Когда немецкие зерефы, зеремиды пришли условно говоря к своим авторитетам, эволюционным примерам превращения из ничего в что то, – во врача, учителя, адвоката, что же они рассказали непрошенным гостям? Они им рассказали, даже если этой встречи не было вообще, вся эта связь немецкого общества условна: условность вероятного контакта я представляю в рассказе врачей и учителей своим подражателям, идущим по их следу развития и карьеры. Как состоялась немецкая солидарность? И в чем она проявилась?
Все эти врачи, учителя, адвокаты (еще лавочники, мелкие уличные торговцы по марксистским словарям) – это все есть буржуазия (тоже по марксистскому словарю), по современному толкованию – это средний класс. Так кто же к ним пришел и почему?
Экономический кризис не разбирает людей по сословиям. Но в большей степени он бьет по неимущим: рабочим, крестьянам, по служащим. Буржуазия буржуазии рознь. Как видим, и как нам преподносили: крупная буржуазия в своей неконтролируемой жадности доводит рынок к перегреву (товаров, капитала, спекулятивной массы). И от этого страдает само государство. Сначала рынок и рыночные агенты. Потом государство. Массовые увольнения рабочих приводят к безработице. Разоряются не только крупные заводчики, но конечно и мелкие спекулянты. Государство не может им помочь. Разве только выдачей бесплатной похлебки. Цены сначала высокие, государственные служащие не могут купить товары первой необходимости, потом низкие, рынок начинает заигрывать с покупателями, но служащие все равно не могут ничего купить. В этот момент все смотрят не на большего биржевика спекулянта, пусть даже самого большого олигарха, а на премьер министра правительства. Это он виноват! Он не предупредил, он допустил спекуляцию. Это он не остановил спекулянтов. Во всем кризисе обыватели винят правительство, а в лице правительства государство. Малоземельные крестьяне или арендаторы разоряются, их продукцию никто не покупает или продажа не окупает аренду. Все аграрные маргиналы устремляются в города. Это зерефы – наследники традиции, присоединяются к армии безработных – городских зеремидов. Зеремиды конечно все знают. И конечно, кто виноват, – государство! Но сельские зерефы идут еще дальше в своем вопросе и своем же ответе, – кто подставил правительство. Свой никогда не сделает это. На гадость, саботаж, вредительство способен только враг. Враг народа и государства. Для зерефов вредитель враг народа и этноса, для зеремидов враг – премьер министр. И только для врачей учителей нет врагов. В общем и целом конечно есть. Ремиды – это бывшие зеремиды и зерефы. Они также называют врагов по должности, поименно даже выделяют этнически. Но ремиды – государственники! Именно на них на самом деле держится общество. Поэтому они согласны, что виноваты чиновник, но они не согласны, что виновато государство! Государство – это свято. Только государство, земля отцов, алемания, фатерлянд существует на свете. У ремидов высокая рефлексия. Они могут отказаться от частности. Но они спасают государство, объявляет его невиновным. Именно совпадение низких потоков, низких нот, издаваемых зерефами и высоких тональностей исходящих из связок среднего класса взывает к жизни германский этатизм в виде нацизма. Беззвучные воззвания улавливаются вождями зеремидов, как правило также выходцами из провинции и детьми сельской интеллигенции и превращаются ими в хор, в какофонию орущих глоток. Немецкий нацизм получился совмещением зерефных обид, зеремидных комплексов с романтическим флером немецкого государства (от ремидов). Именно немецкие врачи и учителя, чиновники служащие спасли свое государство, а зерефы и зеремиды гипертрофировали вину врагов. Каждая группа рефлексии дала свою долю для германского нацизма. Концентрация среднего слоя или высокая урбанизация остановили другую версию выхода – классовую борьбу. Традиция сама подсказывает, как себя вести народу, а народ про это даже не знает.
Каждый человек и не только немец хочет завести семью. Чтобы завести семью, необходимо поднять свой статус. Чем выше статус, тем больше возможностей. Больше жен, больше детей. Одни социумы и народы видят свои возможности в достатке своего рода, этноса, другие народы – в процветании своего государства. Именно благодаря ремидам государство является гарантией процветания рода и этноса, хотя против ремидов, с ними не согласны начальные группы традиции и рефлексии. В России средний класс был ничем и не играл никакой роли. В момент кризиса состоялся диалог не с врачами и учителями, вооруженных рабочих и матросов, то есть переодетых крестьян, – роковой диалог, а с дворянами. Некому было рассказать о русском государстве и каком государстве, государстве царя и попов? Речь пошла не о государстве, а об обществе. Никакого государства! Это было самообманом всех.
Насколько индустриальных поколений Германия опережала Россию.
Из этого определения можно выяснить уровень общий рефлексии населения. Какой он был – зерефный, зеремидный, ремидный?
Ремидный, как мы выяснили, оставляет шансы на жизнь неформальной элите цивилизации. Даже промышленно преобразившись, Германия таки оставалась государством традиции. Все таки объединение Германии произошло сравнительно не слишком давно, в 1871 году. Молодая нация. Нация, не народ. Можно сказать так: старый немецкий народ и молодая немецкая нация. У всех молодых наций, остаются фантомные народные боли о великом прошлом. Наиболее четко это проявилось в итальянском фашизме. Муссолини хотел возродить Римскую империю. Любому пост традиционному народу нравятся мифы и сказки. Без мифов, легенд и сказок империю построить нельзя. Это всегда говорило более об аграрном населении наивного впечатлительного характера, чем об урбанизированном обществе расчета, логики и практицизма. Радикальные любители легенд с уклоном на доминирование Рима – Италии – итальянские фашисты перебили только местных коммунистов в 1920 году, которые опирались на равенство. Какое равенство при капитализме? Деревенские комплексы наложились на рыночные унижения. Как всегда родилась сверх идея, которая близка всем униженным и закомплексованным. Россия была по всем критериям близка к подобной традиционно аграрной Италии. Поэтому в 1919 -1920 гг итальянские социалисты захватывали заводы в промышленно развитой центральной и северной Италии по примеру пролетариата России. Италия страна активного анархизма. То есть, никакого государства!
И, наоборот, итальянцы 300 лет боролись за освобождение и объединение всей Италии в единое государство. Где государство, там и собственность, где есть государственный масштаб, там и ремиды. Итальянский этатизм принял форму фашизма. Не коммунизма. А фашизма. Это означало только одно: у итальянских крестьян, мелкой буржуазии было чувство собственности. Они ее освоили, полюбили. За два года все коммунисты, сторонники социального общества были перебиты не без помощи населения. Крупная буржуазия, владельцы заводов и латифундисты были довольны. Местная администрация была за фашистов. В России пролетариат, крестьянство пошли за Лениным, а не за Савинковым. А в Италии – за бывшим социалистом Муссолини, именно из-за рисорджименто. Итальянцы хотели порядка, они веками страдали из-за отсутствия единого государства.
Охота на ведьм.
В средние века была охота инквизиции на ведьм. Охота или поиск стрелочников были во все времена. Кто то должен был отвечать за свалившиеся на головы беды: за эпидемии, бедствия, неурожаи, голод. Эта практика виноватого без вины существовала с древних времен. Инквизиция не стала изобретать отдельные религиозные колеса. Женщины не любят женщин. Так почему бы и инквизиторам не любить самых красивых из них? Как случается беда, напасть случается с селением и даже с целым городом, так сразу все заняты поиском ведьмы. Какая то женщина призвала нечистую силу. Все селение, все живое население от мала до велика ищет причину в женской сущности. Этот уровень – зерефный. Он не опирается на факты и не нуждается в доказательствах. Зерефный уровень – уровень домыслов и черных мыслей. Это уровень неприязни и зависти. У зерефов нет полутонов. Нет оттенков. Зерефы – это почти, в данном случае, только в данном случае, собаки.
Зеремидный уровень – уровень широкой практики. В этой «охоте» уже есть конкретное лицо и даже логика. От частного к общему. Хотя в этом частном есть многое от подсознания. Но зеремиды называют хотя бы имя преступника. Они имеют такую наглость, что виновником называют даже правителя. Хотя по подсказке рефагов торгашей (либералов), часто и других революционеров. Дело в том, что традиционная практика имеет несколько идолов. Идеалов, с которыми она живет, население с ними рождается, стареет и умирает. Если десакрализировать ряд имен святых народных святых, то народу сразу нет смысла вроде бы и жить. Но если народ, солдаты к примеру, не хотят умирать за царя и отечество – это уровень зеремидов. У зеремидов есть примитивный расчет. Они все время хотят остаться живыми. Вот точно так большевики обвинили в бедах солдат, идущих на смерть, помещиков, дворян, царя и его приспешников. Царь – это не женщина ведьма конечно, это народный святой, помазанник божий. Но он был обозначен виновником всех бед. Это – зеремидный уровень обвинения.
Зеремидный уровень также, если виновником называют целый этнос. Это легко умещается посередине между темным родовым подсознанием, которое ищет внешнего врага как в первобытные времена, а он на самом деле внутри, и существующим рынком. Хитрость? Хитрость. Антисемитизм может достигать и ремидного масштаба. Но придают ему такой уровень зеремиды и ремиды второго поколения, униженные и придавленные нищетой. Если бы гордые ремиды ходили все время с поднятой головой. У них было все как прежде. Они оставались местной элитой, новой государственной аристократией, они никогда не придали бы виновности евреев большого значения. Но под воздействием возмущенных кризисом масс, сами без средств существования из-за кризиса они поддерживают и развивают тезис толпы, что всю воду в кране выпили евреи. Кто же еще?
О проекте
О подписке