– Вот и славно,– он кинул взгляд на меня, посмотрел мне в глаза, но вскоре вновь стал смотреть вперёд,– а родители твои вернуться не раньше семи, да?

– Верно,– я удивился.

– Тогда я уйду в половину, если ты не возражаешь, конечно.

– Если тебе не наскучит моё общество, можешь располагать моим временем, я совершенно свободен.

– Как приятно это слышать,– он улыбнулся слегка уголками губ,– но вот у меня есть дельце, а потому я всё же уйду в половину. Но в следующий раз, обязательно, постараюсь остаться подольше.

Вновь повисла тишина. На кухне я сразу разложил пакеты, после чего предложил ему чай. Дарэмо согласился, выбрав насыщенный чёрный чай без сахара. Я же выпил стакан воды, после чего мы прошли в мою комнату.

У меня была самая обычная комната, не набитая вещами. В ней не было ничего лишнего, никаких украшений или декора, самое необходимое в приглушённых серых, белых и синеватых оттенках. Дарэмо же, казалось, она понравилась. Он даже сказал, что впервые видит такую спокойную и просторную комнату, но в действительности нельзя сказать, чтобы моя комната и правда была просторной.

Дарэмо подошёл к моему столу, там как раз раскрытым лежал мой альбом, где я чаще всего рисовал, а рядом та самая тетрадь с тем самым рисунком. Он долго молча рассматривал, даже взял в руки тетрадь, после чего посмотрел на меня.

Казалось, его глаза горят, будто в них поселилось танцующее пламя. Это было так пугающе и завораживающе. Я понял, что непременно хочу нарисовать его лицо, хочу нарисовать эти глаза.

– Ты прекрасно рисуешь,– сказал наконец Дарэмо,– я, честно, поражён. Я бы хотел, чтобы ты нарисовал что-нибудь для меня.

– Что ты хочешь, чтобы я нарисовал?

– Я бы с удовольствием посмотрел, сможешь ли ты нарисовать мой портрет,– он будто читал мои мысли,– но перед этим, нарисуй что-нибудь простое. К примеру, нарисуй своё воспоминание.

– Так ты хочешь, чтобы я нарисовал собственное воспоминание? Но ведь их достаточно много, можешь объяснить конкретнее?

– Ты прав, к семнадцати годам ты скопил достаточно воспоминаний. Нарисуй то из них, которое соответствует слову «свобода». Мне всегда так льстит это слово.

– Свобода говоришь… хорошо, я нарисую.

– Не торопись, у нас с тобой достаточно времени. Как только сделаешь этот рисунок, нарисуешь и мой портрет. Ты ведь тоже этого хочешь?

– Ты прав. Я непременно хотел бы нарисовать тебя.

– В таком случае, мой портрет останется у тебя, но вот рисунок с твоим воспоминанием я заберу себе, договорились?

– Хорошо. Послушай, а откуда ты всё это знаешь?– на прямую спросил я,– к примеру, где я живу.

– Верно, совершенно забыл,– он отложил мою тетрадь и сел передо мной на стул,– перед тем, как рисовать меня, ты должен меня узнать и научиться понимать. Что же, я расскажу тебе о себе. Каждая наша встреча – новая история, устроит?

– Конечно.

Тогда он принял более удобную позицию, посмотрел в окно, улыбнулся чему-то, явно вспоминая подробности того, что я услышу, после чего посмотрел на меня, прямо в мои глаза и принялся рассказывать.

Он говорил всё так же спокойно, без эмоций. Единственное – паузы между строк. Но это спокойствие и эти паузы, то, как ровно он рассказывал, почему-то мне это понравилось больше, чем если бы он старался рассказывать и передавать эмоции. Всё время он смотрел мне в глаза, не отрываясь, казалось, что даже не моргал. Постепенно я стал видеть то, что он говорит. Будто бы картинка сама рисовалась и теперь я вижу настоящий фильм, который озвучивает Дарэмо.

Он рассказал историю, когда он был ещё маленьким ребёнком. У Дарэмо есть сестра, вместе с которой они любили играть в лесу около их загородного дома. Они вместе вставали рано утром и убегали играть туда. Как он рассказывал, а я уже чётко видел перед собой, там были высокие хвойные деревья. На мощной ветви одной из сосен были качели. Его сестра, по описанию красивая рыжеволосая девочка с вьющимися, непослушными и длинными волосами, жизнерадостная голубоглазка с такой же, как у него, довольно светлой кожей, любила качаться на этих качелях. Он же, на три года старше сестры, всегда уступал ей, подолгу раскачивая её, слушая её весёлый детский смех.

Помимо катания на качелях, они часто играли в догонялки и в прятки в этом лесу. Перед глазами так и вставали картинки, как двое детей бегают друг за другом, смеются, разговаривают и веселятся. Я будто бы имел возможность стоять сейчас там, быть сторонним наблюдателем и видеть всё это.

Дарэмо продолжал рассказывать, описывать ту местность и тогда я стал видеть всё в полных красках, стал видеть только эту историю, как фильм, переставая видеть и даже помнить свою комнату и лицо Дарэмо и его невероятные глаза. Я видел тот хвойный лес, видел рыжеволосую смеющуюся девочку и парня, на три года старше её. Видел и следовал за ними по всему лесу.

Ближе к обеду дети вернулись в дом. Он был двухэтажным, белым. Вокруг был лишь лес, опушка с самим домом и машина. Дорожки были выложены из плитки, они петляли и вели в разные места. По бокам их обрамляли пышные клумбы, цветы которые были довольно высокими и нередко спадали на те самые дорожки. Дети вбежали в дом, их звала мама. Она была высокой, рыжеволосой женщиной. Видимо на неё так и походила младшенькая. Дети вымыли руки и сели обедать. Тут спустился вниз по лестнице отец семейства. От него Дарэмо передалась бледность, цвет волос и цвет глаз. Отец сел за стол, ему тоже была уготовлена тарелка с супом.

Когда семья пообедала, отец по-доброму, ласково, попросил детей не убегать далеко и сказал, что сегодня они будут смотреть любой мультфильм, который выберут, если не будут шуметь. Дети обрадовались, после чего отец семейства удалился к себе на верх. Мама вскоре ушла работать в сад, разрешив детям бегать на улице или же тихо находиться в игровой комнате.

По началу дети бегали по саду. Он пестрил яркими красками цветов. Но дети устали и легли под большую яблоню, дающую тень.

– Принеси книгу и почитай мне сказки,– улыбнулась девочка,– почитаешь про принцессу, которую из замка с драконом спасает прекрасный принц?

– Хорошо, сейчас схожу.

Дарэмо поднялся и побежал в дом. Там, в игровой, была полка с детскими книжками. Они были яркими и содержали много разноцветных картинок. Дарэмо нашёл ту, про которую говорила его сестра, после чего пошёл обратно. Но вдруг остановился и прислушался к чему-то.

Он с заинтересованностью тихо и медленно поднялся по ступеням, держась за балясины руками. На верху был длинный и узки коридор, имеющий три двери. Одна из них была приоткрыта. Дарэмо подошёл к ней и осторожно заглянул внутрь. Оттуда доносились звуки проигрывателя, но не мелодия, а шуршащий звук, когда пластинка закончилась. Именно этот звук так привлёк Дарэмо.

Мальчик приоткрыл дверь, вошёл внутрь и сразу же остановился. Его взгляд упирался на отца. Он был ещё более бледным и неподвижным. Дарэмо подошёл ближе, дотронулся. По его лицу стало понятно, что он почувствовал холод от кожи своего отца. В тот же миг он вышел из комнаты, закрыл дверь, как она была и побежал к сестре. Та продолжала дожидаться его, поправляя спадающие на лицо рыжие пряди.

– Ты так долго, братик,– сказала она.

– Прости, не сразу нашёл книгу.

После Дарэмо открыл её и стал читать, спокойно, как ни в чём не бывало. Меня поразило это, ведь ему было на тот момент не более семи лет. Когда в следующий раз мама позвала детей ужинать, я удивился тому, что отец семейства появился. Дарэмо смотрел на него с таким же удивлением, как и я сам. Он же спокойно занял своё место за столом, после чего вся семья поужинала, и дети побежали выбирать мультфильм. Вернее, побежала всё же сестрёнка Дарэмо в то время, как он сам чуть притормозил и спрятался, подслушивая разговор взрослых людей:

– Милый, всё хорошо?

– Снова был приступ, я не уверен, что…

– Не говори ничего плохого,– она с испуганным лицом подошла к мужу, обнимая его,– мне так страшно…

– Детям скоро в школу, придётся перебираться в город.

– Может тебе лучше остаться? Врач говорил, что тебе будет лучше на природе.

– Я не хочу оставаться один. Будет лучше, если мы поедем все вместе в город.

Тут прибежала маленькая девочка с диском в руках, радостно сообщая, что хочет посмотреть именно этот мультфильм сегодня.

Резко, внезапно и неожиданно я перестал видеть фильм, увидев перед собой лицо Дарэмо. Я испугался, даже вздрогнул от этого неожиданного события, как сильно привык я быть наблюдателем того фильма, той истории из его детства…

– Дарэмо,– спросил я, когда понял, что вокруг нас только тишина,– а что с твоим отцом сейчас?

– Он умер через полтора года после того случая.

– Прости… всё же грустная история…

– Наверное,– он пожал плечами, после чего посмотрел на часы,– мне пора. Через две минуты я должен буду тебя покинуть.

С этими словами Дарэмо поднялся. Я проводил его до дверей, после чего закрыл их за Дарэмо. Всё это было молча, мы не попрощались и не договорились о новой встречи. Он просто ушёл, оставляя после себя многоточие.

Я вернулся в комнату, посмотрел на свой рисунок в тетради. Помниться, он просил нарисовать для него моё воспоминание, связанное со свободой. Передать в картине то, что так мастерски смог пересказать словами мне он.

Я взял свой эскизник, уселся на кровать и стал перебирать воспоминания, но в голове всё так же крутилась его история. Тот хвойный лес, тот белый дом, рыжеволосая девочка и чувства Дарэмо, когда он обнаружил своего отца холодным.