– К сожалению, больше ничего. Абсолютно ничего. Клянусь богом, я бы с радостью еще чем-нибудь вам помог.

На мгновение стало тихо. Затем я отодвинул от себя объявление и сказал:

– Вы, кажется, упустили один факт. В этом объявлении, как и в остальных, разыскивается женатый человек.

– Я никогда не упускаю очевидное, – невозмутимо ответил он.

Я с удивлением уставился на полковника.

– Вы никогда… – Я осекся, а потом продолжил: – Полагаю, гостей уже оповестили, а невеста ждет в церкви?

– Я придумал кое-что получше. – И снова его щека слегка дернулась. Он открыл ящик стола, вытащил прямоугольный желтый конверт и бросил его мне. – Обращайтесь с ним бережно, Бентолл. Это ваше свидетельство о браке. Зарегистрировано в Кэкстон-холле десять недель назад. Если хотите, можете внимательно изучить его, все равно не найдете никаких огрехов.

– Обязательно изучу, – машинально пробурчал я. – Не хочу, чтобы меня втянули во что-нибудь незаконное.

– А теперь, – оживился полковник, – вам наверняка хочется познакомиться с вашей супругой. – Он поднял трубку телефона и сказал: – Пожалуйста, пригласите сюда миссис Бентолл.

Его курительная трубка погасла, и он снова принялся чистить ее перочинным ножом, время от времени тщательно проверяя состояние ее чаши. Мне изучать было нечего, поэтому я бесцельно озирался по сторонам, пока мой взгляд снова не остановился на светлой панели, отгораживающей меня от стола. Я знал историю, связанную с ее появлением. Меньше девяти месяцев назад, вскоре после гибели предшественника полковника Рейна в авиакатастрофе, другой человек сидел на этом же самом стуле, на котором теперь сидел я. Он был одним из тех, кто работал на Рейна, но полковник не знал, что этого человека завербовали в Центральной Европе и убедили стать двойным агентом. Его первое задание, которое, вероятно, должно было стать и последним, поражало дерзостью и простотой: ему предстояло убить самого Рейна. Если бы оно увенчалось успехом, то устранение полковника Рейна, чьего настоящего имени мне так и не удалось узнать, стало бы невосполнимой утратой. Ведь он возглавлял службу и имел доступ к тысячам тайн. Полковник ничего не подозревал, пока агент не вытащил пистолет. Но агент, впрочем, как и все остальные до того случая, не знал, что у полковника Рейна был «люгер» с глушителем. Он держал его со снятым предохранителем под креслом, закрепив с помощью пружинного зажима. Я подумал, что простреленную переднюю панель стола могли бы отремонтировать и получше.

У полковника Рейна, разумеется, не оставалось выбора. Но даже если бы ему представился шанс разоружить или только ранить агента, полковник все равно убил бы его. Без сомнения, он был самым безжалостным человеком из всех, кого я знал. Не жестоким, а именно безжалостным. Цель оправдывала средства, и, если цель оказывалась для него достаточно важной, ради ее достижения он мог пойти на любые жертвы. Именно поэтому он сидел теперь в этом кресле. Но когда безжалостность превратилась в бесчеловечность, я почувствовал, что пора выразить протест.

– Вы всерьез намереваетесь отправить вместе со мной на это задание женщину? – спросил я.

– Не намереваюсь. – Он уставился на свою трубку с увлеченной сосредоточенностью геолога, изучающего кратер потухшего вулкана. – Решение уже принято.

Я так разволновался, что у меня на два пункта подскочило давление.

– Но ведь вам наверняка известно, что жену доктора Фэрфилда постигла та же участь, что и ее супруга!

Он положил трубку и нож на стол и удостоил меня взглядом, который он, вероятно, считал вопросительным. Но я почувствовал себя так, словно из его глаз в меня выпустили пару стилетов.

– Вы сомневаетесь в правильности моих решений, Бентолл?

– Я сомневаюсь, насколько правомерно посылать женщину на дело, которое может закончиться для нее гибелью. – Теперь в моем голосе слышалась ярость, и я почти не пытался скрыть ее. – И я сомневаюсь, насколько разумно посылать ее вместе со мной. Полковник Рейн, вы же знаете, что я одиночка. Я и сам со всем справлюсь, просто объясню, что моя жена заболела и не смогла приехать. Сэр, я не хочу, чтобы у меня на шее повисла какая-то женщина.

– Большинство мужчин сочли бы за честь, если бы у них на шее повисла такая женщина, – холодно ответил полковник. – Рекомендую вам забыть обо всех опасениях. Она должна поехать с вами. Эта юная леди сама вызвалась участвовать в задании. Она сообразительна, очень, очень способна, а опыта в таких делах имеет намного больше, чем вы, Бентолл. Вполне возможно, что не вам придется приглядывать за ней, а вовсе даже наоборот. Она может сама о себе позаботиться. Всегда носит при себе оружие. Думаю, вы найдете…

Он осекся, когда боковая дверь открылась и в кабинет вошла девушка. Я сказал «вошла», потому что именно этим словом обычно описывают передвижение людей. Но девушка не просто передвигалась, она скользила по комнате с грацией балийской танцовщицы. На ней было светло-серое платье из шерстяного трикотажа, которое облегало каждый дюйм ее стройной фигуры, словно полностью осознавая свою привилегию. Талию перетягивал узкий пояс темно-серого цвета – такого же, как туфли-лодочки и сумочка из кожи ящерицы. Вероятно, в сумочке она и носила пистолет, ведь под таким платьем нельзя спрятать даже трубочку для стрельбы горошинами. У нее были светлые прямые волосы, разделенные на косой пробор и зачесанные назад, темные брови и ресницы, ясные карие глаза и чуть тронутая загаром кожа.

Я знал, откуда у нее этот загар, и знал, кто она такая. Последние шесть месяцев она работала над тем же заданием, что и я, только в Греции. Я всего пару раз видел ее в Афинах, в общей сложности это была наша четвертая встреча. Я сталкивался с ней, но ничего не знал, кроме того, что ее зовут Мари Хоупман и что она родилась в Бельгии, но ее отец, работавший там на авиационном заводе, уехал с континента вместе с женой после падения Франции. Ее родители погибли на «Ланкастрии»^[2]. Осиротевшую девочку привезли в чужую для нее страну, и там она быстро научилась заботиться о себе. По крайней мере, я так считал.

Отодвинув стул, я встал. Полковник Рейн неопределенно махнул рукой, словно представляя нас друг другу, и сказал:

– Мистер и… да… миссис Бентолл. Вы ведь уже встречались, не так ли?

– Да, сэр.

Он отлично знал, что мы уже встречались.

Мари Хоупман одарила меня крепким прохладным рукопожатием и таким же прохладным спокойным взглядом. Если она и мечтала всю жизнь поработать со мной лично, то очень хорошо скрывала свой энтузиазм. Еще в Афинах я обратил внимание на ее отстраненную и независимую манеру держать себя, которая вызывала у меня легкое раздражение. Впрочем, это не помешало мне сказать то, что я намеревался ей сказать:

– Рад снова видеть вас, мисс Хоупман. Точнее, был бы рад, но только не здесь и не сейчас. Вы хотя бы представляете, во что ввязываетесь?

Она взглянула на меня большими карими глазами под изогнутыми темными бровями, и ее губы медленно растянулись в веселой улыбке. Потом она и вовсе отвернулась от меня.

– Что я вижу, полковник Рейн? Мистер Бентолл решил изобразить из себя благородного рыцаря и вступиться за меня? – нежным голосом спросила она.

– Боюсь, что так и есть, – признался полковник. – И прошу вас, давайте без этих «мистер Бентолл» и «мисс Хоупман». Не самые подходящие обращения для молодоженов. – Он просунул ершик в свою трубку, удовлетворенно кивнул, когда вытащил его обратно, весь почерневший, как щетка трубочиста, а затем продолжил почти мечтательно: – Джон и Мари Бентолл. Думаю, ваши имена прекрасно сочетаются.

– Вам тоже так кажется? – с интересом спросила девушка. Она снова повернулась ко мне и радостно улыбнулась. – Я признательна вам за заботу. Вы очень добры. – Она выдержала паузу и добавила: – Джон.

Я не ударил ее только потому, что не позволяю себе опускаться до поведения пещерного человека, но хорошо представлял, как чувствовал бы себя на моем месте неотесанный мужлан. Вместо этого я ответил ей холодной и загадочной улыбкой – по крайней мере, постарался изобразить нечто подобное – и отвернулся.

– Сэр, насчет одежды, – обратился я к полковнику. – Придется кое-что купить. Сейчас там самый разгар лета.

– Бентолл, у вас в квартире – два новых чемодана со всем необходимым.

– Билеты?

– Вот они. – Он передал мне конверт. – Их прислали на ваше имя четыре дня назад через фирму «Вэгон-Литс». Оплачены по чеку неким Тобиасом Смитом. Никто о нем ничего не слышал, но банковский счет не вызывает сомнений. Как ни странно, полетите вы не на восток, а на запад: через Нью-Йорк, Сан-Франциско, Гавайи и Фиджи. Как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку.

– Паспорта?

– Оба паспорта в чемоданах у вас в квартире. – И снова его лицо задергалось от легкого тика. – На этот раз паспорт оформлен на ваше имя. Иначе нельзя. Они проверят всю информацию о вас, вашем образовании, последующей карьере и так далее. Мы кое-что подтасовали, и никто не узнает, что вы уволились из Хепуорта еще год назад. В чемодане вы также найдете тысячу долларов чеками «Американ экспресс».

– Надеюсь, я проживу достаточно, чтобы успеть их потратить, – сказал я. – Кто с нами поедет, сэр?

Возникла короткая напряженная пауза. На меня уставились две пары глаз: холодные зеленоватые льдинки и большие теплые карие глаза. Мари Хоупман заговорила первой:

– Не могли бы вы объяснить…

– Ха! – перебил ее я. – Возможно, и объясню. И вы та особа… впрочем, не важно. Шестнадцать человек уехали отсюда в Австралию или Новую Зеландию. Восемь так и не добрались до конечного пункта. А это пятьдесят процентов. Значит, шанс, что мы не доедем, где-то пятьдесят на пятьдесят. Поэтому в самолете с нами должен быть наблюдатель, чтобы полковник Рейн хотя бы знал, в каком месте установить камень над нашей могилой. Или, что вероятнее, куда в Тихий океан бросать похоронный венок.

– Мне приходило в голову, что по дороге могут возникнуть затруднения, – осторожно сказал полковник. – С вами будет наблюдатель… даже несколько наблюдателей на всем протяжении маршрута. Но вам лучше не знать, кто они.

Он встал и обошел стол, давая понять, что инструктаж окончен.

– Я искренне сожалею, – подытожил он. – Мне самому все это не нравится. Но я как слепой в темной комнате и просто не вижу другого пути. Надеюсь, все будет хорошо. – Он быстро пожал нам обоим руки, покачал головой и проворчал: – Простите. И до свидания.

С этими словами полковник снова сел за стол.

Я открыл дверь перед Мари Хоупман и оглянулся, чтобы оценить, насколько он сожалеет. Однако полковник вовсе не выглядел огорченным, он был всецело увлечен своей трубкой. Поэтому я тихо закрыл дверь и оставил его там, маленького, покрытого пылью человека в маленькой запыленной комнате.