Свидания на улице Восстания

Обожаю улицу Восстания. Она узкая, симпатичная, красиво заасфальтированная плиткой, и витрины на ней все время разные. Вот когда-то, по весне, меня привлек “Магазин знакомств”. Хотите повеселиться? Зайдите, даже если вы счастливо женаты или наоборот замужем. Насладитесь. Вам навстречу выскочит очаровательная девушка в элегантном пиджаке и запоет: “Вы так хороши, да для вас, да мы…” А хмурый дядя неопределенной наружности тут же помашет перед носом пачкой анкет. Вы потянитесь к ним всей душой, а вам – по рукам… А платить кто будет? Пушкин? Я вот, например, наблюдала, как в Магазин зашел мужичок лет 50, весьма непрезентабельной наружности. Плащик такой грязноватого цвета, о ботиночках умолчу… Одинокий мужчина в Петербурге часто выглядит таким образом – климат у нас тяжелый, дороги – грязные, химчистки – дорогие… Опять же стимул нужен. Так вот, он не пожалел денег, заплатил за “посмотреть”, долго вглядывался в фотографии, выбирал, вчитывался в скупые строки анкеты… И вот она, победительница – 25 лет, блондинка, студентка.

Хозяйка магазина посмотрела на мужичка с плохо скрытым раздражением.

– Ей нужен мужчина с иномаркой. Требования у нее такие. А у вас что?

– А я пока безработный… – жизнерадостно ответил клиент. – Вот решил жениться… Питерских мужчин отличает следующее – они убеждены, что нужны в любом виде и качестве. Их уверенности в себе позавидует любой европеец. Возможно наш мужчина – мутант. Его вывели на безрыбье.

Недавно видела объявление в газете: “Бомж познакомится с девушкой для совместного проведения досуга”. Хотите дам телефончик? Даже место для встречи подскажу – Московский вокзал.

Московский вокзал и скоростной поезд

С жутким, грязным, бесприютным, как ночлежка, Московским вокзалом, украшенным у фасада стамеской, грубо разрывающей серое полотнище неба (а как красиво это делает Адмиралтейская Игла!) лично меня может примирить одно. Отсюда иногда отправляется в Москву скоростной поезд.

– А не взлетим? – спросила меня дама, обеспокоено поглядывая в окно на пока неподвижный перрон. Там в снежной пыли колготились бодрые женщины с такими баулами, что оставалось только потрясенно наблюдать за их активным продвижением к дверям вагона знаменитого скорого.

Начало нового тысячелетия два города со столичной и провинциальной судьбами (Москва и Петербург) отметили тем, что принялись интенсивно размывать границы. Потому что, если, сев на поезд в Питере, можно через 4 часа и 20 минут выйти в Москве – это вроде уже и не путешествие в другой город, а так вылазка в соседнюю деревню за грибами. Сел, прочитал пять глав детективного романа, подремал, и приехал.

Особенности этого путешествия можно описывать долго, вспоминая детали. Ну, например, моя соседка (та, что боялась взлететь) через пять минут уже ничего не боялась и делилась со мной наболевшим. Я узнала много интересного, упорно пытаясь смотреть в книгу и не реагируя на вопросы типа: “Кольца нет. Не замужем, что ли? А почему?” Действительно, почему?

Страсть жителей Петербурга к общению с малознакомыми людьми полностью разрушает миф о строгих, по-северному холодноватых горожанах в глазах иностранцев, которые в отличие от меня в таких ситуациях пугаются и неуверенно улыбаются. Но в данном случае у путешественника в скоростного есть преимущества: общаться предстоит недолго (а ведь бывало, в купе всю ночь тебя душат историями жизни, а наутро не желают помочь вытащить чемодан). Кроме того слегка укачивает, потряхивая на рельсовых стыках, и вскоре глаза сами собой начинают слипаться. Правда, мешают веселые бабцы с баулами. Они празднуют перерыв в челночной работе, слегка выпивая и закусывая. Громкий хохот не дает погрузиться в сон и счастливо проспать до прибытия. А баулы на полке угрожающе нависают над головой, и это нервирует. Однако неожиданно прибываем.

Мой сын, впервые прокатившись таким образом, выразил общее мнение. Он сказал, что поезд “прикольный”. У них все делится на “прикольное” и “неприкольное”. Вот мы с вами – “неприкольные”, чего там. А скоростной поезд Москва – Петербург – вполне.

…Я выхожу на Ленинградском вокзале, иду по неудобной скользкой платформе и привычно скучаю – уже скучаю по Петербургу. В Москве мы – вечные странники, зарабатывающие на хлеб насущный, дома – замираем на ходу, где-нибудь на стрелке Васильевского, пораженные мыслью: “Куда и, главное, зачем я бегу?”

Фото Павла Маркина

Урбанистическое лето

Наш город не приспособлен для лета. Впрочем, он и для зимы не приспособлен, а уж поздней осенью и ранней весной в нем вообще утонешь. Возможно, он не приспособлен к жизни, как таковой. Но сейчас лето. “Карикатура южных зим”. Умные люди проводят его за городом и в далеких краях, где жара – сухая, а не влажная, а дожди – теплые и недолгие.

Асфальт может и не плавится под ногами, но от него веет жаром, как от духовки. Воздух над ним дрожит. Иду в 30-градусную жару пешком, в обход того участка Невского, который решили как раз в этот момент ремонтировать. И вот в жарком мареве раздается грохот, летит пыль, работает тяжелая техника и люди в касках. Туристы шарахаются в стороны, сворачивают в близлежащие улицы – у Русского музея я торможу и прошу два стаканчика мороженого – себе и подруге, которая ждет меня в своей квартирке неподалеку. Мороженое стремительно тает, пакета мне не дают с хамскими словами: “А вы мало купили, и вообще пакетов нет”. Готова скупить всю тележку, но денег не хватит. Я же в центре, а здесь – некий негласный налог на все – от чашки чая до тарелки супа в кафе.

Лето в центре города. Полжизни за бутылку воды и скамейку в тени. Бутылка есть, а вот присесть можно только в кафе, заказав кофе за неприличные деньги. Прохожие идут мимо узкой вереницей – кафе оттяпали большую часть тротуара. И там все равно жарко и пыльно – вы пробовали сидеть прямо на Невском?

Москвичи завидуют, пишут “У нас вообще ад кромешный. У вас хоть воды много…” Воды много, но до нее еще надо дойти, доехать, доползти…

Лучше всего летом в парках. Летний сад, в котором тень исчезла вместе с аутентичностью парка, отпадает – там толпа японцев и прочих любопытствующих создают движение как по Невскому. Фотографируют пруд с лебедями – все, что осталось от старого сада, и фонтаны – местный новодел. Но есть еще Михайловский, Таврический… В Таврическом – благодать. Можно гулять, можно загорать, можно сидеть на холмике, где кафе стоит еще со времен моего детства, и так это здорово… Ведь детство и счастье – почти синонимы. Влюбленные парочки бредут по аллеям, дети рассекают на велосипедах, мамаши с колясками обмахиваются журналами.

Лето на работе. Кондиционеры есть только в крупных супермаркетах и дорогих машинах. В офисах, как правило, – тропическая жара, без возможности надеть экстравагантные южные туники. Особенно тяжело мужчинам. Весь Смольный ходит в костюмах, рубашках с галстуками, таков дресс-код, а из открытых дверей кабинетов веет полуденным жаром. Женщинам легче, они могут пройтись в мини даже по смольнинскому коридору. Но жарко всем. Конечно, это не очень надолго, это пройдет, но работать нужно прямо сейчас, в полдень. Сиеста не предусмотрена. Значит, обходимся без сиесты, сидим в редакции под вентиляторами, простужаемся, но не сдаемся. И думаем об отпуске. О том, что очень скоро эта же жара будет казаться благословением. О морском бризе и блаженном ничегонеделаньи на пляже. Но отпуск заканчивается, а лето пока еще нет. И мы не ропщем. Это праздник, который с тобой не так уж надолго. Надо им насладиться.

Лето в Пулково-1.Это просто ад кромешный, без преувеличений. На стоянке машин обливаются потом водители. Пассажиры заполняют каждый миллиметр неудобного здания старого аэропорта, который не приспособлен вообще ни к чему, и уж всяко не готов к тому, что пассажиры будут по 8 часов ожидать задерживающиеся рейсы на неудобных и немногочисленных скамейках. Багаж свален кучами – в комнате, где разыскивают потерявшиеся чемоданы толпа народу. Раздаются крики:

“Там были дорогие театральные костюмы! Вы знаете, сколько это стоит?!” Девушки с фирменными галстуками устало кивают. Они догадываются. На стене телефон медпункта – крупными цифрами. Судя по всему, пользуются им активно.

Лето в квартире. Воду отключают вдруг, неожиданно, и всю вообще. Хотя, говорят, было объявление, но мы его не заметили… Кошка повышенной пушистости орет, ей жарко, она хочет пить, и вообще, желает, чтобы все было, как раньше – прохладно и влажно. За водой надо идти в ближайший супермаркет, и там уже проводит летний вечер население окрестных домов. Но в супермаркете есть кондиционер. Это плюс. Вечером заснуть нет никакой возможности – светло и душно. Это минус. А что делать… Петербург. Белые ночи прилагаются.

В выходные петербуржцев, не покинувших город в пятницу, посещают мысли об электричке, которая отходит от Финляндского вокзала в сторону залива. Вот сесть бы в пустой прохладный вагон и умчаться в Сестрорецк, на берег, на природу, к шашлыкам… Но вагоны переполнены, там духота, как в Африке, до Сестрорецка, как до неба… И мы добредаем до местного пруда среди многоэтажек. Там есть тень, скамейки, кафе… Дети бесстрашно купаются в луже вместе с собаками. Но что делать, лето. Маленькая жизнь.

2010

Фото Павла Маркина

О зеленоглазом такси

Вы выходите из театра (из ночного клуба, с вечеринки, с работы). Очень хочется домой в свой далекий спальный рай. Вы поднимаете руку, и ни одна… машина не останавливается. Кошмар. Страшный сон.

На моем веку с частным извозом боролись неоднократно. Штрафовали, запрещали, останавливали машину и строго вопрошали:

– Кого везем?

– Это моя сестра двоюродная, – пищал водитель.

– Как зовут брата? – вел допрос гаишник. И тут главное быть готовым и поймать подсказку.

Очистив поле, государство (тогда еще таксопарки принадлежали ему) тут же подрезало бизнес, поднимая цену за километр. Мы вновь опускали руку, приветствующую волгу с шашечками и обращали свой взор к машинам других марок. И так до бесконечности.

Но компании проходили, и все вновь возвращалось на круги своя. Таксисты берут дорого – частники в два раза дешевле. Они, конечно, везут быстро, дешево и сердито. Всегда есть опасность, что машина развалится по дороге, а водитель затеет эмоциональный спор о президенте, губернаторе и войне, опасно занося машину на повороте. Но приходится терпеть и мило улыбаться, потому что бесплатного сыра не бывает.