© Клевер А., текст, 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

* * *

 
«There are no unbeatable odds,
There are no believable gods,
There are no unnameable names…
…I don’t ask much, I just want you^[1]».
 

Ozzy Osbourne

 
She tells me, «Worship in the bedroom».
The only heaven I’ll be sent to
Is when I’m alone with you,
I was born sick, but I love it^[2]…
 

Hozier

1

Корабль дал течь, и все знали, что капитан лжет. И он сам тоже знал, что эта страшная правда известна всем, но с невозмутимым лицом продолжал врать. Слишком поздно говорить правду. Зачем людям знать, что никто не придет им на помощь и никого не вытащат из глубокой темной воды. Люди продолжали безмятежно прогуливаться по палубам, закутываясь в твидовые пледы. Кто-то смеялся, громко, навзрыд, словно бы почти плакал, а официанты в белоснежных ливреях подавали шампанское в высоких бокалах из хрусталя. У всех официантов были одинаковые лица, определенно все они были – identical twins^[3], и это было странно и ненормально, они просто не могли быть рождены одной женщиной. Десятки мужчин с одинаковыми глазами, разрезами ртов, с совершенно одинаковыми выражениями лиц.

Этого не может быть. Линия горизонта сливалась одна на другую накатывавшимися волнами, и разглядеть ее было сложно, будто она каждую секунду теряла четкость и резкость. Как если бы Арина смотрела на горизонт в бинокль, фокус которого каждую секунду кто-то крутит то вперед, то назад. Но одно было отчетливо видно – с каждой минутой линия горизонта опускалась все ниже, и темная, похожая на масло вода приближалась.

В какой-то момент высокая рыжеволосая девушка в платье с цветастым принтом в стиле семидесятых потеряла равновесие на накренившейся палубе. И волосы, и платье, и даже смех девушки были настолько ярче всего остального, что создалось ощущение, будто она вписана в пастельную картинку фломастерами. Девушка показалась Арине смутно знакомой. Все здесь казалось ей смутно знакомым. Рыжеволосая вскрикнула и неловко опустилась на палубу, но быстро вскочила в попытке скрыть следы своего падения как нечто неприличное, за гранью этикета – позорное.

Как я сюда попала?

Этого Арина не смогла вспомнить. Никогда бы она по доброй воле не зашла на этот корабль, не дала бы утянуть себя в открытый океан, полный темной воды. Но память отказывала ей, и прошлое растворялось в темных кругах на воде. Она с трудом помнила, кто она. Собственное имя застряло у нее где-то в глубинах сознания, сплетая тугую косу из слов, не имеющих одно к другому никакого отношения. Белоснежка. Нет, Арина. Нет, Белоснежка. Я люблю тебя. Самолет прилетает через полчаса. Горячий чай. Рыжие волосы и темные глаза. Ветер такой холодный, что пронизывает насквозь. Может ли она находиться в двух местах сразу? Может ли ей быть одновременно и жарко, и холодно?

Максим!

Она тут же вспомнила его лицо, и ей пришлось изо всей силы вцепиться в поручни, чтобы не упасть. Корабль накренился. Арина крепко зажмурилась и попыталась сосредоточить мысли на красивом, чуть заросшем щетиной лице, на внимательных серых глазах, на темной взлохмаченной гриве волос. Она видит, как сильно он чем-то встревожен и хочет ей что-то сказать. Но она не желает ничего ни слышать, ни знать, и все, чего она хочет – это чтобы он поцеловал ее. Чтобы взял ее за руку и увел за закрытые двери, где она снова оказалась бы в его власти. С того момента как она впервые увидела это серьезное неулыбчивое лицо на обороте брошюры фотовыставки «Ненависть», она уже не могла жить без огня его глаз и без этих сильных рук, от прикосновения которых в глубине ее тела разгорался пожар. На той фотографии его лицо будто выступало из лазурной бездны океанской воды. Теперь в эту бездну погружалась она.

Арина заметила, как несколько официантов сгрудились вокруг Рыжеволосой, а та обернулась, посмотрела ей прямо в глаза и вдруг… рассмеялась, скинула с себя платье и осталась обнаженной, бесстыдной. Она стояла, чуть расставив ноги, и вызывающе смотрела на Арину, и та невольно густо покраснела, увидев родинку над полоской рыжих волос на лобке.

Кларисса. Кларисса. Рыжую зовут Клариссой. У нее тонкие пальцы, певучий английский акцент, добрая улыбка и нож в руке за спиной. Фотографии. Арина стоит в длинном белом коридоре, по обе стороны от нее – двери, много дверей, но все они заперты. Стены бесконечного коридора увешаны ее фотографиями. Их сделал Максим, а Кларисса выставила в витрине своей галереи.

Вспомнила.

Они были знакомы в другой жизни. Кажется, Максим ее тоже любил, но все это уже не важно. Вся эта публика в роскошных вечерних платьях, с коктейлями в холеных руках – все они вдруг обнажились и сплелись в один змеиный клубок нагих тел и сцепленных рук, упругих грудей, ждущих прикосновений и обнаженных эрегированных членов. Древнеримская оргия, пылающие огнем глаза близнецов-официантов, каждый из которых вдруг начал отдаленно напоминать ей Максима. Рыжеволосая Кларисса, не сводя с нее взгляда, вдруг извернулась и оседлала официанта в ливрее.

Кларисса улыбалась, наблюдая за ее смущением, и улыбка была порочной. А когда член официанта проскользнул внутрь гибкого, пластичного тела Клариссы, она изогнулась и с наслаждением простонала, но глаза ее оставались прикованными к Арине. В ту же секунду другой официант с тем же пугающе невозмутимым выражением лица подошел к Клариссе и наклонил ее, надавив рукой на плечо. Она подалась вперед, игриво улыбаясь Арине, и второй член с усилием вошел в готовое, не сопротивляющееся вторжению отверстие сзади. Кларисса ахнула и прикрыла лицо ладонью, закатила глаза, глумясь над пунцовой от стыда Ариной. Затем чуть опустила лицо и подмигнула Арине, в то время как двое мужчин-близнецов стали двигаться резко, ритмично и слаженно, с двух сторон овладевая ее жадным до плотской любви телом. А дальше в игру вступил третий официант. Он расстегнул ширинку белоснежных брюк и приблизил к улыбающемуся рту Рыжеволосой напряженный, пульсирующий от возбуждения член.

– М-м-м, я всегда хотела, чтобы его было трое, – пробормотала Кларисса и широко открыла рот, готовая принять предложенное ей лакомство. Арина, озираясь, забилась в панике. Ее охватил страх. Она заметила, как солнечный свет удаляется, меркнет. Медленно возносится вверх по мере того, как их всех накрывает темнеющая синяя толща воды. С ледяным ужасом Арина понимает, что все они уже на дне, и она стоит среди гогочущей толпы голых людей. Глаза их пылают красным, а самое страшное, что она, Арина, стоит здесь так же бесстыдно, и что она тоже обнажена, и руки ее связаны за спиной лентой от кухонных занавесок. И она ждет его, и хочет его, и не может без него жить. Ее любовник.

Ее любовь.

Темная вода была живым существом, чудовищем, изголодавшимся в ожидании новых развлечений и своей новой любовницы, ненасытная и готовая поглотить ее целиком, без остатка, и удержать в темной стылой пучине навеки. Арина закричала, но крик ее не пробивался сквозь бесконечную мощь воды.

* * *

Она проснулась внезапно, разбуженная собственным криком. Вокруг было темно, и Арина не сразу поняла, что сон сменился явью и что темнота эта – часть реальности, а не продолжение чудовищного кошмара, из которого она уже не надеялась вырваться. Тяжело дыша, она резко села, и только несколько секунд спустя смогла осознать, что да, это не корабль-призрак, а она больше не обнажена и не в воде. Она на кровати, и на ней какая-то длинная, не по размеру большая футболка, но чья она и как на ней оказалась – неясно. Трусики тоже на месте. Жарко. Она лежит на кровати во тьме, что тоже странно. Никакого света, ни окон, ни дверей, ни занавесок, из-под которых могли бы пробиваться лучи уличных фонарей.

Словно это все же продолжение сна.

Она ощупала кровать рядом с собой. Ничего особенного – и ничего, что могло бы ей дать хоть какую-то информацию. Впрочем, кровать большая, двуспальная, с хорошим матрасом. Простыни еще горячие от ее тела. Наверное, у нее жар. Взмокшие волосы налипли на лоб и лицо, и пришлось несколько раз провести по щекам руками, чтобы убрать их. Одеяло тяжелое, пуховое. Стена у изголовья на ощупь странная, словно пластиковая. Возле кровати тумбочка, и – о, спасибо! – на стене закреплен светильник. Арина щелкнула выключателем и с изумлением оглядела небольшую, не знакомую ей комнату. Ее внимание привлекло овальное оконце, прикрытое пластиковой шторкой.

Она в самолете!

Холодный ужас снова схватил ей горло, и воспоминания вырвались из сознания. Вчерашний день, Ричард и его темные глаза, исполненные предательства. Аркадий, подающий ей руку, галантный дядюшка-дьявол. Арина вскочила и огляделась, пытаясь унять панику, подавить рвущийся из горла крик.

Как она сюда попала? Неужели та ночь все еще продолжается? Это невозможно. Они опоили ее чем-то и выкрали, они легко могли продержать ее в бессознательном состоянии несколько дней. Странно, что они попросту не убили ее. Она зачем-то была им нужна, и они переодели ее в чью-то футболку и уложили спать. Арина содрогнулась и скривилась от отвращения при мысли, что дядюшка-дьявол к ней прикасался. Возможно, нес ее на руках, бесчувственную, переодевал. Бог знает, что еще он мог сотворить с ней. Он способен на все.

Торопливо обследовав тело, Арина не нашла никаких подозрительных следов, если не считать пары синяков и темных следов на запястьях, но это было – другое. Максим! Его имя вспыхнуло в памяти одновременно с целым ворохом воспоминаний, и злые, безразличные лица из ее сна рассеялись. Максим ищет ее, а на ее руках – следы их с Максимом любви, их горячей, сумасшедшей схватки, в огне которой ни он, ни она не могли отличить огня от воды, а боли от наслаждения. И ни один не мог и не хотел сказать «стоп».

Это была их любовь, их маленькая бесконечность.

Арина прикусила губу, чтобы не закричать. Если они держат ее здесь, то лишь затем, чтобы шантажировать Максима. Он любит ее, и эта мысль наполняет все ее тело счастьем. Он любит ее, и это бесит дядюшку-дьявола. Быть может, они шантажируют его прямо сейчас, требуя ради сохранения ее жизни пойти на жертвы, на которые он пойти не должен и не сможет. Чего они могут потребовать от него? Навсегда покинуть Россию? Навсегда оставить ее, Арину? Навсегда забыть, чье лицо снится Максиму каждый раз, стоит ему уснуть на ровной мягкой постели?

Тишина. Подозрительная тишина. Самолет стоял, а не летел. Она бы услышала гул, избавиться от которого было бы невозможно, сколь бы хорошей ни была звукоизоляция. Они что, просто оставили ее одну в самолете, в спальне? Арина бросилась к иллюминатору, открыла пластиковую створку и прижалась горячим лбом к холодному стеклу. За окном была ночь, и шел дождь. Все, что она увидела – это что они стоят на асфальтовой убегающей вдаль дорожке и что рядом с ними стоят еще два самолета. Частных самолета. Она вспомнила и вензель клана Коршуновых. Значит, она снова попала на тот самолет, сейчас – на правах пленницы. Когда человека нельзя купить, его можно убить.

В нерешительности Арина встала и прошлась из угла в угол. Мысли скакали как бешеные, отказываясь принять факт, что сопротивляться бессмысленно. Иллюминатор слишком мал, но даже если бы она умудрилась протиснуться сквозь овальное отверстие, ей никогда не выбить стекла. Полнейшая беспомощность. Не та беспомощность, когда ты покорно подставляешь свои руки, позволяешь любимому стянуть запястья ремнем, привязать тебя к креслу… Беспомощность отчаяния, в которой нет ничего, кроме желания выжить, найти выход там, где его нет и быть не может.

Все кончилось разом – время вышло, двигатели завелись с громким гулом. От неожиданности Арина вскрикнула, но ее крик потонул в шуме моторов. Они улетают. Куда? Куда бы они ни направлялись, выбраться оттуда будет куда сложнее, чем отсюда. Каким-то шестым чувством Арина была уверена, что они в Москве. Какой-то аэропорт. Какой? Она знала только Шереметьево и Домодедово. Куда они приземляются обычно? Она приземлялась только в Хитроу и в Санкт-Петербурге.

Взгляд ее наткнулся на небольшую изящную вазу с живым цветком – эту красную розу поначалу она не заметила. Ваза была легкая, длинная, тонкая, предназначенная вместить только один цветок. Арина выкинула розу на пол, вылила воду на ковер, схватилась поудобнее за нижнюю часть вазы и огляделась.

Она слышала о «розочке» от подруги Нелли, но никогда за все двадцать лет своей жизни ей не приходилось воспользоваться этим «оружием пролетариата» для защиты. И уж тем более для нападения. Рука дрожала, но Арина заставила себя успокоиться, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, подошла к стене возле иллюминатора и ощупала угол тумбочки у кровати.

Р-р-р-аз!

Что было силы она шарахнула вазой о край тумбочки – и вскрикнула от боли в предплечье. Ваза разбилась, звон стекла могли услышать, но разве теперь это было важно. Арина подавила крик. Ваза разбилась точно так, как она и хотела. Кривой рваный стеклянный край выдавался по одной стороне, но держаться за донышко было удобно.

Разве можно с этим идти туда?

Арина вздрогнула, и паника, как темная вода, накрыла ее с головой. Что это будет – одна хрупкая, тонкая девушка в трусах и футболке против всего мира? Арина прижалась спиной к стенке у двери.

Два!

Она крепко ухватилась одной рукой за осколок вазы, другой – за дверную ручку. Вполне возможно и даже наиболее вероятно, что дверь заперта. Арина осторожно надавила на ручку, и та, к ее удивлению, поддалась, раскрывая перед ней узкую, плохо освещенную полосу центрального салона. Ковер, светильники по стенам. Приглушенные голоса где-то дальше, за пределами видимости. Арина сделала глубокий вдох и распахнула дверь.

Три!

Аккуратно переступая по ковру с бесшумностью кошки, она выбралась в холл. Пахло чем-то жареным, какой-то едой. Арина пересекла коридор и прижалась спиной к противоположной стене. Если ей повезет, она доберется незамеченной до круглой тяжелой двери. Как они ее называют? Люк?

Четыре!

Перебраться через гостиную, где дядюшка-дьявол и Ричард «Гнилое Сердце» обедают ее будущим. Или, скорее, ужинают. Арина перегнулась через угол и бросила короткий взгляд на зал. Стол действительно стоял там же, где она его помнила, но за ним никого не было. Пустые тарелки, миска с хлебом, но, к сожалению, никаких приборов. Ни вилок, ни ножей, даже столовых. Арина огляделась, пытаясь вспомнить, какая из дверей-люков открывалась, когда она заходила на борт этого самолета в прошлый раз. Из холла шли четыре коридора. Два – в сторону спальной комнаты и еще одной, где сидели они с Максимом. Еще два – за ее спиной – как раз вели к выходам. Она повернула голову и уже совсем было решилась двигаться дальше, как вдруг заметила чью-то тень в глубине коридора. Она вернулась обратно к столу, но убежать не успела.

– Я же сказал, что она проснулась, – услышала Арина голос у себя за спиной. Спокойный, с легкой хрипотцой – голос уверенного в себе человека. Арине не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это он. Аркадий, дядюшка-дьявол, смотрел на Арину и улыбался. Она видела эту его ледяную улыбку – улыбку убийцы – во время его короткого, омерзительного визита в квартиру на набережной. Она чувствовала ее и сейчас. Она не оборачивалась и не шевелилась, прижимая свою жалкую «розочку» к животу в слепой наивной надежде, что он ее не заметит.

– Арина, как вы себя чувствовать? – Второй голос прозвучал откуда-то сбоку. – Вам надо лежать.

– Ричард! Какой приятный сюрприз! – по возможности нейтрально произнесла Арина. – И ты здесь. Чаю мне предложишь?

– Нам надо поговорить, – строго оборвал ее саркастический монолог Аркадий. – Арина Петровна…

– Пять! – пробормотала она.

– Что? – нахмурился Аркадий, но Арина уже бросилась ему навстречу, а когда он попытался остановить ее, она резко выбросила вперед руку с битой «розочкой». Рваный край стекла столкнулся с чем-то упругим, и раздался крик. Рука Аркадия скользнула по ее бедру, так и не ухватив его. Пролетев мимо дядюшки-дьявола, Арина бросилась к люку, отметив краем сознания фигурку стюардессы чуть в глубине. Сердце Арины билось как сумасшедшее. Еще пара шагов, один рывок рычага – на себя, как изображено на схеме, – и она на свободе. Там, в темноте ночи, под холодным дождем, в неизвестности и полнейшей неопределенности.

Куда лучше, чем то, что сейчас.

– Стойте! Ричард, держи ее! Вот черт, она мне руку разрезала, фурия! – Все эти крики словно отошли на задний план или даже в параллельный мир, а ее реальность свелась в одну пульсирующую точку. Арина дергала на себя рычаг, но это было невыносимо трудно, рычаг не поддавался. Одной рукой ей это не сделать, но в другой у нее оружие. Она услышала чьи-то шаги и отпустила рычаг, обернулась на звук. Растрепанный, одетый до нелепого небрежно Ричард таращился на нее. Она сжалась и выставила «розочку» рваным краем вперед, перед собой.

– О господи! Айрин, не надо! – Ричард замер перед этой совершенно невероятной Ариной – дикой, с длинными голыми ногами, с окровавленной стекляшкой в руках.

– Не приближайся! Убью! – Арина сделала выпад, размашисто полоснув «розочкой» воздух перед собой.

– Боже мой! – обморочно прошептал Ричард. – Что с вами сделано!

– Выпусти меня. Выпусти, сволочь! – Как могла, Арина снова повисла на рычаге, и на этот раз он поддался под тяжестью то ли ее веса, то ли ее отчаяния. Дверь разомкнулась. Холодный и влажный ветер ворвался в салон, свежий ветер надежды. И тут Арина заметила Аркадия, тот появился в проеме, держа большой блестящий пистолет окровавленной рукой.

– Бросайте вашу резалку, – зло процедил он. Арина смотрела на узкую полоску, отделявшую ее от призрачной свободы.

– Не надо проблема, – сипло прошелестел Ричард самым мягким тоном, на какой был способен.

– Нынешние джентльмены пробавляются предательством? – скривилась Арина и раскрыла дверь шире.

– Не дурите. Без трапа вы упадете и разобьетесь.

– Но вы же все равно хотите меня застрелить, так что какая вам разница, – резонно возразила Арина и раскрыла люк еще шире. Аркадий подался было вперед, но остановился, изумленно наблюдая за тем, как Арина балансирует голыми ступнями на краю открытого люка. Это было глупо. Конечно, глупо было бы ожидать, что с той стороны двери окажется трап, но Арина об этом не думала. Она обернулась. Где-то внизу, прямо под ней чернел мокрый асфальт. Неужели же это конец? Сдаться? Ни за что. Прыгнуть? Что это изменит?

– Я совсем не хочу застрелить вас. – Аркадий говорил медленно и спокойно, словно боясь звуком голоса столкнуть ее вниз. Почему он волнуется за нее?

– А зачем же вам пистолет? – едко спросила она.

– Затем, что между нами возникло недопонимание, – проговорил он. – С самого начала. И теперь нужно его устранить.

– Что здесь происходит, вашу мать?! – Услышав этот голос, такой знакомый, с изрядной долей холодного бешенства и обжигающей ярости, Арина вздрогнула. Откуда здесь Максим? Она не могла поверить ушам, но вот и он сам появился из-за двери кабины пилота.

– Максим! – Арина почувствовала, как у нее закружилась голова. Он здесь.

– Арина!

– Ты жив! – что бы там ни было, он цел и невредим, он здесь и смотрит на нее. Все ужасы, державшие ее в агонии последние дни, отступили и рассеялись, как призрачный дым пустых снов.

– Ну что, хоть теперь вы готовы отойти от двери? – спросил Аркадий. Арина замерла в нерешительности, затем сделала шаг вперед. В этот момент сильный порыв ветра ударил ей в спину, и она не удержалась на скользком, мокром от дождя крае.