Анастасия Ворончихина
(@fairy_petelka)

ЧЕТЫРЕ НОТЫ ДО МЕЧТЫ

Нота ДО. Двенадцать лет

Лиза плелась по ненавистному тусклому коридору, оставляя позади себя одну за другой тонкие двери. Настроения не было. Она силой воли заставляла ноги передвигаться. Все пять лет, которые Лиза проходила этот коридор, он не освещался. Хотя несколько обесцвеченных временем абажуров-фонарей, обрамлённых старой паутиной, висели по всей его длине. Источником света служили лишь два окна в начале и конце коридора. Музыка доносилась из дверей и сливалась в надоедливую, тошнотворную какофонию. Сделав несколько шагов, Лиза остановилась, тяжело вздохнула, собралась с духом и постучала.

Тишина. Лиза открыла дверь. Внутри никого. Она неуверенно вошла.

– Не бойся! Смелее! – донёсся еле уловимый писк со стороны письменного стола

Лиза отпрянула. В ужасе огляделась по сторонам. Попятилась назад к двери. Тихо. «Мерещится, что ли?»

– Ну чего ты, трусиха. Здесь я, на столе. Не робей.

На полусогнутых ногах Лиза подошла к почти пустому столу. Несколько разбросанных шариковых ручек, деревянная линейка, открытый журнал. Всё как прежде. «А это что?» Лиза склонилась над столом. На краю столешницы подмигивал настоящий скрипичный ключ. Был он не больше дюйма. Нарисованный наспех простым карандашом ключ будто сбежал с листа бумаги. Сверху над ним сверкала надпись «Мечта». «Он, что ли, говорил?» – про себя подумала Лиза.

Только она хотела дотронуться до ожившего ключа, как внутрь кабинета ворвался до боли знакомый резкий запах лаванды. Перед Лизой стояла Елена Альбертовна.

– Садись, что время терять! – не глядя на Лизу, сухо произнесла женщина и направилась к окну.

Забыв о скрипичном ключе, Лиза села на стул, поправила складки на юбке, одновременно вытирая пот с ладоней.

– Не тяни! Начинай! Сразу двумя руками! – Елена Альбертовна, облокотившись на подоконник, смотрела в окно.

Пока глаза вслед за пальцами пробегáли: «Белая, чёрная, белая, чёрная, белая… и по нисходящей обратно. Белая, белая, чёрная…», мысли проговаривали: «До, до диез, ре, ре диез, ми, фа, фа диез, соль…»

– Пальцы! За пальцами следи! Куда мизинец оттопырила! Сгруппируй! Почему левая рука постоянно опаздывает? – Елена Альбертовна закипала.

Всё внимание Лизы было сосредоточенно на руках. «Соль, фа диез, фа, ми…»

– Ты ритм вообще слышишь? Боже! Ещё раз! Пальцы: первый, третий, первый, третий, первый, второй, третий… – Елена Альбертовна чеканила каждое слово. – Обратно… Третий, второй, первый…

Пальцы старательно бегали по клавиатуре. Невыносимые гаммы. Бесконечные ненавистные нудные повторения! До, до диез, ре… Звуки разлетались по кабинету музыки, дотрагивались до стен и потолка и быстро отскакивали, возвращаясь на бело-чёрное полотно из слоновой кости.

И вдруг удар по рукам линейкой. Резкая боль пробежала электрическим током. Через секунду появилась алая тонкая полоска на тыльной стороне ладони. Из глаз брызнули слёзы. Нос захлюпал. Пухлые губы сжались в тонкую линию. Елена Альбертовна встала рядом.

Лиза не поднимала головы от клавиатуры. «Ненавижу! Хоть бы уже крышкой пальцы передавило! Провались всё. Сегодня последний раз! Больше не приду! Дура! – кричал внутренний голос. – Чего радовалась в семь лет, когда поступила в музыкалку? Чего трепетала, открывая крышку новенького пианино?»

В голове возникли картинки из прошлого. Двое мужчин в рабочей одежде с трудом втащили инструмент в небольшую комнату. Лакированное дерево, блестящие клавиши, тугие педали. Тогда, пять лет назад, маленькая девочка с двумя белыми бантами тоненьким указательным пальцем старательно давила на каждую клавишу, слушала звук, а потом медленно отрывала палец, наблюдая, как та натужно возвращается на место.

– Мамочка! Я буду пианисткой? – лицо улыбалось. Глаза искрили счастьем.

– Конечно! Если будешь трудиться, – мама погладила дочь по голове. Если б Лиза тогда знала, что эта её мечта о ненавистном пианино вгонит маму в несусветные долги, которые она оплачивает до сих пор. Зашивает стрелки на колготках, не позволяя себе купить лишней пары, и не знает, что происходит здесь.

– Где ты витаешь? Ещё раз! Весь урок будем пилить одно и то же, раз дома на это ума не хватает!

До, до диез, ре, ре диез ми… Елена Альбертовна держала в правой руке карандаш, который нервно отстукивал ритм по полированному корпусу старого инструмента. Лизины пальцы механически нажимали на клавиши в такт.

И вдруг снова удар. Но другой. Открытая ладонь прилетела чуть ниже затылка. Голова отпружинила, а тугой пучок Лизиных волос от удара развалился, разбросав волосы по спине.

– Хватит! – завизжала девочка. – Мне больно.

Лиза вскочила. Стул, на котором она только что сидела, отшатнулся и упал набок. Елена Альбертовна растерялась лишь на секунду, а потом спокойно выпалила:

– Иди! Сюсюкать не буду. Ты не маленькая. Просто слабачка, которая ничего не добьётся в жизни! Пианистка недоделанная!

Слова толкнули в спину. А потом ещё и ярким светом обожгло.

Лиза, которая только что хотела сбежать с урока фортепиано, развернулась, подняла стул и села за инструмент. Бросила взгляд на пюпитр крышки пианино: «Вот оно откуда, ощущение ожога от яркого света». Лизе подмигивал скрипичный ключ не больше дюйма, нарисованный простым карандашом, со светящей надписью «Мечта». А в голове маленькая семилетняя девочка задавала маме вопрос: «Я стану пианисткой?»

Нота МИ. Двадцать два года

Ночной звонок разбудил Лизу.

– Собирайся, через пятнадцать минут за тобой заеду.

– Арман, ну, пожалуйста, не сегодня. Ты же обещал, – протяжно протянула сквозь сон Лиза.

– Малыш, надо. Поторопись! У тебя уже четырнадцать минут.

Приятный тембр Армана будоражил каждую клеточку. Даже не видя его, она ощущала древесно-табачный аромат любимого мужского парфюма, а перед глазами возникал такой родной армянский профиль с трёхдневной щетиной. Лиза спешно вскочила. Прохлада ночи пробежала по ещё теплой после сна коже. Лиза на бегу побросала в косметичку тушь, пудру, блеск для губ – накрасится по пути, в машине. Натянула чёрное трикотажное платье-футляр. Уже в прихожей схватила папку с нотами.

– Меня забыла! – запищал скрипичный ключ из комнаты.

– Прыгай, – скомандовала Лиза, открыв сумку. Это непонятное существо, ожившее когда-то десять лет назад в кабинете музыки, стало для Лизы своеобразным музыкальным ангелом-хранителем. Она даже имя сказочному покровителю со временем придумала: Клюк – производное от «скрипичного ключа» и фамилии немецкого композитора Кристофа Глюка. Клюк помогал Лизе противостоять трудностям и напастям. А было их с тех пор не мало. В семнадцать сразу после поступления в музыкальное училище умерла мама. В двадцать выгнали из студенческого общежития. А в двадцать два, поступив на платное отделение в консерваторию, она стала выживать за счёт случайных заработков и репетиторства.

Клюк не тревожил по пустякам: поэтому не оживал внезапно, но всегда составлял компанию, когда Лиза выступала или, как сейчас, ехала с Арманом на важное мероприятие.

Когда Лиза вышла из подъезда, серый минивэн уже встречал её открытыми дверями.

– Опаздываешь, малыш, – недовольно произнёс Арман с водительского сидения. – Переодевайся живо!

– Что это? – двумя пальцами Лиза приподняла лежащий рядом ажурный, полупрозрачный пеньюар чёрного цвета.

– Будешь играть в этом. Клиент просил. Отказать невозможно.

– Арман, нет. Я пошла тебе навстречу, когда ты нашёл дядьку, которого клинит на живую музыку по ночам. Но я не проститутка. Выступать в полуголом виде я не собираюсь.

– Малыш, пойми. Клиент запал на твоё исполнение. Он платит баснословные деньги. За красивую музыку и антураж. Неужели нельзя поступиться никому не нужными правилами? Тебя он пальцем не тронет. Чего ты недотрогу включаешь?

– В смысле? Ты меня уже ему продал? Какой процент он тебе платит? – Лиза негодовала. – Останови машину. Я не буду в этом участвовать.

Лиза метнулась к выходу, дёрнула ручку автомобиля. Дверь была заблокирована.

– Открой немедленно! – визжала Лиза.

Минивэн бесшумно остановился. Через мгновение внутри салона оказался Арман. Он притянул Лизу к себе и впился влажными губами в приоткрытый рот. Дыхание стало прерывистым. Девушка обмякла, обвила руками мужскую шею, но Арман тут же её отстранил.

– Лиз, я ж ради тебя стараюсь. Тебе ведь нужны деньги, – мужчина говорил заискивающе.

Лиза отпрянула. Закусила губу.

– Ненавижу!

Безысходность, злость вперемешку с безответной любовью пронзали сердце. Хотелось кричать от обиды, отчаяния и неугасимой муки.

Через полчаса Лиза, зажав в ладони Клюка, дрожа всем телом, входила в полутёмное помещение с небольшой сценой. Посредине стоял рояль, освещаемый вокруг несколькими свечами-таблетками. Где-то в глубине комнаты должен был сидеть тот самый Клиент. Полуобнажённая, она постаралась незаметно проскользнуть перед невидимым зрителем, занять место перед инструментом, чтобы начать музицировать.

В помещении Лиза отчётливо видела только клавиатуру перед глазами. Всё остальное скрыла тьма. От страха сердце бешено колотилось. По телу пробегал неуютный холод. Лиза склонилась над чёрно-белыми клавишами.

– Шопена, пожалуйста, – услышала она сдавленный голос, похожий на скрип. Лиза повернула голову на звук. Даже прищурилась, пытаясь различить силуэт. Тщетно. Темнота висела перед Лизой плотным театральным занавесом.

Лиза прикрыла глаза, пытаясь успокоиться. Она улыбнулась Клюку – он озорно ей подмигивал и махал невидимой дирижёрской палочкой. Затем несколько раз выдохнула и заиграла. Рояль послушно издал печальные звуки. Тонкие пальцы, словно птицы, запорхали по клавишам. Ажурные переливы аккордов слились в тонкую гармонию. Звуки арпеджио заполнили темноту нежностью и романтизмом. Форте сменяло пиано. Крещендо растворялось в диминуэндо. Лиза так погрузилась в обволакивающую музыку, что не заметила, как сзади вплотную к ней подошла фигура и остановила руки пианистки. В нос ударил резкий запах лаванды. От неожиданности Лиза вздрогнула. Подняла глаза.

– Елена Альбертовна? Откуда Вы здесь? Вы… Клиент? – Лиза вскочила, стала прикрывать руками то, что едва прятал ажурный пеньюар.

Елена Альбертовна, глядя на бывшую ученицу, с укоризной покачала головой.