Глава 1

У отрубленных голов есть одно характерное свойство. Их запах никогда не бывает приятным, даже если они свежие (а конкретно эта голова такой не являлась), и уж тем более в такой теплый пятничный июньский денек, как сегодня. К тому же ничто вокруг не могло замаскировать эту вонь: ни терпкий ветерок, колышущий ветви бесчисленных орегонских сосен, ни влажный запах земли и летней грозы, которая уже ушла в сторону горы, ни, как выяснилось, даже знаменитый одеколон «Олд спайс», которым злоупотреблял егерь из Нью-Мексико, Элой Атенсио.

Этот благоухающий семидесятипятилетний усатый мачо, рост которого с учетом ботинок равнялся ста семидесяти сантиметрам, был когда‑то силен и крепок, как участник родео. В те дни черно-серая форма обтягивала его тело, как кожура сардельку. Возможно, Элой предпочел бы сейчас сидеть дома перед тарелкой приготовленного его женой Мартой супа посоле с чили, а не вытаскивать подгнившую башку из кузова ржавого белого пикапа на старой лесовозной дороге заказника Сан-Исидро, но он не роптал. С силой, которой не ждешь от настолько немолодого человека, егерь просто схватил голову за рог, качнул туда-сюда, будто тачку с кирпичами, и потащил к служебному фургону Департамента охраны рыбных ресурсов и дикой природы ^[1] Нью-Мексико, черному четырехдверному «Шеви-сильверадо 2500». На передних дверцах красовалась эмблема департамента, серебряная звезда внутри круга. Суета растревожила мух, они с жужжанием повылетали из мертвых глазниц оленя, немного покружили и вернулись на прежнее место, чтобы продолжить трапезу.

Неподалеку стояли еще два человека. У первого, высокого лысого мужчины, шея была шире продолговатой головы, а вместе эти части его тела напоминали большую белую пулю, пробившую ворот рубашки и куртки. Одежда лысого состояла из чересчур щегольских и не сочетающихся между собой камуфляжных вещей. Примерно тридцати пяти лет и под два метра ростом, он вел себя нетерпеливо и шумно. Вторым человеком была Джоди Луна, егерь-стажер, которая следила за лысым, как мать-ворониха следит за появившимся у гнезда ястребом. Хоть Джоди и была на целую голову ниже, казалось, за ней не заржавеет вытащить из кобуры казенный «Глок‑40», если верзила начнет наглеть. В свои сорок пять благодаря непреклонной силе воли и вопреки артриту колена Джоди состояла в основном из мышц и по-прежнему весила столько же, сколько двадцать лет назад: 56 килограммов. Ее длинные прямые волосы, темные, с несколькими серебристыми прядями, были собраны в густой хвост, пропущенный свозь зазор сзади форменной кепки. Полгода назад Джоди успешно прошла медосмотр, включающий проверку психики, и стала самым старшим стажером, когда‑либо зачисленным в природоохранительное ведомство Нью-Мексико. Поразительная смена карьеры для бывшего профессора поэзии, но никто из по-настоящему знавших Джоди не удивился ее выбору.

Она яростно защищала своего коллегу Атенсио, и не только потому, что тот был ее наставником, вдобавок пожилым, а сегодня в последний раз заступил на службу перед выходом на пенсию. Просто он был еще и одним из тринадцати дядьев и теток Джоди, с которыми она выросла здесь, в округе Рио-Трухас, в центре северной части штата Нью-Мексико. Самый старший брат ее матери, Атенсио относился к числу наиболее свободомыслящих и начитанных представителей своего поколения семьи, что говорило о многом, поскольку остальные обычно довольствовались всего одной книгой, к которой обращались в основном по воскресеньям. Относительный прагматизм Атенсио казался тем более примечательным, что он почти не покидал родного округа, если не считать еженедельных поездок на юг, в большую публичную библиотеку Санта-Фе.

Дядя был наставником Джоди во время шести месяцев ее полевой подготовки и ни разу не спросил, почему она оставила вроде бы совершенно не связанную с дикой природой жизнь известной поэтессы и научного работника в Бостоне, вернувшись в обширный, но малонаселенный округ. Ведь в восемнадцать лет, уезжая на Север, она клялась, что ноги ее больше тут не будет. Именно Атенсио учил племянницу, когда та была еще девчонкой, охотиться и рыбачить и знал, как хороша она во всем, что касается жизни под открытым небом. Знал, как страстно она защищает живую природу. Элоя беспокоило, как бы департамент не взял на его место какого‑нибудь чужака, поэтому он на целых десять лет задержался с выходом на пенсию. И пусть Джоди не была идеальным кандидатом, она оставалась родней и местной жительницей, которой до всего тут есть дело. Именно ей предстояло с завтрашнего дня занять пост единственного егеря на огромной территории площадью почти тринадцать тысяч квадратных километров.

– Раньше здесь была свободная страна, – проворчал браконьер.

Джоди показала изящным подбородком в сторону наклейки с флагом Конфедерации, закрывающей чуть ли не половину заднего окна его пикапа, прищурила умные темно-карие глаза и парировала:

– Ваш флаг ясно указывает на иное.

Атенсио слегка крякнул, закидывая трофейную оленью голову в кузов служебного автомобиля; чтобы совершить это достижение, ему пришлось насколько раз крутануться, как олимпийцу при толкании ядра.

– Тик-так, тик-так, – буркнул Элой Джуди, барабаня по циферблату своих наручных часов. – Dale un ticket al maldito gringo ese, ya, sobrina.

Что приблизительно переводилось как: «Давай, племяшка, выпиши уже штраф этому проклятому гринго».

Браконьер ухмыльнулся, услышав непонятные слова, и вздернул голову, будто в его адрес только что отпустили оскорбительную шуточку.

– Это Америка, – заявил он. – Говорите по-английски.

– Отрадно знать, что вам известно, где вы находитесь, – заметила Луна. – Потому что здесь, в Америке, независимо от языка, законом запрещено охотиться на оленей в июне.

– Я просто пытаюсь прокормить семью, – пробормотал здоровяк.

– Вы планировали скормить домочадцам голову, которой самое место над камином?

– А туша валяется выше на холме, выброшенная, – поддержал Атенсио. – Прибереги это вранье для своей мамочки, парень.

– Не смейте упоминать мою мать! – вспылил браконьер.

– Согласна, давайте сменим тему, – предложила Джоди. – Поговорим о том, что мне нужно взглянуть на ваши водительские права.

– Они в бардачке, – сообщил лысый.

– Тогда вам лучше достать их оттуда.

– Только медленно, и держи руки так, чтобы мы могли их видеть, – предупредил Атенсио, расстегивая кобуру и вынимая оттуда пистолет.

Джоди старалась не думать о статистике, по которой должность егеря (иначе – инспектора Департамента охраны природы) считалась в органах правопорядка самой опасной, а всё потому, что егеря патрулируют в одиночку, если только не готовят себе смену. Они работают в глуши, в отдаленных местах, где часто не бывает радиосвязи и не ловят мобильные, и тогда для связи остаются только спутниковые телефоны, сплошь и рядом ненадежные. А подозреваемыми обычно оказываются вооруженные браконьеры, в которых ни на грош нет уважения к жизни и к закону. Их основной принцип: «Нет свидетеля – нет преступления», а от него рукой подать до желания заслужить уважение корешей, пристрелив егеря. Широкая публика даже не догадывалась, как часто происходят подобные вещи. По последним данным, егеря получали пулю или удар ножом в семь раз чаще, чем городские копы, хотя, конечно, статистику мало кто знал. Впрочем, мало кто вообще знал даже о существовании егерей. Обыватели часто путали их с лесничими. В наши дни из американцев старше шестнадцати лет лишь пять процентов бывали на охоте и пятнадцать – на рыбалке, причем большинство из них ограничивались всего одной попыткой.

Браконьер извлек из кармана синий нейлоновый бумажник. Джоди увидела на нем нарисованную вроде бы золотистой ручкой эмблему в виде пирамидки с глазом, похожую на ту, что изображена на долларе.

– Вот, пожалуйста. – И браконьер воззрился на нее, покачивая правами, которые зажал между большим и указательным пальцами. В глазах у него будто отражался пляшущий синий огонек газовой горелки.

– Трэвис Юджин Ли, – прочла Луна вслух. – Из города Меса, Аризона. Подождите здесь, Трэвис.

Атенсио кивнул, давая Джоди понять, что последит за нарушителем, и она вернулась к служебному автомобилю, чтобы проверить права и выписать квитанцию на штраф. Однако в этой части леса почти не было ни связи – ни сотовой, ни радио, – ни интернета. Похоже, мерзавцу повезло.

Джоди вырвала из книжки квитанцию штрафа, вернулась к белому фургону и протянула Ли вместе с правами. Тот скомкал листок и бросил в грязный салон машины, к пакетам из-под фастфуда и банкам колы.

– No pude realizar la verificación de antecedentes de él porque no había internet, – пояснила Джоди Элою, давая знать, что пробить данные браконьера не удалось. И услышала в ответ:

– No estoy sorprendido, – что означало: «Я не удивлен».

– Что за мексиканцы такие, – пробормотал Ли себе под нос, возвращаясь на водительское место. – Остальные под нормальных косят, а эти даже не маскируются.

Он уже собрался захлопнуть дверцу, но Джоди протянула руку, не давая ей закрыться.

– Что вы сказали?

Браконьер и не подумал стушеваться. Он осклабился и горделиво подался к Луне:

– Я спрашиваю, какого хрена вы, латиносы, не ведете себя как все люди? Если хотите говорить по-испански, возвращайтесь к себе в Мексику.

– Vamos, – обратился дядя к Джоди, жестами призывая ее не развивать конфликт. – Hemos terminado aquí, ya. Vamos. Él no vale la pena. Tengo hambre. – Дескать, хватит, мы тут уже закончили, идем, а то я проголодался.

– Слово, которое вы пытаетесь найти, Трэвис, – «ассимилироваться», – процедила Джоди, гнев которой даже превосходил злость браконьера, и испепелила его взглядом. – Кого‑то может позабавить, что человек, толком не владеющий родным английским, читает лекции о правильном произношении женщине, в совершенстве владеющей двумя языками и опубликовавшей на английском несколько книг.

– Ну круто, чё. – Браконьер был захвачен врасплох и разобиделся, как ребенок.

– И еще одно, Трэвис, прежде чем вы уедете, потому что, насколько я могу судить, вы разбираетесь в истории и законодательстве Соединенных Штатов не лучше, чем в английском языке. В нашей стране нет государственного языка. Более того, вы уже не в Аризоне. Вы в Нью-Мексико. Договор Гваделупе-Идальго от тысяча восемьсот сорок восьмого года, подписанный после войны, когда Мексика уступила США Калифорнию, Аризону, Нью-Мексико, Неваду, Юту, Техас и Колорадо, гарантирует жителям всех этих семи штатов право говорить по-испански. Шесть из семи названий пришли из испанского, Трэвис, да и седьмое тоже не английское, а взято из языка юте. Как называется город, где вы живете в Аризоне, Меса? Оба эти названия – испанские. Так что, если вы всерьез затеваете крестовый поход «говори только по-английски», вам следует либо перебраться в Нью-Йорк, либо начать в законодательном собрании штата кампанию за переименование абсолютного большинства поселений в Аризоне.

Ли снова попытался закрыть дверцу, и Луна снова его остановила.

– Я еще не закончила. Здесь, в Нью-Мексико, Трэвис, нас, латиноамериканцев, большинство. И в конституции штата не одно и не два, а целых три положения, защищающих наше право говорить по-испански. Тут много городков, где жители до сих пор общаются в основном на испанском, и в моей семье тоже беседуют именно на нем. При этом ни один из нас никогда не пересекал границу страны. Эту границу в тысяча девятьсот двенадцатом натянули на нас, как слишком тесную рубаху.

Ли окинул Джоди взглядом с головы до пят, словно ее выставили на продажу, и цыкнул зубом, отвергая услышанное.

– Теперь ты закончила, зайка?

Джоди выхватила пистолет из кобуры и, направив дуло в землю, шагнула еще чуть ближе к Ли. В глубине души она понимала, что идет на поводу у своего крутого нрава и поступает безрассудно.

– Sobrina, no, – встревожился Атенсио. – Vamos ^[2].

Луна не обратила на дядю никакого внимания. Ее питала сдерживаемая ярость, которая накопилась за годы, проведенные в колледже, а затем и в академических кругах, где ей пришлось столкнуться с более лощеной версией такого же невежества. Почти вплотную приблизив лицо к физиономии Ли, она улыбнулась холодной сдержанной улыбкой, заставившей браконьера наконец испугаться: в его взгляде отчетливо промелькнул страх.

– Хотя я от всей души расположена к зайцам и ценю их роль в поддержании экологического баланса, Трэвис, меня саму зовут не «зайка». – Глядя верзиле прямо в глаза, она со щелчком сняла с предохранителя оружие и убедилась, что этот звук услышан. – Меня зовут Джоди, но это имя только для друзей. А вы в будущем можете обращаться ко мне «инспектор Луна» и «мэм» или, раз уж вы в моем штате, «агент Луна» и «сеньора».

После этого она отступила на пару шагов, и Ли захлопнул дверцу, а потом опустил стекло и уставился на Джоди.

– Вы пожалеете, что вообще со мной повстречались, – процедил он.

– Уже жалею, – парировала Луна.

Трэвис врубил в салоне тяжелую музыку, завел мотор, и его автомобиль рванул с места, подняв облако пыли. Стоя бок о бок, Джоди и Атенсио смотрели, как фургон набирает скорость. Элой со вздохом положил руку на плечо племянницы.

– Восхищен твоей убежденностью и твоим терпением, – сказал он. – Черт, sabes ^[3], я, бывало, пил текилу с Рейесом Лопесом Тихериной ^[4]. Но чтобы вот так? – Он показал на лес, на униформу, которую они оба носили, на пикап. – Тут ведь не какой‑нибудь поэтический слэм, Джоди, а реальная жизнь.

– Думаешь, я не знаю? – огрызнулась та, сбрасывая его руку. – От тебя пахнет оленьими потрохами. Отойди.

– Ay, tú ^[5] чересчур чувствительна к оленьим потрохам. Ты точно хочешь стать егерем? – Атенсио вынул из кармана рубашки солнцезащитные очки, надел их и сделал несколько неуверенных шагов к водительской дверце.

Они уселись в машину и несколько мгновений молчали, а потом Атенсио проговорил:

– Думаю, лучше тебе научиться контролировать свой темперамент, не то он заведет тебя хрен знает в какие неприятности.

– Ничего со мной не случится, – бросила Джоди. Ей всю жизнь приходилось слышать нечто в таком духе.

– Среди тех, кто встретится тебе тут, будут психи и просто опасные типы.

– Хочешь верь, хочешь нет, но в академическом мире тоже хватает психов и опасных типов.

Атенсио рассмеялся, заводя автомобиль.

– Ты говорила. Но те, с кем ты будешь пересекаться здесь, попытаются не спихнуть тебя с должности, а бросить среди листвы на съедение койотам. Твое самое надежное оружие – не ствол, m’ija ^[6], а хорошие манеры, милая улыбка и очарование.

– Да-да, до меня уже дошло. – Сидевшая с Элоем рядом Джоди пристегнулась, тихо радуясь тому, что в ближайший понедельник дядя вернется в свой 1972‑й, или в каком там году он обитает, а она сможет вести сражения на свое усмотрение.

С понедельника она сама будет сидеть за рулем этого пикапа.