Глава вторая

Я плакала, рыдала и скулила, пока не почуяла смешанный запах – лошадей, пота, кожи – и открыла глаза. Дежавю – возле моего лица ноги, одетые в меховые, похожие на унты, сапоги. Поднимаю глаза, и отшатываюсь – Астахан!

Я замолчала, обмирая от стыда и ужаса, из-за своей безобразности.

– Что ревешь, как баба?– спросил, по-ассински, и улыбаясь, хан.

Баба? Он думает,что я мальчик! Ну и ладно! Мужчинам можно быть некрасивыми!

Аста был он не один— с несколькими богундцами, держащими под уздцы коней. Видимо, правитель Богунда не хотел, что бы знали, кто он – ничем не выделялся среди других. Все воины были огромны, одеты в кольчуги-безрукавки, и длинноволосы. Прически и показывали их знатность – у простых воинов, пленивших нас, волосы короткие. У Асты, конечно, грива длиннее остальных, и немного светлее. И кожа более белая – он же полукровка. А в остальном – одет просто, и украшения недорогие, обычные, как и у всей компании. И Аста улыбался! А это для сурового и свирепого богундского хана редкость! Даже я, любимая женщина Астахана, видела его улыбку только дважды. Впрочем, я вообще видела его раза четыре. Что не помешало нам, однажды, целоваться. Но, тогда я была красоткой блондинкой Эль. А теперь…

Богундцы повели коней в озеро, на водопой, не обратив внимания, что рядом пили люди. Более того, они стегали и разгоняли рабов, попадающихся им на пути, и мешающих лошадям. Аста к озеру не пошел, продолжал стоять возле меня.

– Почему плачешь? – повторил он.

Странный вопрос! Меня, так-то, в рабство захватили! Плясать от радости, что ли?

– Что ревешь, говорю? – продолжал спрашивать хан – Или, ты баба?

Я, отрицательно, покачала головой – не женщина!

– У тебя мать погибла? Или любимая? – спросил Аста, нахмурясь.

Я опять хотела качнуть головой – моя мама жива, и Дени тоже. Дени…

– Моя любимая осталась в Ассине, в столице, и мы больше никогда не увидимся! – произнесла я, горестно вздохнув. И опять заскулила, даже не притворяясь.

– Мужчины не плачут! – произнес хан – Не ноют, что бы не случилось! Не позорься!

Я замолчала. Спорить с ханом, или не подчиняться ему, нельзя. Тем более, в Богунде. Тем более, с таким свирепым дикарем, как Аста. Отрубит голову одним ударом, даже не моргнет…

– Я собираюсь, в в ближайшие дни, в Ассин! – сообщил правитель – Могу передать твоей невесте привет. Могу и ее в Богунд забрать! Что б ты не скучал!

И он рассмеялся. Да, шутка за двести – мою придуманную девушку Аста мог забрать, только как рабыню.

– Ваше Величество! – воскликнула я, бухаясь перед ханом на колени – Возьмите меня с собой!

– Как ты понял, кто я? – опять нахмурился Аста.

– По волосам! – быстро ответила я – У вас они самые длинные, из всех, кого я видел!

– Хм… Сколько тебе лет? – опять спросил хан.

– Двенадцать! – подумав, сказала я – именно на столько выглядела я в мужской одежде.

Аста молчал. Удивился, наверно, что у такого юного мальчика есть любимая. Хотя… В Богунде в четырнадцать лет можно жениться. Дикари…

А я, не смея поднимать глаз, затараторила, по богундски:

– Хочу быть вашим рабом! Я полезный! Знаю богундский и… – больше полезного о себе я придумать не смогла – И… – вдруг вспомнила – Умею петь! И знаю степные песни!

Вспомнила, Ли хорошо пела. Завораживающе так…

Но Аста не ответил. Более того, когда я подняла голову, обнаружила, что он отошел, и уже садился на коня. Видимо, потерял ко мне интерес, и мою богундскуюь речь не слышал. Вообще, до меня только сейчас дошло – как так? Почему хан, славящийся злобным вспыльчивым нравом, и высокомерием, заговорил с ничтожным рабом? И во время разговора был весьма милым и добродушным? Может, не все правда, что о нем говорят? Жаль, что я не обращала на него особого внимания, когда мы встречались при дворе ассинского императора. И толком хана не узнала.

Вернулась к обозу, и уселась на телегу.

– Так как тебя зовут? – опять спросил Кир, который на водопой не ходил – у него была вода в бурдюке. Которой он со мной не поделился. Старый козел…

– Ли! – ответила я. Да, теперь знаю свое имя.

Между тем, рабам раздали еду. Ну, как раздали… Накидали в толпу куски засохших лепешек и вяленого мяса. И люди кинулись их поднимать, толкаясь, дерясь, вырывая провизию из рук друг друга, и затаптывая ее, в серую траву под ногами…

Богундцев, все это, очень веселило – они ржали как кони.

Мне тоже кинули кусок лепешки и мясо. У Кира еда была своя, и он опять жрал в одиночку, ни с кем не делясь.

Сами же богундцы, пока мы ходили на озеро, развели костер, и варили в больших котлах похлебку, аппетитный запах которой был мне знаком. Запах… Готовили они довольно далеко от телеги, но аромат я чувствовала. И вообще – нюх у Ли был, как у собаки. Интересно, все менерийцы такие, или это особенность рыжей разбойницы?

И, кстати. Как объяснил Кир, дрова для костра дикари возили с собой, в таких же повозках, как и наша.

Поев, богундцы стали петь, знакомые мне, красивые и печальные песни. Асты, и его компании, видно не было. Или они уехали, или держались от обоза с рабами в стороне.

А я решила спать. И, только стала задремывать, степь огласилась женскими криками. Я села и осмотрелась.

Богундцы вытаскивали из кучи рабов приглянувшихся женщин, и, насиловали их прямо тут, у всех на глазах,нисколько не стесняясь, отведя, или оттащив чуть в сторону от остальных невольников. Тех девушек, которые сопротивлялись, сначала избивали. Замерев от ужаса и омерзения, я старалась не смотреть на это варварство. Хорошо, что дикари считают меня парнем… Хотя… Может среди них и извращенцы есть?

Будто услышав мои мысли, Кир сказал:

– Не бойся, тебя не тронут! Очень уж ты грязный, и страшненький.

Да, я настолько отвратительна, что на меня даже дикари не позарятся.

Между тем, варвары были неутомимы – бросали, лежащими на земле,"использованных" женщин, и вытаскивали из толпы других. Или, что было самым омерзительным, и мучительным для пленниц, богундцы менялись своими жертвами. И некоторых, самых красивых, насиловали по несколько раз. А ведь многие были, судя по крикам и мольбам, до этого, девственницами…

Я вспомнила песню Ли, которую она пела, когда меня стегали кнутом, и как эта мелодия помогла мне пережить страшную боль. И запела. Слов не помнила— просто напевала мелодию. И меня, словно окутала защитная дымка, пелена – как и в тот раз. Значит, эта песня-заклинание, действует и на того, кто поет. И, сквозь эту дымку, я услышала, что наступила тишина – женщины престали кричать. Нет, богундцы не остановились, но их жертвам стало легче – они или впадали в забытье, или не чувствовали боли.

Замолчала я тогда, когда варвары унялись, и сели у костров. Но, один из них, судя по волосам, самый главный, подошел к нашей повозке. Я сжалась, и уцепилась руками за края телеги.

– Богундские песни знаешь? – спросил меня дикарь.

Я кивнула.

– Пой! – велел он, и пошел обратно к костру.

Боже! Все лишь спеть!

И я запела. Слов не помнила, да, и не настолько хорошо знаю богундский. Опять, просто мелодия без слов. Напев несколько мелодий, я охрипла и замолчала, ожидая, что мне прикажут продолжить. Но, богундцы угомонились, и уснули, кто где – все, кроме часовых.

Я тоже улеглась на телегу, притиснувшись к храпящему Киру – он развалился по всех повозке – потому что, ночью стало очень холодно, и я о возницу грелась. Богундцам же, похоже, было все равно – холода они, будто, и не чувствовали.

Долго не могла уснуть – думала. Сбегать надо, но, пока нереально – некуда, погибну в степи, мучительно, от жажды или голода. Или волки съедят. В Империю вернулась зря, и нужно возвращаться в реальность. Для этого, умереть легкой и быстрой смертью. Или попасть в большой город, в храм, на точку. Но, в этих краях храмов нет… Вот почему я лебезила перед Астаханом? Надо было вызвать его гнев – что не трудно – и он бы быстро отрубил мне голову. Быстро… Умирать, однако, страшно, даже зная, что не умрешь. Пока я не была готова к этому. Надо приготовиться, набраться мужества, и…

Я уснула.

Утром, едва я продрала глаза, к нашей повозке подъехал богундец из свиты Асты, которого я узнала по длинным волосам, схватил меня своей лапищей – я смогла только пискнуть, как придавленная мышь – и посадил на лошадь, сзади за собой.

– Держись! – крикнул он, и послал коня рысью. Держаться было особо не за что, дикарь в гладкой кольчуге, и мне пришлось обнять его за талию. Однако, я старалась не прижиматься к его спине – какая-никакая, а грудь у Ли имелась. И меня бы разоблачили, обнаружив что женщина.

Глава третья

Куда и зачем меня везут – неизвестно. Но, главное, что из того ада, каравана рабов.

Довольно быстро мы догнали Астахана и его свиту, которые нас ждали, и не останавливаясь, понеслись дальше, вместе со всеми. Тело Ли было на редкость выносливым, и особых неудобств не испытывало. Хотя, держаться на лошади, несущейся рысью, и при этом стараться не коснуться грудью спины богундца утомительно.

Через какое- то время я стала задремывать, но этого допустить было нельзя, что бы не свалиться, или не выдать себя. Еще через полчаса мне захотелось писать. Богундцы свои дела решали, не сходя с коней, мне же приходилось терпеть. И сколько еще терпеть – не ведомо. Но, меня взяли с собой, видимо, не для пения или бесед на богунском, а, навсегда. Значит, теперь я рабыня Асты. Значит, мы едем в ханский дворец. Или шатер – в чем он там живет, этот степной дикарь. И, я гадала – возьмет ли Астахан меня в Ассин, когда отправиться туда? Увижу ли я Дени? И, надо ли мне, его видеть? Ведь это слишком больно – смотреть на любимого, и не иметь возможности открыться, или, хотя бы, прикоснуться к нему. И, главное – смотреть, как он любит и любим, как он счастлив. С другой.

Наш конь чуть поотстал – все же, я была грузом, а остальные налегке. Выглядывая из-за спины моего спутника, я видела впереди широкую спину Астахана. И мне хотелось ехать с ним, а не с тем, на чьем коне была. Я даже вспомнила запах Асты – горьковатый, полынный, степной, к которому примешивался сладко-дымный, неведомый мне, но очень приятный, аромат. Эти мысли приходили в голову только потому, что Аста брат Даниэля. Хоть какая- то связь. Да и фигуры их похожи. Если не принимать во внимание черные волосы хана, можно представить, что я вижу спину Дени…

Мои мечты прервались, когда уже стало смеркаться. Мы догнали группу беглых рабов, которые, конечно, побежали в рассыпную, и конечно, были пойманы. Богундцы их не убили – они просто переломали беглецам ноги, и оставили умирать…

Мой сосед по лошади в охоте на рабов участия не принимал – надо полагать, из-за меня, как лишнего груза. Хан тоже. Мы стояли рядом с конем правителя, и я видела профиль Асты. Никаких эмоций экзекуция у него, похоже, не вызывала. Мой же сосед огорчался, что не может погонять рабов, и веселился, слыша хруст костей, и вопли истязаемых. Я же сжималась от ужаса, и пыталась не видить и не слышать.

Затем, мы продолжили путь. А я раздумывала, как дикари поняли, что эти люди рабы? Потому, что те убегали? Или, еще по каким признакам?

Вскоре мы остановились на ночлег. Когда лошадь замерла, богундец, совершенно неожиданно и бесцеремонно, просто столкнул меня с седла. И я грохнулась на землю, клацнув зубами, и услышав, как во мне что-то екнуло. Не смотря на боль и шок, заметила, что Астахан сердито зыркнул на моего обидчика – видимо за то, что так плохо обращается с его собственностью.

– Кто ж знал, что этот… Не умеет с коня слезать!– оправдывался богундец.

Немного придя в себя, я, наконец-то, отойдя в сторонку, смогла сделать дела. Потом богундцы ели, я сидела поодаль, и ждала, когда и мне, что- нибудь дадут. Дождалась – Аста кинул обглоданную копченую кость, которую я есть не стала. Затем, по знаку хана, один из дикарей принес мне бурдюк с водой, и кусок лепешки. Слава богу, отломленной, а не покусанной. И я поела.

Потом он велел мне петь, я запела, опять без слов. И, украдкой, поглядывала на профиль хана, снова видя императора. Боже, до чего они похожи сбоку! Это обстоятельство, усиливающее тоску по любимому, и недавняя, ужасающая по жестокости сцена, смешались в моей душе, поэтому, мелодии получались наполненными печалью и горечью – на разрыв.

Пела до хрипоты, одну мелодию, другую, третью, без устали, выливая в музыке всю свою боль – до тех пор, пока дикари не уснули.

Тогда отошла от них, и тоже легла. Уже знала, что ночью в степи нестерпимо холодно. Так и оказалось, и, немножко подремав, спать уже не могла. Меня одолевали думы. Сбежать можно, но… или поймают и покалечат, или сама умру. К тому же, я не знала, куда идти. Умереть, спровоцировав богундцев, тоже не вариант – неизвестно, КАК они будут убивать. А уж если узнают, что я женщина… Хотя… На Ли они не позарятся. Тем более эти, знатные господа, у которых, наверное, множество прекрасных наложниц. Но, за обман, несомненно, убьют. И что же мне делать? Как вернуться домой?

Глава четвертая

Я ждала утра, и продолжения пути – хотелось сесть на теплого коня. Но, утром стало еще хуже – моя одежда была мокрой от росы. Богундцы, едва проснувшись, спешно пожевали мясо – мне не дали – сели на лошадей, и собрались ехать дальше. Со мной вышла заминка – все уже в седлах, а я стою и жду, когда и меня посадят. Мой вчерашний сосед смотрел сердито и выжидательно, однако, молчал. Аста тоже взглянул, и не говоря ни слова, огрел кнутом. Правда, не сильно, и не очень больно. Я взвизгнула, и попыталась залезть на лошадь. Богундец, чьего коня я штурмовала, схватил меня за шиворот, и буквально затащил на лошадь. Я уцепилась за его спину, и всадники двинулись. Пригревшись о горячего коня, и не менее жаркую спину дикаря, я, почти сразу задремала, клевала носом, и стукалась лбом об эту самую спину, каждый раз пугаясь, что за это побьют.

Через какое-то, бесконечно долгое, время, дремота отступила, я продрала глаза и осмотрелась.

Местность немного изменилась. В степи появились кусты, деревца, и даже перелески. Часто попадались стада овец, ведомые пастухами, и еще, деревеньки. Что это именно деревни, я поняла не сразу – дома казались сделанными из земли, и выглядели, как холмики. Также, довольно часто мы догоняли караваны – по виду, торговые, с конями и телегами, нагруженными тюками. И, почти в каждом караване были вереницы рабов.

Я приободрилась – судя по оживлению в степи, мы приближаемся к столице, и конец пути близок. Не смотря на выносливость Ли, я уже еле терпела – тело затекло, одервенело и болело. К тому же, в столице должен быть храм, с точкой, куда мне не терпелось попасть.

Появился всадник, и подъехал к нашему отряду. Богундцы остановились, поговорили с прибывшим, и куда-то рванули. Мой сосед по лошади опять просто скинул меня, правда, немного придержал, и я упала на землю без особых последствий. Они уехали, а я осталась сидеть, не зная,что делать. Уйти? Куда? В какой стороне ближайший город с точкой возврата? Да и можно ли, уходить? Вдруг догонят и сломают ноги? Но, скорее всего, меня просто бросили, потому что я мешала всаднику. А отряд отправился туда, где каждый воин на счету – наверное, в битву. Не столь я ценный раб, бросили, и все. Значит, я свободна? Между тем, уже стало жарко, и мне опять захотелось спать. И я приткнулась к кусту, улеглась поудобнее, вытянула ноги, и уснула. И снилось мне, будто куст, возле которого я лежала, и трава подо мной, радуются теплу и солнцу. Правда, трава пыхтела и пыталась выбраться из под меня – ей было тяжело, и темно.

Прервало странный сон уже знакомое волочение по земле. Открываю глаза – так и есть, на моей талии петля, и меня тащат по серой траве.

Волочение прекратилось у ног, одетых в кожаные чуни. Мелкий старик, одетый в потрепанный халат, смотрел на меня сверху вниз и лыбился. Я вскочила. Рядом с дедком стоял худой, одетый еще более потрепанно, унылый парень, на голом предплечье которого красовалось клеймо. Раб значит. А мимо нас медленно брело стадо овец.

Старик кивнул, раб шагнул ко мне, и сдвинул ворот моей рубахи сначала с одного плеча, потом с другого. У меня метки не было – клеймят хозяева, когда купят людей у захвативших их. В моем случае, как я думаю, меня бы заклеймили по прибытии в ханский дворец.

Но, из-за этих манипуляций я поняла – эти двое не люди Асты. Они меня просто нашли, и поймали. Да офигеть! Что, в степях ловят всех подряд?

– Клейма нет! – сообщил раб старику очевидное.

– Скоро будет! – захихикал дед, радостно потирая руки.

– Эй! – воскликнула я, пытаясь освободится от веревки – Размечтались! Я раб Астахана!

– А где клеймо? – ехидно спросил дедок.

– Не поставили еще!

Веревка не развязывалась – или все богундцы умеют завязывать, или дед раньше был воином.

– Хан всех поубивает, за кражу его собственности! – орала я.

Но, на меня больше не обращали внимания.

Старик отошел, подгоняя овец, а меня повел, держа за веревку, раб.

Вскоре кричать надоело, и я принялась расспрашивать Олива – так звали невольника. Он был из каких то земель, о которых я не слышала. На их селение напали богундцы, похватали рабов и ушли – с этой страной степь не воевала. А потом Олива купил Грец.

–Что же получается? – спросила я – Кто угодно может схватить кого угодно, и сделать рабом? И никаких законов?

– Закон в степи один! – ответил Олив – Кто сильнее – тот и прав! Если ты считаешь себя достаточно сильным, и нападаешь на соседние земли, то готовься получить ответ, или от армии той страны, или от ханского войска, если хан заступиться за обиженного.

– Если? – удивилась я – Не всегда заступается за подданных?

– Все зависит от союзов! – непонятно ответил раб.