– Серёжа, в чём дело?– Катя была не дура, поняла, что- то не то… -Что случилось, сладкий?– блин, опять!!

Он помолчал, собираясь с духом, и вдруг совершенно неожиданно для себя ляпнул:

– Я не люблю тебя.

Повисла тишина. Потом, уже другим тоном она спросила:

– Что ты сказал?..

– Ты слышала.– он посмотрел, наконец, ей в глаза, это было тяжело, и вдруг она совершенно неожиданно расхохоталась. Когда смогла снова говорить, вытирая слёзы, она выдавила:

–Ой, Господи, не могу!.. Серёжа, солнце, кто говорит о любви?.. – наконец, она успокоилась и жёстко сказала, не отводя ставших какими- то ледяными голубых глаз- Какая, к чёрту, любовь?

– Нне понял … И ты можешь…

– Я – да. Когда речь идёт о денежках твоего и моего папаш, я могу всё. И ты сможешь. Иначе найдётся другой, не такой идиот, как ты.

– Ну, всё…– кровь ударила ему в голову, он молниеносно вскочил, стал одеваться.

– Что "всё"?!– вскочила и она.– Неужели наш красивый Кен умеет злиться?! Наш золотой, сладкий мальчик!! Если уйдёшь отсюда, многое потеряешь! Такие, как мы, не имеем права на любовь, только на партнёрство!

И вдруг словно вся сила ушла из него, он сел на кровать, как- то беспомощно посмотрел на неё.

– Катюш … Нельзя так…

– "Зя"… "Низя"…– пожала она плечами.– Не нам с тобой решать. Просто мы не имеем права разрушить то, что с таким трудом выстроили наши отцы.– с каким- то нажимом произнесла она, гладя в пространство, как будто повторяя чужие слова. Потом обернулась к нему,– ты никогда меня особенно не рассматривал…– подняла одну ногу, на гладкой загорелой коже внутренней поверхности бедра виднелись старые, параллельные друг еле заметные чёрточки шрамов, штук шесть, не меньше.– И на другой так же. Знаешь, откуда они? Это папочка мой, когда мне было лет 14- 15, и я решила, что могу дружить с теми, с кем хочу, ходить на дискотеки, краситься, покуривать в подъездах, как все нормальные подростки, преподал мне урок, что мне "зя", а что нет. Знаешь, чем он бил? Электрошнуром, да не по заднице, а здесь, где тонкая, нежная кожа, да ещё так унизительно- ставь одну ногу на стул, сучка, да не смей убирать, так, теперь другую…– слёзы покатились из её глаз.– И я уяснила этот урок на всю свою оставшуюся грёбаную жизнь, кто прав- папочка, и только он! И если он скажет мне выйти замуж за нашу овчарку Рональда, я выйду!!– у неё началась самая настоящая истерика.

Сергей онемел. Затем осторожно обнял её, сначала она вырывалась, потом затихла, иногда судорожно всхлипывая. Он снова вспомнил её отца. Здоровый толстый мужик, с красным, вечно потным лицом, одышкой и тяжёлым взглядом.

– Я ненавижу его… и ненавижу всех, и тебя, и себя…

– Есть выход, Катюш. Скажи ему, например, что я… бросил тебя.

– Какая разница? Не ты, так другой… Такой же Кен. И потом… Он просто решит, что я виновата, и трахнет меня в задницу.

– Что?..

– Шучу, успокойся.– выпрямилась, улыбнулась распухшими губами.– Это образно. А теперь вали и подумай над моими словами.

Но когда он ехал домой, он почему- то подумал, что вряд ли это было просто образно…

Лидия Сергеевна была ещё нестарой женщиной, симпатичной блондинкой с густыми волнистыми волосами, которые она обычно собирала на затылке в пушистую «кулю», позволяя нескольким вьющимся прядкам выбиваться из прически и кокетливо обрамлять лицо с плавными линиями и прелестными светлыми глазами, обрамлёнными недлинными, но пушистыми ресницами. Ещё в юные годы она практически сразу после окончания школы встретила на танцах в их маленьком провинциальном городке такого же молодого светлорусого красавца Аркашу, подающего надежды студента-аграрника, который в то время учился в Озерске, влюбилась в него по уши и очень быстро выскочила за него замуж, сама так никуда и не поступив, чем очень расстроила своих интеллигентных родителей-искусствоведов. Но спорить с единственной горячо любимой и балованной дочерью они не стали, хотя перспектива породниться с полумаргинальной семьёй жениха, где имелись в наличии недалекий папаша- средней руки механик, ведущий себя в быту так, как будто только что слез с пальмы и освоил палку-копалку, и блеклая молчаливая мамаша- воспитательница детского сада, мягко говоря, не радовала. Но что поделать… Родители невесты тихонько вздохнули, поняв, что свадебку для любимой дочурки придётся организовывать им, поднатужились, залезли в «заначку» и организовалась вполне приличная свадьба, где даже было весело, невеста была чудо как хороша в белом платье, а её папа под рюмочку пустил от умиления за дочку не одну слезу и даже «под это дело» умудрился найти общий язык с «этим гамадрилом»-отцом жениха, которого родители невесты между собой так и прозвали. Приятно поначалу была удивлена знакомством с новой сватьей и мама невесты, ибо в процессе этого самого знакомства выяснилось, что мама Аркадия-дама вполне светская, интеллигентная, неглупая и начитанная, и Аглая Борисовна (мама Лидии) тоже «под это дело» не удержалась и всё-таки задала тот самый вопрос, который мучил многих, в том числе и самого Аркадия :

– Лиз.а, Лиз, (маму Аркадия звали Елизавета Петровна)ну, как так вышло, что ты, ТЫ!.. И он?.. Ну, как?

У Елизаветы Петровны сразу как-то заледенели глаза, и без того светлые (вообще с обеих сторон-и у жениха и у невесты-родня, да и они сами, подобрались все светлорусые и светлоглазые… Елизавета вздохнула, положила свою руку на руку новой родственницы, сжала ее как-то уж слишком сильно и как можно мягче сказала:

–Аглая, душа моя, никогда, НИКОГДА больше не задавайте мне этот вопрос, и тогда мы с вами будем хорошими подругами. Ну, такой он у меня…не поддающийся дрессировке…-и грустно улыбнулась.– зато он не давит никого своим авторитетом, а это очень важно. Живёт и даёт жить другим…

Изрядно захмелевшей Аглае эти слова почему-то тогда показались очень глубокими и мудрыми, она ещё раз внимательно вгляделась в нового свата, который громко ржал, отпускал сальные и глупые шутки, хватал за выпуклые места гостей женского пола, особенно ему приглянулась вертлявая тощая подруга невесты Ленка, хотя там и хватать-то было почти не за что, тискал за плечи малопьющего и от того раскисшего отца Лиды, а, выходя на улицу, чтобы покурить, сморкался там через палец прямо на дорогу… И Аглая, выпив ещё пару фужеров шампанского, окончательно поняла, что да! Этот вот мужик от сохи и от плуга!.. Он свободен от шор и стереотипов, он чист и натурален, как земля русская!.. что она незамедлительно и попыталась донести до нового свата, и чего он, конечно же, не понял от первого до последнего слова, а под конец бессвязной Аглаиной тирады махнул на нее рукой. послал на х… и сказал:-а пошли-ка, дорогая, лучше бахнем! И Аглая, ничуть не обидевшись на то, что её только что послали, залихватски крикнула: а пошли!..

Всё это вдруг всплыло сейчас в памяти Лидии Сергеевны, присевшей на своей красивой кухне выпить чашечку утреннего кофе, и вызвало у неё светлую, немного грустную улыбку, ведь вскоре после свадьбы Аркадий уехал доучиваться сюда, в Озерск, куда и забрал молодую жену. А их родители остались в том заштатном городишке, куда молодые время от времени наведывались.

…Конечно, настоящей дружбы между сватами так и не сложилось, после свадьбы, когда все протрезвели, они смущённо прятали друг от друга взгляды при семейных встречах, кроме отца Аркадия, которому такие тонкости общения и восприятия были незнакомы, и потому он попросту не заморачивался на всех этих «падеде», как он называл попытки соблюдения этикета. Елизавета Петровна после «задушевного» разговора с Аглаей Борисовной стала держаться с той суше и строже, что, в конце концов, стало Аглаю злить, ибо она тоже была «не пальцем делана», но была проще и человечнее в общении.

–Что она о себе возомнила?!-чуть ли не каждое застолье двух семейных кланов заканчивалось тем, что, с облегчением распрощавшись со сватами, Аглая нервно мерила шагами свою гостиную, а её супруг, Сергей Васильевич, сидя в домашнем своём, родном. уютном кресле, виновато выглядывал из-за развернутой газеты, не пытаясь, впрочем, ответить на чисто риторические гневные вопросы жены. А та продолжала свою тираду:– тоже мне. интел-ли-хенция вшивая! Ни поговорить, ни посмеяться, королева сраная, вот спасибо тебе, доченька родимая, удружила с роднёй, так удружила!..

Иногда Лиде доводилось присутствовать при маминых всплесках эмоций, что ж, она была готова признать, что доля истины в словах матери есть, тем более, что и с ней, Лидой, Елизавета Петровна держалась так же холодно и чопорно, не было в её взгляде ни доброты ,ни проблеска каких-либо других «теплых» эмоций, поэтому Лидия старалась пересекаться со свекровью как можно реже. Это было нетрудно, так как вскоре после свадьбы «молодые» сняли квартирку недалеко от института Аркадия в Озерске, в родной городишко наведывались всё реже. Лида вела их немудреный быт, Аркаша успешно заканчивал учёбу, затем ему предложили остаться в этом же ВУЗе в качестве преподавателя, а затем и подвернулось «теплое» местечко в местной администрации…А там и «нарисовалось» и более приличное жилье, сначала служебная просторная квартира, а с годами и вот этот их милый, любимый и такой родной коттедж…Именно здесь, в этом родном. тогда ещё новеньком, коттедже, был зачат их обожаемый Серёжа, который по праву мог называть этот дом своим «родовым гнездом»…

Лидия Сергеевна провела ладонью по полуприкрытым глазам, слегка покачала головой, как бы отгоняя воспоминания и удивляясь самой себе-что это на неё нашло… Ни тех, ни других родителей уже нет в живых некое количество лет, они успели «потетёхать» маленького Серёжу, Аглая была готова затискать его до посинения при каждой встрече, Елизавета в своей манере слегка проводила прохладной ладонью по мягким перышкам детских волосиков. и взгляд её немного оттаивал, от деда по отцу Сережа старался держаться подальше-тот с годами совсем «с катушек съехал»– невзирая на то, что рядом маленький ребенок, мог выругаться, спеть похабную частушку, не стеснялся громко опорожнять от газов кишечник, и всё в таком роде. В такие моменты ,если ей доводилось находиться рядом, Елизавета Петровна сильно вздрагивала, и в глазах её молнией просверкивала ненависть. Но она даже не пыталась хоть как-то остановить своего супруга.

Вот другой дед, Сергей Васильевич, в честь