тот самый мужик со страшным шрамом. Ватными руками я хаотично ощупываю свои плечи, тело, бедра… Испуганно осматриваю саму себя: одежда на месте, ничего не болит. Только на коленке все так же красуются порванные джинсы и уже слегка запекшаяся кровавая корочка.
Нервно выдыхаю. Так. Меня притащили после обморока, но точно не трогали. Даже телефон и ключи от квартиры спокойно лежат в кармане толстовки. В этой странной каморке, обтянутой сеткой, я одна и нахожусь здесь максимум пару минут. На более долгое время я никогда еще не отключалась. И того амбала рядом нет. Радоваться мне или бояться – даже не знаю. Вытаскиваю телефон из кармана. Мобильный сигнал отсутствует, а вот желание бежать как можно скорее лишь нарастает с каждой секундой.
Несмотря на все еще витающий в голове туман, я поднимаюсь на ноги, и напряжение появляется уже во всем теле. Видимо, приземление во время обморока было не самым удобным.
Но все, чего хочу, – это убраться отсюда. Я плохо понимаю, где я и что за человек со шрамом здесь обитает. Почему все обтянуто сеткой и откуда идет этот странный гул? Не то музыка. Не то вой.
Окинув комнатушку еще раз взглядом, я нахожу дверь. Прихрамывая, быстро добираюсь до нее. Трясущимися руками хватаюсь за ручку и толкаю ее от себя. В голове проносится жуткая мысль. А если меня заперли? Но дверь легко поддается. Она открыта, и я делаю осторожный шаг вперед, оказываясь в узком, плохо освещенном коридорчике с черными стенами. И этот глухой гул перестает быть таковым. Хватает секунды, и он уже режет мне слух.
Я теперь не слышу собственного дыхания и сердцебиения. Вокруг дикий ор голосов. Невыносимо жуткий и громкий. А еще здесь невыносимо воняет табаком. Этот запах настолько едкий и плотный, что сразу же щиплет глаза.
Я ни жива ни мертва стою между этим коридором и каморкой. Хочется бежать, но я не двигаюсь. Мой взгляд упирается в яркую вертикальную полоску света прямо в стене. Оттуда и доносятся крики. Делаю шаг и осторожно заглядываю в эту щель в стене.
Как только мои глаза привыкают к свету, сразу становится понятно, почему от этих криков готова взорваться голова. За стеной толпа. И, по-моему, там одни мужчины. Их очень много. Орут, размахивая руками. И все находящиеся по ту сторону сосредоточены только на одном. Именно к этому обращены их хаотичные выкрики.
Это небольшая круглая площадка, слегка возвышающаяся над толпой. Со всех сторон она огорожена такой же железной сеткой, как и стены той каморки. А происходящее на площадке заставляет меня сглотнуть сухой ком. На ринге парень. Я вижу его со спины. Он коротко стрижен, крепкого телосложения, обнажен по пояс, босой и в перчатках, защищающих только кисти рук. Его предплечья украшены непонятными узорами татуировок, а на спине всего лишь один рисунок: тонкая стрела острием вверх вдоль позвоночника.
Он похож на боксера, а происходящее – на боксерский поединок. Именно татуированный, стоя на коленях, наносит зверские удары своему сопернику, который безвольно лежит под ним, раскинув руки в разные стороны. Заметно лишь, как мотается его голова от ударов. От каждого взмаха кулаком толпа, собравшаяся у ринга, просто ревет, излучая одобрение.
Тошнота медленно подползает к горлу. Лицо парня, что лежит у ног татуированного, как кровавое
месиво. А тот, кто бьет, похож на коршуна. Только заклевывает свою жертву резкими ударами кулаков. Это мерзко. Жутко. От этого скручивает желудок. Но мой взгляд прилип к этому парню в татуировках. К его напряженным мышцам на спине с четким рисунком стрелы. Я словно в слоу-мо, и его движения тоже.
И только резкий свист, накрывший орущую толпу и ринг, заставляет парня замереть. Он ставит ладони по обе стороны от обездвиженного соперника. Опирается руками о пол. Я вижу, как хаотично вздымается его спина, а через секунду он встает на ноги. Парень вскидывает руки – это жест победителя. И вся безумная толпа просто взрывается одобрительным воем. А под его ногами лежит другой… весь в крови и без движения.
Я снова чувствую, как меня засасывает в неприятный омут. Но резкий захват моего плеча и разворот на сто восемьдесят градусов спасают от очередного приближающегося обморока.
– Очнулась, девочка! – Мое плечо сдавливает пальцами тот самый амбал со шрамом на лице.
Мне бы заорать. Вырваться и дать деру, но я лишь лепечу и сама не знаю, почему вообще об этом спрашиваю:
– Он его убил?
На губах мужика появляется ухмылка:
– Как знать… – неопределенно пожимает плечами, а выражение его изуродованного лица меняется. Теперь амбал хмуро смотрит на меня из-под бровей. – Нечего тебе здесь бродить! Катись-ка ты отсюда, пока я добрый.
– Где выход? – шепчу, почти не дыша.
– Прямо. Налево. И по лестнице вверх. Дальше все время прямо, до ворот. И не суйся сюда больше.
Не знаю, кто ты и что тебе здесь надо было, но свали. Девочкам тут не место, – грубо цедит амбал.
И я больше не думаю. Плевать на то, что еще болит нога, что меня вот-вот может накрыть тошнота и что вместо крови в венах у меня дикий испуг. Я срываюсь с места, и дальше все как в беспамятстве.
Прямо. Налево. Я бегу вдоль обшарпанных стен, расписанных граффити, по крутой железной лестнице. Я бегу так, что не успеваю дышать. Легкие режет от боли. Бегу прямо до ворот, спотыкаясь о какие-то кирпичи. Не замечаю ни жжения в коленке, ни того, что уже ноет в боку. Я никогда так не бегала. И больше не хочу. Бегу не оборачиваясь по той улице, что привез меня таксист. Старые гаражи, заброшенные здания, шиномонтажки.
Останавливаюсь я уже далеко за теми проклятыми воротами. Сколько километров я летела на одном дыхании, даже не знаю. Теперь я где-то в частном секторе. Торможу возле крохотного продуктового магазина с надписью «24 часа». Это единственное здание, где есть вывеска с адресом.
В памяти почти не задерживается, как вызываю такси. Замечаю только, что в машине я дрожу так, что могу зубы себе расколотить, а телефон в моих руках то и дело сообщает о пропущенных звонках и сообщениях. Это Соня. Но я не отвечаю ей. Перед глазами все еще удары тех татуированных рук и кровь.
Оказавшись дома, закрываюсь на все замки. Я подпираю спиной дверь и медленно стекаю по ней к полу. Обхватываю руками колени, забыв даже о том, что рану на одном из них нужно обработать. Я не думаю, где я была, что увидела и кто этот мужик, что отпустил меня без вопросов. Потому что я просто задыхаюсь от ужаса прямо на полу в коридоре.
«Ань, прости меня! Пожалуйста! Я правда не специально. Это все Т9. Черняховского, Чернышевского… Один в один же улицы. Я не заметила даже. Так по-дурацки вышло. Я приду на вторую пару и принесу тебе вкусняшек. Прости!» И куча рыдающих смайликов.
Это пишет мне Трофимова еще со вчерашнего вечера. Но я до сих пор ей ничего не ответила. Теперь она без перерыва извиняется. Думает, пирожными или шоколадкой сгладить вчерашний косяк. Трофимова ведь просто перепутала адреса. Она перепутала, а я поехала черт знает куда. Она не заметила, а я побывала в лапах какого-то мужика. Для Сони все вышло по-дурацки, а я пережила кошмар. Драпала посреди ночи с каких-то боев от толпы бешеных мужиков. У Сони просто не ловила сеть, а я словила такую дозу адреналина, что всю ночь не смогла сомкнуть глаз.
Так и пролежала под одеялом, с замирающим сердцем прислушиваясь к звукам квартиры и подъезда, и лишь иногда проваливалась в какое-то забытье. Но и там меня опять находил тот мужчина со шрамом на лице и тащил прямо на ринг. А на нем уже ждал он… Стоял спиной ко мне. И очертания всего и всех вокруг были размыты. Я видела лишь ту стрелу, набитую черными линиями вдоль позвоночника. В таких
видениях прошла вся ночь. Мое сознание хотело отключиться от пережитого страха, но этот же страх не давал мне выпасть из реальности.
Только через несколько часов дома я кое-как смогла понять, куда меня угораздило попасть. Заброшенное здание в какой-то промзоне, толпа диких мужиков, смотрящих на то, как один бьет другого. Кажется, я побывала в месте, очень похожем на бойцовский клуб. Звучит странно, но это единственная светлая мысль, которой я смогла хоть что-то для себя объяснить. Трофимова ошиблась адресом и отправила меня в подпольный бойцовский клуб.
Сегодня утром мне на мгновение показалось все это ночным кошмаром, но знатный синяк на коленке вернул меня в реальность. Злюсь ли я на Соню? Да я даже не знаю, как на все это реагировать. Хочется высказаться, но не в переписке. На парах найду время, чтобы «мило» поболтать, как я заработала гематому и рану на ноге. Но пока иду к спортивному комплексу, где проходит в это утро наша первая пара, все, о чем думаю, – так это о том, что я жива. Не перестаю перебирать в голове каждое свое слово и движение. Даже оборачиваюсь несколько раз. Мерещится мне тот амбал… А что, если он будет меня искать? Вдруг я видела что-то, за что вообще можно отправиться на тот свет?
Снова и снова в моей голове рисуются жуткие картинки того, что со мной может случиться. Я очень хотела бы остаться дома, лежать под одеялом и не двигаться, но мама придет с дежурства, а как объяснить ей мои увечья и пропуск учебного дня, не придумала. А объяснять все равно придется. Синяк и ссадину она точно увидит.
Сидела по вечерам дома – и не надо было начинать проводить их по-другому! По спине ползет
холодный пот, стоит только представить, что я могла стать героиней новостной криминальной сводки с заголовком: «Найден труп девушки. Особые приметы: разбитая коленка и…»
– О, кто к нам пришел! Наша фотогеничная, – врывается в мои мысли противный голос Полины, как только я хлопаю дверью женской раздевалки. – Как дела?
Петрова уже красуется в ярко-красном слитном купальнике возле огромного, в пол зеркала, где мы и встречаемся взглядом. Настроение уходит еще больше в минус. Моя надежда на то, что Петрова и все остальные забудут о нашей стычке, померкла. Полина зло прищуривается, а парочка моих одногруппниц замолкают, с интересом поглядывая на нас. Долбаные любопытные Варвары. Но теперь мне это кажется незначительным. То, что было вчера со мной на той заброшке, не идет ни в какое сравнение с приставаниями Полины.
– Отлично, – отвернувшись от зеркала, отвечаю я сквозь зубы, двигаясь к шкафчику у окна.
Обычно я всегда оставляю свои вещи там. Самый укромный уголок, чтобы спокойно блистать голой попой. Но я все равно дожидаюсь, когда Петрова и остальные девочки покинут раздевалку. В этом семестре у нас плавание, поэтому не спеша переодеваюсь в тесный слитный купальник черного цвета и прячу волосы под резиновой шапочкой. Я прихожу на построение к бассейну самой последней. На этом мое занятие заканчивается.
– Просветова, это что? – слышу я от преподавателя, стоит мне только появиться в его поле зрения.
Он недовольно указывает подбородком на мое колено, залепленное широким лейкопластырем.
– Ссадина, – неловко пожимаю я плечами.
– Аня, пустить тебя в бассейн со свежими ранами не могу. Оставайся сидеть здесь на скамейке или в раздевалке. Пропуск ставить не буду, – строго отчитывает меня преподаватель и тут же переключается на остальных девочек. – Итак! Разминка…
Растерянно потоптавшись на месте, решаю, что лучше просижу всю пару в раздевалке, чем буду видеть ехидную рожу Петровой. Поэтому возвращаюсь туда, громко чавкая резиновыми тапками по мокрому полу. И в очередной раз вспоминаю Соню. Счастливый человек: и в квесты вчера поиграла, и дрыхнет поди сейчас, пропуская первую пару физкультуры.
В раздевалке все так же никого, поэтому я, не прячась, сбрасываю тапочки, снимаю жутко тесную шапочку, раскидываю волосы по плечам, стягиваю лямки, а затем и весь купальник. Оставшись голой, достаю свою сумку, запихиваю его туда, но дверь моего шкафчика с резким хлопком закрывается прямо перед моим носом.
Вздрогнув, я роняю сумку.
– Бу! – слышу рядом. – Не пугайся. Это мы. Резко оборачиваюсь. Петрова и Красно. Обе в ку-
пальниках.
– Вижу, – сипло отвечаю я.
Руками сразу же прикрываю свое тело. Перевожу взгляд с одной стервы на другую. И дурное предчувствие уже заползает в мысли.
– Как-то не задался вчера у нас с тобой разговор. Еще и отвечать меня вызвали, минус влепили. И получается, что от тебя у меня проблемы, – хмыкает Полина, наигранно рассматривая свои длинные разноцветные ногти.
– Что-то опять она молчит, Поль. – Женя неожиданно делает шаг, приперев меня спиной к дверце шкафа.
Прохладная поверхность неприятно покалывает мне кожу.
– Слушайте, девочки… – сглотнув, начинаю я. Но Женя хватает меня за плечи и с силой прижимает к шкафу. – Жень, отпусти. Ты чего? – Мои глаза округляются.
Инстинктивно дергаюсь, пытаясь освободиться. Но Красно чуть выше и крупнее. И этого ей хватает, чтобы удержать меня. Ее пальцы вдавливаются мне в предплечья, вызывая боль.
– Знаешь, Просветова, – в это время спокойно заявляет Полина, продолжая демонстративно изучать свой маникюр. – Я терпеть не могу выскочекзаучек – «это неправильно, а это правильно». Но я хочу, чтобы ты зарубила себе на конопатом носу. Правильно – это не раздражать меня.
И Полина наконец теряет интерес к своим ногтям. Она присаживается и хватает мою сумку, валяющуюся на полу у меня под ногами. Что задумали Петрова и Красно, теперь становится очевидным.
– Отдай вещи! – Делаю еще один бесполезный рывок из рук Жени.
– И что будет, если не отдам? – Полина выгибает нарисованные брови. – Поругаешь меня? Пожалуешься в ООН? Или поплачешь?
– Скорее второе, – фыркает мне над ухом Женя.
– Руки убери! – Мой голос уже срывается. Я дергаюсь как рыба, выброшенная на берег.
Но Красно – богатырь, а каждое мое движение лишь заставляет ее сильнее сжимать мои плечи. Еще чуть-чуть, и доберется до костей.
– Держи ее, Жень, крепче, – спокойно изрекает Полина. – А то мне охота повеселиться! – И, прижав к себе мою сумку с вещами, она пятится к двери.
– Полин… – обессиленно сиплю я.
Смотрю ей прямо в глаза. Уже все равно, что мой взгляд сейчас беспомощный и просящий. Я так себя и чувствую. Я, голая, прижата сильными лапами Красно к двери. У меня закрыта всего лишь одна часть тела – коленка, залепленная лейкопластырем. Это отчаянно неуютное и стыдливое ощущение. Оно прокатывается по внутренностям, делая меня все более уязвимой с каждой секундой. И Полина чувствует это, потому что издевательская улыбка на ее лице становится лишь шире.
И, пока я беспомощно брыкаюсь в руках Жени, Петрова открывает дверь нашей раздевалки. Все еще глядя на меня в упор, она продолжает пятиться. Спиной заходит в маленький общий коридор между женской раздевалкой и мужской, дверь которой напротив.
Меня трясет мелкой дрожью, а Полина, не сводя с меня взгляда, распахивает дверь соседнего помещения. Там пусто, и она просто кидает мою сумку туда. Не глядя. И перед тем как она закрывает дверь, я успеваю заметить, что мои вещи и полотенце разлетаются там по полу. Тут же хватка Жени на моих плечах слабеет. Она буквально отшатывается, будто я могу на нее кинуться. Но все, на что я сейчас способна, – это подпирать голой спиной и ягодицами шкафчик, нервно хватать носом воздух и смотреть, как Полина вальяжно приближается ко мне.
– Где вещи забрать, ты знаешь. Так что оревуар. И еще, Просветова, – она вызывающе пробегается по мне взглядом и останавливает его у меня на бедрах, – ты бы хоть там побрилась. Фу.
Мое лицо вспыхивает, а пульс шумит в ушах. Хохот этих мегер доносится до меня уже издалека. Мои дрожащие руки неосознанно тянутся к низу живота. Скрещиваются, пытаясь прикрыть все интимное, что
должно остаться только при мне. Я так и стою на месте, когда хохочущие Полина и Женя исчезают из раздевалки.
Мне хочется плакать в голос. Слезы наполняют глаза. От стыда кровь закипает в венах. Прошлая стычка с Полиной, тот проклятый клуб и снова выходка Полины… Я даже переключиться с одного на другое не успела. Куда мне сейчас? А главное, как в таком виде? Даже позвонить Соне и позвать на помощь не могу: мой телефон лежит в той же в сумке, что теперь валяется в мужской раздевалке. И обратиться к преподавателю тоже не могу. Я совершенно голая.
О проекте
О подписке