Панфилов и зимой, и жарким летом всегда одинаково подтянут, одет с иголочки, чисто выбрит, а его туфли – просто эталон элегантности. Валентин не знал, как это ему удаётся, но за Сашкиным подчёркнутым щегольством прятался острый ум и невероятная интуиция.

– Накачали психотропами и прочими похожими веществами. – Валентин вздохнул. – До этого кололи всякие препараты, их названия вам ничего не скажут, следы их в крови Павла сейчас уже незначительны – жарко, с потом выходят и вещества, но, судя по их характеру, нашего Павла допрашивали, и очень тщательно. И хорошо, если он вспомнит, кто это был и на предмет чего его допрашивали.

– Что значит – не вспомнит?! – Панфилов прошёлся по комнате и остановился, вполоборота глядя на Валентина. – Семёныч, что с ним случилось?

– Не знаю. – Валентин обвёл глазами собравшихся. – Физически он не пострадал – ну, в смысле, ему не ломали пальцы, не жгли, не вгоняли иглы под ногти – ничего подобного. Но он накачан такими веществами, что будет отлично, если он сам себя вспомнит. Я вообще боюсь предполагать, как на него могли подействовать те препараты, что ему кололи. Они и поодиночке небезопасны даже в малых дозах, а в смеси могут дать очень неприятный психотропный эффект, и самое главное, эффект индивидуальный, от краткосрочной амнезии до параноидального психоза.

Из комнаты, где лежал Павел, послышался сдавленный крик:

– Мааам!

Валентин бросился туда, но Ровена каким-то непостижимым образом успела первая.

Павел выполнил классический захват – Тимка висел, зажатый его рукой, лицо его, неживое и бледное, испугало Валентина до потери пульса. Он знал этот захват, Павел вполне мог убить Тимку. И, возможно, уже убил.

Ровена страшно закричала и бросилась на Павла. Тот, не ожидая нападения, отпустил Тимку, и мальчик упал на ковёр, ногти Ровены полоснули Павла по лицу, оставив кровавые борозды, – а в следующую секунду она ударилась о стену с глухим стуком, грохнулась на паркет и застыла неподвижно. Безумный взгляд Павла метнулся к вбежавшим в комнату и остановился на Панфилове, потом на Валентине. Павел сделал вдох, его грудная клетка ходила ходуном, но из взгляда исчезло безумие – он узнал их. Пошатнувшись, он опустился на кровать, по руке его стекала кровь – там, где он выдернул иглу капельницы, а лицо выглядело словно после нападения Фредди Крюгера – но Валентина это не интересовало, он склонился над Тимкой. Племянник дышал, и, похоже, был цел и невредим, просто без сознания, но в порядке.

Чего нельзя было сказать о Ровене. Её левая рука торчала под неестественным углом, а из уголка рта текла кровь.

– Рона! – Ленка, протиснувшись сквозь столпившихся гостей, присела рядом с Валентином. – Валь, что с ней?

– Рука сломана, думаю, в двух местах как минимум.

Валентин почувствовал, как вина всей тяжестью навалилась на него. Не надо было оставлять Тимку с Павлом, ведь знал же, что в любой момент тот проснётся и, увидев незнакомца, может напасть. После таких препаратов мало кто просыпается в адеквате.

– А это? Кровь изо рта?

– Возможно, она просто язык прикусила.

Но Валентин понимал, что это не так – кровь тёмная, и течёт всё сильнее. Сломанное ребро пробило лёгкое.

– Валь!

– Лена, побудь с Тимкой, Лариса останется с вами, приглядит за ним и за Павлом. – Валентин коснулся лба Ровены и поднял взгляд на Панфилова. – Сань, нужно отвезти её в больницу, срочно оперировать, твоя машина самая просторная.

– Конечно. А что…

– Ребро, сломавшись, пробило лёгкое. Надеюсь, в одном месте, но внутреннее кровотечение сильное, нужно срочно в больницу, пока она не истекла кровью.

Ленка застонала и в отчаянии заломила руки.

– Ты! – Она повернулась к Павлу, глаза её сузились, и вся она, тощая, смуглая, хищная и раскосая, стала похожа на разъярённую пантеру. – Она спасла тебя, тащила тебя через песок, от тех бандюков укрыла, рисковала, а ты её убил!

– Лена… – Лариса дотронулась до её плеча. – Павел не виноват, это всё последствия действия препаратов. А Ровена выживет, всё будет хорошо.

– Всё было хорошо, пока здесь не нарисовалась ваша милая компания. – Ленка присела около Тимки, которого приводили в чувство. – Отойдите от него, убирайтесь все из дома, слышите?! Все, все убирайтесь и этого с собой прихватите!

Она с ненавистью уставилась на Павла, сидящего на кровати, сжимающего в кулаке салфетку, которую кто-то дал ему, чтобы утереть кровь. Он непонимающе оглядывал собравшихся, потом взгляд его переместился на Ровену, которую Панфилов и Булатов уложили на плед. Он словно пытался что-то вспомнить и, не отрываясь, смотрел, как Ровену со всяческими предосторожностями подняли и вынесли из дома, чтобы погрузить в машину Панфилова.

– Валь!

– Лена, возьми себя в руки. – Валентин избегал её взгляда. – Останься с Тимкой и Ларисой, а мы в больницу. Я позвоню. Обещаю тебе… слышишь? Я обещаю, что с ней всё будет хорошо.

Лена отвернулась от него и яростно уставилась на Павла. Если бы она могла, то убила бы этого безмозглого бритого урода, искалечившего подругу. Но сейчас она нужна Тимке, а в доме Ровены куча каких-то людей, которых она впервые видит, и она не может всё это вот так оставить, хотя должна ехать вместе с Ровеной.

– Тима!

Она помогла поднять мальчика, и вместе с Булатовым они почти вынесли его из комнаты.

– Сюда.

Уложив Тимку на кровать, Лена беспомощно огляделась.

– Что… что делать?!

– Успокоиться прежде всего. – Булатов мягко погладил её руку. – Послушайте, Елена, мальчик скоро будет в порядке. Просто сомлел от захвата, но шейные позвонки целы, кости тоже…

– Вот просто уйдите. – Лена яростно прищурилась. – Это Рона, добрая душа, всех на свете подбирает и привечает, а я не такая. Будь моя воля, я бы вашего нарика в луже утопила. Уйдите и всю компанию за собой забирайте.

– Лен…

Лариса отстранила Булатова и склонилась к Тимке. Лена со злостью смотрела на скучный узел её русых волос, а Лариса тем временем ощупывала Тимку лёгкими профессиональными движениями.

– Цел, скоро будет в порядке. – Лариса повернулась к Лене: – Дело в том, что мы не можем сейчас забрать отсюда Павла.

– Что?!

– Лена, послушай… – Лариса вздохнула и отвела глаза. – Его, скорее всего, ищут. Сюда придут вряд ли, но если обнаружат – а с нами его обнаружат моментально! – то случиться может всякое. Пока Павел здесь, он в безопасности. Нам обязательно нужно выяснить, что с ним произошло, а выяснить это мы сможем, только если он расскажет сам. Он должен прийти в себя и вспомнить, тогда мы вместе решим, как быть, а пока ему лучше побыть у Роны, понимаешь?

– А ты понимаешь, что это всё – ваши трудности? Или ты думаешь, что мне не плевать, что случится с этим безмозглым куском мяса, который искалечил мою подругу, спасшую его поганую шкуру? С чего ты решила, что мне есть хоть какое-то дело до того, будет он жить или умрёт? Так вот, дорогая моя, забирайте своё бесхозное имущество и выметайтесь отсюда все – слышишь, все! Пока я не разозлилась всерьёз и не вызвала полицию.

– Лена, Рона этого бы не одобрила.

Это, конечно, удар прямо в цель – Лена знала, что Ровена оставила бы здесь всю гоп-компанию, чтобы помочь. Но дело в том, что Ровены здесь нет, а есть Тимка, который уже открыл глаза и слушает их перепалку, пытаясь понять, из-за чего ссора, а остаться с Тимкой наедине и самостоятельно объяснить ему, что произошло с его матерью, Лена не в состоянии.

– А мама где?

Тимка – почти взрослый парень, удивительно похож на мать. Почти взрослый – но всё-таки не взрослый.

– Вот тётя Лариса тебе сейчас всё и объяснит.

Кипя от ярости, Лена вышла из комнаты. Ничего, Ларка ему родственница, Валентин как-никак двоюродный дядя Тимке, вот пусть родня и объясняет. А она просто выбросит из дома всех этих людей, принесших с собой беду.

– Лена…

Наверное, в другое время эта женщина понравилась бы ей. Высокая, светловолосая, с потрясающими синими глазами, детскими и доверчивыми, немного полноватая и улыбчивая, она располагала к себе моментально. Ника Булатова, жена Алексея и родная сестра Максима, того самого, что уехал с Ровеной и Валентином в больницу.

– Лена, послушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. – Ника смотрела ей прямо в глаза, и Лена сдержалась, не наорала на неё. – Ты испугана, ты злишься, боишься за подругу, ненавидишь всех нас и не знаешь, что делать.

Лена и сама не описала бы лучше то, что кипело сейчас внутри неё, она молча смотрела на Нику, стараясь не сорваться.

– Послушай меня. – Ника дотронулась до её плеча. – Вместе мы что-нибудь придумаем. Вам с мальчиком не надо оставаться одним. Смотри, что мы сейчас сделаем. Оставим с Тимой Ларису и моего Лёшку, они присмотрят за ним и за Павлом. А мы сядем в мою машину и поедем в больницу, там подождём окончания операции.

– Эй, я с вами!

Тимка был уже вполне живой, только бледный, но взгляд у него решительный и непреклонный. Точно такой взгляд бывает у Ровены, когда она не настроена уступать.

– Хорошо, ты с нами. Лёш, останься с Ларисой, присмотри за Юриком, пока она с Пашкой там. Всё, едем. – Ника поискала взглядом свою сумочку. – Ага, вот она где…

Лена молча взяла Тимку за руку, как когда-то в детстве, и он не вырвал ладонь, а пошёл рядом.

Дверь в гостевую спальню закрыта – там Лариса что-то говорит Павлу, и Лена чувствует, как злость снова поднимается в ней. Проклятый идиот! Надо же такому случиться!

– Ника, только не лети. – Алексей взял жену за руку и коснулся губами её ладони. – Езжай осторожно, тише едешь – дальше будешь.

– Я всегда езжу осторожно. – Ника порылась в сумочке в поисках ключей от машины. – Возвращайся в дом, Лёш, Лариске нужна помощь.

Алексей кивнул и скрылся в доме, а они уселись в новенькую синюю «Хонду», и машина, сорвавшись с места, понеслась по улице. Лене стало понятно, почему Алексей просил жену ехать осторожно – похоже, эта дама вообще не знает назначения педали «тормоз».

– Пашка пропал внезапно, мы с ног сбились, его разыскивая. – Голос Ники высокий, девчоночий, и сама она оставляет ощущение какой-то детской непосредственности. – А тут звонок от Саньки, дескать, он нашёлся! А мы ведь и полицию подключили, и все связи задействовали, даже Пупсика подорвали… ой, о Пупсике я зря болтаю. И, главное, совершенно же неясно, кто мог похитить Пашку, кто вообще сумел это сделать!

– Мне всё равно. – Лена сжала губы в жёсткую линию. – Ника, вы все для меня – никто, извини. Я вас впервые вижу. И я далеко не так добра, как Рона, которая готова подбирать на улице страждущих, чтобы помочь, я бы ни за что подобного не сделала. И смотри, чем всё это обернулось.

– Я понимаю. – Ника вписалась в поворот и притормозила. – Всё, вот и больница. Но всё уже произошло, и от того, что мы будем ссориться, дела никак не поправишь. А потому давайте-ка пойдём и разузнаем, что там и как с Ровеной. Сейчас я Макса наберу и спрошу, где они.

Ника вытащила из кармана джинсов сотовый и принялась искать номер, а Лена обняла Тимку, и так они стояли в сумерках, прижавшись друг к другу, оглушённые внезапно свалившейся бедой, пока Ника говорила с братом.

– Пошли, они там.

Ника потащила Лену за руку, Тимка едва поспевал за ними. Больничный коридор распахнул им навстречу свои тускло освещённые внутренности, и Лена поморщилась. Она всегда терпеть не могла муниципальные больницы. Панфилов и Матвеев ждали их около сестринского поста, рядом открытая дверь в палату, где на койках лежат люди, укрытые убогими больничными простынями, сероватыми и пятнистыми от зелёнки. Лена отвернулась, чтобы не видеть этого.

– С ней всё в порядке, но пока её ещё оперируют. – Панфилов потрепал Тимку по плечу. – Держись, парень, всё будет хорошо, вот увидишь. Семёныч и руку Роне сейчас сделает, чтоб два раза в наркоз её не погружать, а Семёныч – спец, тут уж я свой собственный опыт имею.

Лена отошла к окну, вглядываясь в темнеющий вечер. Опыт такого общения с Валентином был и у неё, но это ничего не значит. И если Ровена умрёт, она, Лена, останется совсем одна. Конечно, она не бросит Тимку, поставит его на ноги – но ей самой придётся идти по жизни совершенно одной, зная, что опереться не на кого. Столько лет она прожила на свете, и только Ровена всегда была рядом, готовая помочь и поддержать. И надо же было такому случиться! Ведь если бы она не побежала к Роне оплакивать свои печали вокруг утреннего происшествия с Сергеем, ничего бы этого не было. Ровена сейчас закрыла бы уже магазин и готовила Тимке ужин и была бы здорова и весела.

– Лена!

Из открытой двери палаты голос звучит словно из погреба. Лена вздрогнула – она сразу узнала этот голос.

– Лена…

Она оглянулась на открытую палату. Женщина, лежащая на крайней койке, тянула к ней худую руку, и Лена инстинктивно отступила.

– Ты всё-таки пришла!

Варвара.

Лена досадливо поморщилась. Не будь здесь Тимки и компании новых знакомых, она бы просто ушла, но вездесущая Ника уже побежала знакомиться. Лена вспомнила соседскую собачку породы грифон – такую же доверчивую и бестолково добрую ко всем, кто повстречается.

– Лена…

Она вздохнула и вошла в палату.

Варвара лежит на койке у двери. Простыня не скрывает её ужасной худобы, и это так не похоже на прежнюю Варвару, которая когда-то… да неважно теперь. То, что женщина, укрытая грязноватой больничной простыней, не жилец, видно сразу.

– Лена, пожалуйста… ты пришла, всё-таки пришла…

Видимо, все свои силы Варвара направила на то, чтобы позвать её, потому что сейчас её шёпот едва слышен. Лена вздохнула – и ведь не уйдёшь теперь… Вот дьявол!