Журналист ошеломленно смотрит на меня, словно впервые видит. Ну, и чего уставился? А я знаю. Я ошиблась, он, оказывается, считал, что я намерена вернуться в самолет. Неужели выгляжу такой дурой? Хотя я старалась, конечно.

– Значит, ты и не собиралась возвращаться?!

– Конечно, нет. Зачем?

– Но там эти люди…

– Все они совершеннолетние, никто из них не инвалид, не болен и не ранен. Там остался запас продуктов и воды – честно взяла только нашу часть. Если я способна позаботиться о себе, то они способны тоже – теоретически. Практически же им придется поднять задницы, чтобы сделать хоть что-нибудь, и я не считаю, что им это не под силу. Никому из них я ничего не должна.

– Но так нельзя! Ведь мы решили, что…

– Это вы решили. Я не принимала участия в дебатах, если ты помнишь. Совершенно не хочу тащить их сквозь джунгли. Вдвоем мы пройдем. По крайней мере, шанс есть, а с ними – нет. Ты же видел, что они за люди. Мерион поднимет такой визг на пару с Керолайн, что нас не услышит только глухой, а процент глухих в этих местах, я думаю, весьма невелик.

Эд смотрит на меня, как ребенок, которого впервые ударила родная мать. Боже ж мой, мир просто перегружен благородными рыцарями именно тогда, когда в них нет ни малейшей надобности! А вот когда нужен такой тип, то его днем с огнем не найдешь. Именно сейчас мне бы очень сгодился прожженный негодяй, но, извольте видеть, рядом – сам сэр Ланселот, собственной персоной.

– Так нельзя, ведь они там ждут, могут погибнуть…

– Почему? Мы же не собираемся гибнуть?

– Да, но они…

– Я им ничем не обязана. И не намерена помогать им, потому что они все могут сделать для себя сами – если захотят.

– Мы должны вернуться.

– Так возвращайся, черт тебя подери! А я пойду своей дорогой.

– Ты погибнешь одна.

– Ни секунды не сомневаюсь, что я справлюсь. Ну, ты как?

– Они ждут нас, я вернусь.

– Скатертью дорога.

Развернувшись, я ухожу, закипая от злости. Тысяча чертей в печенки всем цивилизованным людям! Это же надо – ходячая совесть! А казался вполне разумным. Что ж, я не пропаду. По крайней мере, попробую не пропасть. Конечно, было бы лучше, чтобы Эд был рядом, с ним я чувствовала себя спокойнее, но это уже голая психология. Научно доказано, например, что когда тонет корабль, те, кто не погиб сразу, гибнут достаточно быстро. Причем не от голода, жажды, жары, морских обитателей, а от страха. Страх парализует волю, и человек уже не способен о себе позаботиться.

Я боюсь многих вещей: пауков и змей, рака легких и львов, крыс, кариеса, беременности, паразитов, но среди моих страхов отсутствует один – я совершенно не боюсь одиночества. А потому просто иду вперед, делая себе зарубки в памяти – чтобы не заблудиться. Интересно, где я сейчас?

Джунгли никогда не молчат. Вот резкий звук – обезьяны что-то не поделили. А вон там что-то напугало стаю птиц, и они ломанулись в небо, сметая на своем пути остатки влажного воздуха. В неподвижном пространстве слышно, как жужжат насекомые, и я поднимаю воротник, чтобы никакая сволочь не пробралась внутрь.

Мой путь вверх. Тут такой ландшафт, ничего не поделаешь. Горы недалеко, и на вид все не так, как в Африке. Собственно, джунгли здесь тоже другие, а лучше всего то, что нет львов и кобр. Нужно успеть подняться как можно выше, потому что до темноты необходимо обзавестись местом для ночлега. Главное в джунглях – не пропасть ночью, днем-то здесь еще как-то можно выжить, хотя, безусловно, тоже неприятно, антисанитарно и довольно страшно. А вот ночью будет намного хуже.

Я знаю, как это бывает. Ночь падает тебе на голову, как кирпич с крыши, и начинает казаться, что глаза больше не видят, потому что тьма в тропиках кромешная. Ослепнув, человек превращается в одно большое ухо, а послушать тут есть что. На охоту выходят хищники – осторожные шаги, сопение, рев, шорох змеиных тел и крыльев летучих мышей… Собственно, все это меня ожидает, но еще не сейчас, слава богу. У меня в запасе часов семь до темноты, и я собираюсь провести их с пользой для себя.

Осторожно раздвигаю лианы и какие-то растения, похожие на паутину. Впереди только зеленоватый сумрак, но я не боюсь. Мне приходилось и тяжелее. Здесь, по крайней мере, нет болота, значит, есть надежда найти чистую воду. Думаю, все-таки мы упали на территории Перу, и мне должны встретиться горные ручьи и озера. Конечно, я могу ошибаться, но…

Срезаю ножом стебли, мешающие идти. Очень бы сгодился мексиканский нож-мачете, но где его взять? Приходится пользоваться тем, что есть, хоть и жаль тупить хороший охотничий нож. Пить хочется, но пока нельзя – воды маловато, кто знает, когда я найду пригодную для питья воду, чтобы пополнить запас. А еще мне кажется, что неба уже нет, оно исчезло, и сразу от этой мысли делается душно. Но так всегда бывает в джунглях, это просто нужно преодолеть. Я всегда была одна. Ну, почти всегда. Кстати, Нью-Йорк – тоже джунгли, и что? Там я выжила, выживу и здесь, никуда не денусь.

Пора остановиться отдохнуть – иду уже полчаса. Столько же прошли мы с Эдом. Черт подери, как все неудачно получилось! Вдвоем, конечно, было бы лучше. Хотя, с другой стороны, нельзя точно знать. Может, он мешал бы мне. Или оказался не тем, за кого себя выдавал, или… Но что сейчас об этом толковать? Журналист вернулся к самолету, его социальный инстинкт и навязанное ему чувство долга оказались сильнее инстинкта самосохранения – ладно, его дело. Я пыталась воззвать к здравому рассудку парня, но, очевидно, не к чему было взывать. Как и у большинства мужчин, полагаю.

Я знала многих мужчин – моя жизнь состоит из командировок, и я многое повидала, многому успела научиться. Нынешнее приключение ничем не хуже остальных, по крайней мере, до сего момента. Вот только не дает мне покоя мысль: кому же все это могло понадобиться? Думаю, когда заглох двигатель, пилоты были уже неработоспособны, но прожили достаточно, чтобы сделать все для спасения самолета. Возможно, они и правда сами сбросили оставшееся горючее, что нас в итоге и спасло. И если бы не яд, они бы оба выжили. Что-то тревожит меня… Что-то я видела, но не обратила внимания… Вспоминай, Тори, не ленись! Заглох двигатель, удар, боль, тьма… Потом – свет, льющийся сквозь иллюминаторы, спина Эда в синей рубашке, потемневшей от пота, тело стюардессы на полу, в дверях салона.

Вот! Ох, и ничего себе… У нее был проломлен череп, но там не было ничего, обо что девушка могла бы удариться – ведь перед самым крушением она села на пол, я отлично это помню. А голова у нее проломлена, словно ее стукнули сверху по темени. Обо что стюардесса могла так удариться? Да ни обо что! Выходит, кто-то убил ее. Кто-то из находившихся в самолете вроде благонравных граждан. И я подозреваю, зачем: возможно, девушка была соучастницей человека, задумавшего это преступление.

Но на что они рассчитывали? Самолет рухнул на джунгли, и то, что умирающие пилоты смогли посадить его с минимальными потерями, просто счастливый случай. Или нет? Летчики мертвы, кто-то отравил их, значит, кому-то было нужно, чтобы наш самолет упал именно здесь и сейчас. Кто-то пошел на большой риск, только непонятно, ради чего. И этот кто-то – один из пассажиров, потому что стюардесса была убита после падения. Хорошо, что я ушла оттуда. Судя по всему, мне и теперь надо поторапливаться.

Я встаю и отряхиваю с джинсов сухие частицы. Что же, Тори, твой инстинкт самосохранения не подвел тебя и на сей раз: лучше оказаться в джунглях тет-а-тет с ягуарами и змеями, чем остаться в обществе так называемых цивилизованных людей, один из которых – убийца. Думаю, и у Брекстона, и у Мерион Хексли, и у других хватает грязи на совести. Я тоже не святая, но готова признать это публично, а они – нет, в том и разница между нами. Именно показную «святость» я ненавижу в американцах. Все должно быть красиво – снаружи, а то, что с изнанки, – частная жизнь и права человека. Гадость и двойная мораль. Собственно, а где по-другому? Есть такие места, но цивилизованными их назвать сложно. Поэтому я и провела там много лет.

Сзади нарастает визг – кто-то напугал обезьян. Возможно, питон, а возможно, кто-то еще. Во всяком случае, я сейчас собираюсь спрятаться. Береженого бог бережет! Так что я ныряю в заросли папоротников, рискуя быть укушенной пауком или змеей либо потревожить еще кого-то, столь же неприятного.

Но нет, тут все в порядке и никаких гадов, только какие-то жучки и паутина. Кто-то идет за мной, по моим следам, и этот кто-то каким-то образом напугал обезьян. Я сжимаю в руке нож. Берегись, мой неизвестный враг, задешево я свою жизнь не отдам. Но стрельбу устрою только в самом крайнем случае. Падение самолета и так было громким, а стрелять в джунглях… Я же не сумасшедшая! Как и в Африке, здесь полно двуногих охотников, и они не пугаются выстрелов, а совсем наоборот. Ягуары и змеи в подобных местах – еще полбеды, чтоб вы знали.

Чьи-то руки обхватили мою шею. Ярко-желтые круги возникли перед глазами, и стало нечем дышать. Тому, кто тянет вверх, не хватает сил поднять меня, а шею ломать он мне, очевидно, не хочет. Я оставляю попытки оторвать от себя руки противника и, ухватившись за него, бью ножом – наугад. Он упал на меня, как спелая груша, тиски ослабели. Схватка заняла какую-то секунду, не больше, я даже испугаться как следует не успела. Разжимаю пальцы, выпуская из захвата ткань. Ткань?!

Я открываю глаза и спихиваю с себя неподвижное тело. Черт подери, у него вполне могут быть насекомые! Этого мне еще не хватало!

Нападавший не индеец. Молодой, достаточно крепкий, но малорослый, как все здесь. Оливковый цвет лица и усики, густые ресницы и неопрятные волосы. И от него воняет. Нож вонзился ему в грудь – руки у меня длиннее, и все больше, чем у него. Если бы я дальше пыталась оторвать его руки от своего горла, он бы придушил меня до потери сознания, а потом… Кто знает, что было бы потом, но точно ничего полезного для меня. Я ударила ножом наугад, а попала прямо в сердце – мой противник умер еще до того, как упал, скорее всего, так и не поняв, что его убили. Вот так-то, парень, я больше и сильнее, а потому выжила, таков закон джунглей. Но как он подкрался ко мне, что я не услышала его?

Одет в камуфляжный костюм, а ноги босые. Судя по состоянию стоп, не ходит босиком постоянно, а сейчас пробирался по деревьям, как Тарзан. Вот почему всполошились обезьяны! Значит, он где-то оставил обувь и преследовал меня таким экзотическим способом. Зачем? И где его братья по разуму? Парень не вооружен, оружие ему только помешало бы. Но если этот тип здесь, значит, кто-то его послал по моим следам. Кто? Какая разница. Нужно уходить отсюда, пока меня не догнали гораздо большие неприятности. А самолет-то, видимо, уже нашли…

Может быть, это работа Эда? Журналист отговаривал меня от моего плана идти через джунгли самостоятельно, притворившись благородным спасителем добропорядочных янки. Он один знал, что я бывала в джунглях раньше и что у меня есть шансы выжить. Но отчего парень, свалившись на меня с дерева, сразу не убил? Ведь мог бы, если захотел, сломать мне шею, но нет, просто сжал горло, чтобы я потеряла сознание. Я зачем-то была ему нужна живой. Собственно, в этом я с ним солидарна – себе я тоже нужна живой.

Маскирую тело убитого под кустами, обыскав предварительно карманы. Ничего нет, кроме серебряного католического крестика. Что ж, амиго, не повезло тебе сегодня. А в следующей жизни повезет в любви.

Горло немного болит, но это мелочи. Осторожно продвигаюсь вперед, деревья обступают меня все теснее. Если бы я не спешила так, то полюбовалась бы местной флорой, но сейчас мне совершенно не до нее. Надеюсь, ублюдок был один, но отчего-то не очень верится. Кто-то послал его по моим следам – кто-то, который все это устроил. Подозреваю, что симпатичный блондин Эдвард.

Наконец деревья редеют, и я выхожу на склон горы. Тут лучше дышится, уже видно небо – такое же, как в Майами, даже лучше. Никогда больше не сяду в самолет, не хочу снова пережить такой ужас – когда он падает. Никогда больше, ни за какие коврижки. Лучше пешком буду ходить. В крайнем случае куплю себе самокат.

Тело мое просит отдыха, и я опускаюсь на камень, торчащий из земли. Рядом видны другие камни – здесь начинаются горы. Если бы мы рухнули здесь, камни разнесли бы самолет вдребезги. Пилот выбрал место для падения вполне удачно. Интересно, что там сейчас происходит? Неужели янки до сих пор торчат в самолете? Ставлю доллар, что нет.

Думаю, о них уже позаботились. Я даже не стану ломать голову, для чего все это понадобилось. Какая, в сущности, разница? Наверное, и место для падения тоже было выбрано не случайно. Мерион тогда еще удивлялась и спрашивала, не летал ли самолет кругами. Наверное, так и было, пилот искал безопасное место для посадки либо ожидал условного сигнала с земли. Хотя последнее вряд ли, слишком густо сплелись кроны, чтобы увидеть что-то под ними. Виртуозная работа, но по итогу не повезло.

Солнце уже катится в сторону заката, перевалив за полдень. Пора вставать и идти. Тут шагать легче – хоть и вверх, но заросли уже не такие безусловные, если вы понимаете, о чем я говорю. Если мне повезет, найду воду, пригодную для использования.

Пора бы что-нибудь съесть, но мне некогда, ведь нужно еще найти место для ночлега. Больше всего меня устроит пещера, недоступная для зверей, пресмыкающихся, свободная от пауков и летучих мышей, желательно с чистым ручьем в глубине. Только вряд ли удастся найти здесь такой номер-люкс. Но заночевать под открытым небом, разведя костер – даже не глупость. Лучше сразу пустить себе пулю в голову – результат тот же самый, но процесс не такой болезненный.

На ходу достаю из рюкзака пластиковую бутылку с водой и шоколадку. Шоколадка подтаяла, но съедаю ее всю, а фантик прячу назад в рюкзак. Нечего загрязнять окружающую среду, к тому же не следует оставлять следов. Думаю, меня уже ищут, иначе как объяснить появление придурочного Тарзана? Этот новопреставленный раб божий собирался меня поймать, у него были грязные намерения и нехорошие мысли, а теперь он упокоился под кустом папоротника.

Я иду вперед, все время поднимаясь в гору. Вот каменный провал, неширокий, но внизу зеленовато отсвечивает вода. Крокодилов пока не видно, но до воды метров тридцать, а стена каменная и вертикальная. «Как моя бывшая учительница Ольга Гавриловна», – усмехнулась я неожиданному воспоминанию.

Я шагаю вдоль пропасти. Где-то должен быть спуск, ничто не длится бесконечно. Я должна перебраться на другую сторону, и там, возможно, найду тебе убежище для ночлега. Или нет, но идти нужно, как ни крути. По крайней мере, лишь таким способом использую шанс выбраться отсюда и найти кого-то, кто скажет, где я нахожусь. Просто нужно продвигаться вперед, только тогда будет результат.

Лианы так густо оплели деревья, что приходится продираться сквозь заросли. Постоянно спотыкаюсь и оглядываюсь. Я ужасно рискую, поднимая такой оглушительный шелест, но мне уже самой интересно, когда все это закончится и кто следующий попытается добыть мой скальп. А может, и никто? Неважно, нужно просто идти… Как же перебраться через пропасть? Неужто придется прыгать вниз? Нет, не стану! Там могут быть крокодилы. Или пираньи, или еще какая-нибудь сволочь, кто знает.

Снова выхожу на более-менее свободное пространство. Сколько я уже прошла? Трудно сказать. Нужно снова отдохнуть, так ведь и до теплового удара недалеко. А еще с каждой минутой, проведенной здесь, запах от меня не улучшается. Нужно помыться, выстирать одежду и переодеться в сухое. Но это потом, а сейчас… Я снова сажусь на камень, торчащий из грунта. Надо подумать и прислушаться. Слушать джунгли – полезная вещь, сильно продлевает жизнь. Вот как в данный момент, например.

Я просто падаю на землю, больно ударившись локтем о камень, на котором только что сидела. Кто-то движется сквозь заросли, и это не животное. Но движется как-то странно – неровно и тяжело, словно из последних сил. Тот парень, которого я зарезала, превратился в зомби и преследует меня? То-то смеху будет! Интересно, разбежались ли его насекомые? Господи, что я такое несу… У меня всегда была склонность к черному юмору, причем в самое неподходящее время, и мои шутки часто раздражали окружающих. Но кто же там все-таки штурмует заросли? Только бы не крокодил! Я этого не переживу…

– Тори!

Знакомый голос. Но я не собираюсь показываться из своего укрытия. Меня здесь нет, ясно? Я перелетела на ту сторону провала, ухватившись за лианы.

– Тори!

Нет уж, ни за что не куплюсь. Наверное, мои враги нашли труп Тарзана и теперь не хотят рисковать, вот и отправили Эдварда Краузе выманить меня. Или ему и правда нужна помощь? Ну и что с того, не собираюсь никому облегчать жизнь. Каждый сам за себя, таков закон джунглей.

Журналист выходит из зарослей, грязный до невозможности и почти неузнаваемый. Сумку свою он все-таки не потерял, но рубашка порвана и прилипла к телу, намокнув от пота и крови. Интересно, чем парень себя поранил, чтобы придать достоверности картине?

– Тори…

Эд озирается, шатается и падает. Но встает. Крепкий парень, я это и раньше отмечала. И что с того? А рана у него, похоже, огнестрельная. И резаная рана головы. Интересно, как он умудрился получить их? И откуда тут взялся? Стоит, озирается, бредет дальше. Однако далеко не уйдет, дальше пропасть. Надо же, присматривается к земле – мальчик умеет читать следы? С моими это нетрудно, я ломилась сквозь заросли, как носорог.

И вдруг из тех же зарослей вынырнули двое парней в камуфляже и бросились на Эда. Оба невысокие и поэтому сейчас похожи на псов, наседающих на гризли. Эдвард выше каждого из них и тяжелее, но их двое… Нет, уже трое, вот еще один бежит. Ишь, прыткий какой!

Я делаю ему подножку, и он падает, а я бью ножом в основание шеи. Ну, вот теперь и я вся в крови, в прямом смысле слова. А те двое принялись за Эда не на шутку, так что меня-то и не видят. Это хорошо, потому что я собираюсь слегка убить вас, ребята. Например, вон того точно достану ножом в спину.

Знаете кретинские боевики, где главный герой никогда не стреляет в спину врагу, а сначала кричит: «Эй, ты!» – или что-то такое? А когда плохой парень оборачивается, герой стреляет в него с чувством выполненного долга. Аудитория рыдает в экстазе, восхищаясь его благородством. Но все это киношный бред. Потому что когда вас прижали так, что дальше некуда, не имеет значения, куда стрелять – в спину, в грудь или еще куда-нибудь, главное, выжить.

Посудите сами: сколько шансов на выживание есть у женщины, на которую нападают двое или трое парней? И даже если один? Короче, когда вопрос насчет быть или не быть ставится ребром, то, по-моему, в этот момент не стоит вспоминать уроки анатомии и думать, куда более благородно всадить пулю или нанести удар. А потому я ударила парня ножом под левую лопатку, и тот упал. Эд сцепился с единственным противником, и небезуспешно. За минуту все было кончено.

– Тори!

У него, мягко говоря, неважный вид. Но кто бы выглядел иначе с пулей в плече? Рана на голове пока не кажется мне опасной, а там – кто знает, все может быть. Интересно, скольких еще охотников за головами привел Эд по моим следам? Хотя пока вроде тихо.

– Нам надо переправиться на ту сторону.

– Тори, мы не можем. Тут нет переправы, а прыгать вниз… Я не доплыву!

– Пусть трупы плавают, давай-ка сбросим их вниз. А насчет нас у меня есть план.

Мы сбрасываем трупы с обрыва и идем обратно. Вот здесь заросли подступили совсем близко к обрыву. Когда проходила это место, мне пришла в голову одна мысль, над которой я тогда посмеялась. А напрасно. Теперь этот выход представляется единственно возможным.

– Нет, Тори, никогда!

Эдвард, дружище, никогда не говори «никогда». Ничего, лианы крепкие и выдержат нас. По крайней мере, очень на это надеюсь.