Лорд, как господин, в землях которого произошло преступление, объявил, что сегодня здесь судят за попытку нарушения Высшей воли Кен Джуна, воина и землевладельца, и Сон У, служительницу храма Правосудия и Справедливости.

Всё, что говорилось и происходило дальше Кен Джун воспринимал как сквозь пелену. Внизу шумела толпа, но он смотрел только на Сон У, которую держали на противоположной стороне площадки. Она была одета не как служительница храма, а в крестьянские укороченные чёрные брюки и простой лиловый жакет. Девушка дрожала, хотя день был теплым и ясным, всё время плакала и заявляла, что признаёт свою вину и просит прощения, потому что, идя наперекор Высшей воле не имела никакого злого умысла.

Когда же настала очередь Кен Джуна, он также признал свою вину и просил наказать только его, поскольку он прекрасно знал о возможных последствиях своих поступков.

Снова ударили в гонг.

Оверлорд поднялся со своего места, демонстрируя недюжинный рост. Его красные глаза то ли горели пламенем, то ли наливались кровью. С ушей свисали длинные серьги. Сам Они по случаю праздника был облачён в торжественный красно-серый длиннополый мундир. В полной тишине он и объявил приговор:

– Как защитник Высшего порядка в Дай-го и с учётом того, что обвиняемые намеренно шли против Высшей воли, указываю, что единственным решением в сложившейся ситуации должно быть её исполнение: Кен Джун и Сон У никогда не должны быть вместе. А потому Кен Джун с позором лишается возможности возглавить клан. Так же он будет разжалован в звании, но как искусный воин продолжит служить Лорду под флагами Оверлорда и на благо Дай-го. Что касается служительницы храма Сон У, раз её не утраивают правила Дай-го, она будет отправлена в другой мир. Но перед этим собственноручно напоит Кен Джуна чаем забвения, отчего он о ней полностью забудет. Никто из присутствующих здесь никогда не должен напоминать о случившемся или попрекать Кен Джуна и Сон У, ибо после того, как свершится Справедливость и Правосудие, они полностью искупят свою вину.

Объявили чайную церемонию. Приготовление чая тянулось бесконечно долго. Теперь толпа внизу уже не гудела. Женщины украдкой плакали. Старики сочувственно вздыхали. Но никто не уходил. Кен Джун рассмотрел даже крутившуюся возле лисицу, подумав, что и оборотни пришли посмотреть на то, как свершится Высшая воля.

Наконец, Сон У разрешили приблизиться с подносом.

Руки её тряслись настолько, что когда она подавала чай, то разлила всю чашку. Пришлось наполнять её второй раз. Теперь Джун взял её ладони в свои и приблизил чашку к губам. Из её рук Джун был готов пить что угодно, даже яд.

– Мне жаль, мне очень жаль, – повторяла девушка.

– Ничего, это ничего, – отвечал ей юноша, а когда чашка была пуста добавил: – Ничего не бойся, я найду тебя.

– Лучше побереги себя, Кен Джун, – сказала Сон У.

И её повели к Вратам.

Врата были частью храмового комплекса, но старше его самого. При строительстве храма Врата перенесли из какого-то другого места. И, если не считать того, что выглядели они древними, ничего особенного в них не было. Резные красные деревянные тории, установленные на самом краю скалы, на которой был воздвигнут храм. Пройти через них даже при желании было невозможно: любой попытавшийся это проделать, без сомнения упал бы в пропасть и разбился. И тем не менее, легенда говорила, что это портал в другие миры.

Сон У шла в сопровождении источавшего холод Оверлорда, но теперь уже была спокойна, будто ею овладело полное безразличие ко всему. Каждый её шаг отдавался в голове Джуна гулким эхом, он чувствовал, что девушка будто бы хотела быстрее дойти и окончить этот мучительный процесс. Вот последний удар её туфель о камень, и как только она занесла ногу над пропастью, проём вспыхнул ярким пламенем. Толпа внизу ахнула. А Сон У пропала.

Кен Джун пришёл в себя. Пока он восстанавливал события прошлого, на землю опустилась по-настоящему темная летняя ночь. Перед юношей догорал костёр, внизу поблескивала и журчала река, а в двух шагах у корней раскидистого кедра сидела белая лисица. Некоторое время они молчали. И юноша был уверен, что Ынхе знает, что за сон он видел.

Воспоминания, которые вернулись к Кен Джуну, приносили невыносимую боль, несравнимую ни с одной раной, полученной на поле боя. Боль накатила как волна своей первобытной силой, которой невозможно противостоять. Весь тот хаос чувств, наполнявших юношу прежде без причины, теперь обретал смысл. Прошлое, которого не изменить, утрата, которую не восполнить, но в то же время где-то в глубине души Джуна продолжала жить любовь и надежда на то, что в неизвестном и далёком другом мире его, возможно, все ещё ждёт Сон У.

Наконец, глядя в темноту, Кен Джун сказал:

– А правда, что кицунэ создают иллюзии неотличимые от реальности? Сможешь показать мне вторую луну в небе?

– Луны и так две, – ответила девушка-лисица.

Кен Джун поднял голову. На небе действительно было две абсолютно одинаковые луны. Ынхе подмигнула ему.

С севера же надвигались настоящие плотные тучи. Собиралась обещанная гроза.

– Кто-то едет, – навострив уши, предупредила лисица.

– Кому бы понадобилось ехать ночью в лес, особенно перед дождем? – не придал значения её беспокойству юноша.

– Это меня и тревожит, – лисица прибилась к ноге воина.

– Не беспокойся, – потрепал её Кен Джун. – В моих владениях нет разбойников. Сейчас узнаем, кто эти добрые люди. Возможно, это мои слуги, забеспокоились о том, что я не вернулся затемно.

Теперь уже и юноша слышал цокот копыт по дороге. А через несколько минут на поляне у берега, где догорал костёр, появились шестеро всадников. Лица их были скрыты под черными платками, а одежда не походила ни на крестьянскую, ни на монашескую. Прибывшие объехали поляну по кругу и взяли Кен Джуна с лисицей в кольцо.

– Я господин Кен, владелец этих земель, – заговорил с неизвестными юноша, – а кто вы?

Вместо ответа один из всадников занёс меч и ударил наотмашь.

Лезвие лязгнуло, высекая сноп искр – Кен Джун успел отразить удар, выхватив «проклятый клинок мастера Си» из ножен.

При этом лисице, сидевшей рядом, пришлось кубарем откатиться в сторону, чтобы не попасть под копыта коня. После кувырка она обернулась девушкой, вынула из-за пояса свой меч с коротким изогнутым лезвием и встала спиной к спине Джуна, готовая отражать новую атаку.

– Эти ребята не особо разговорчивые, – бросила она с иронией через плечо.

Всадники, подтверждая её слова, молча выровняли кольцо окружения.

Налетел порыв ветра. Первые крупные капли воды упали на лицо Кен Джуна, когда кольцо стало сжиматься, а костёр, до этого освещавший поляну, медленно затухать.

Кен Джун не стал дожидаться, когда круг сомкнётся и с угрожающим криком бросился на того всадника, чья лошадь шла, подскакивая, и слушалась хуже остальных. Увидев, что наездник правша, Джун решил подобраться к коню с левой стороны, чтобы удар всадника, если бы и пришелся, то был нанесён из неудобного положения. Всё умозаключения заняли лишь долю секунды, но расчёт оказался верным: всадника удалось стащить на землю, в то время как неуправляемая лошадь стала громко ржать и метаться, внося неразбериху в строй атаковавших.

Шум приближающегося дождя нарастал.

Второй и третий всадники уже неслись на Кен Джуна. Удар одного из них юноша отразил, устояв на ногах, но всё же получил сильный толчок от коня второго и отлетел на спину. В это время первый всадник, сброшенный с коня, поднялся с земли и собирался незамеченным напасть на лежавшего на земле Джуна. Ынхе возникла между ними, загородив собой юношу, и ранила всадника в плечо.

– Неплохо, – повернулся Джун, отмечая, что тонкие руки девушки ловко управляются с оружием.

– Всегда пожалуйста, – подмигнула ему Ынхе.

– Справа, – выкрикнул в ответ Кен Джун.

Девушка успела отскочить и пнуть от себя попавшее под ноги бревно. В темноте конь наткнулся на внезапно оказавшееся на пути препятствие, запнулся и упал, придавив собой наездника.

Разбойников оставалось ещё четверо. Не слишком много, чтобы Кен Джун при помощи Ынхе не одолел их, но и не слишком мало, чтобы они не смогли ранить задержавшихся на дороге.

Джун выбрал самого мощного и сильного из противников и стал двигаться в его сторону.

– Прикрой меня, – велел он Ынхе через плечо.

– Уже тут, – нагнала его девушка-оборотень, держа ятаган двумя руками.

Вдруг среди гула набирающего силу ливня послышался лай собак. Вспышка молнии осветила берег, куда выскочили борзые. Кен Джун пнул налетевшего на него пса. Хорошо, что на ногах юноши была защита, иначе он рисковал остаться хромым на всю оставшуюся жизнь. Животное с визгом отлетело в сторону.

– Джун, я боюсь собак, – в голосе Ынхе, ещё минуту назад задорно отбивавшей нападки, звучало отчаяние.

– Проклятье демонов! – выругался Кен Джун. – Ты это серьёзно?

– Я же лиса! – напомнила девушка.

Юноша посмотрел на неё. Ынхе теперь выглядела не храброй воительницей, а загнанным зверем. Пользы от неё в этой ситуации не было. Между тем трое разбойников продолжали наступать, а четвёртый поднимался с земли.

– Ынхе! – позвал Кен Джун, чтобы девушка послушалась его. – Будем отступать вниз по реке. Недалеко находится старая мельница. Там нам проще будет обороняться. Ты поняла?

Кицунэ повторять не пришлось. Она понеслась прыжками по скользким камням, а Джун, старался не отставать, отбиваясь в темноте от преследователей. Когда конь одного из оставшихся разбойников упал, поскользнувшись, юноша побежал изо всех сил, чтобы настичь девушку-оборотня.

Когда насквозь промокший Кен Джун добрался до мельницы, Ынхе уже стояла у входа, но поза её была странной.

В свете очередной молнии Кен Джун увидел, что за спиной девушки стоит кто-то ещё и удерживает её, приставив её же ятаган к горлу.

«Один из разбойников поджидал здесь», – мелькнула догадка в голове юноши.

Но в этот момент раздался металлический скрежет. Не отпуская Ынхе, фигура сделал шаг навстречу. Кен Джун увидел, что от ноги зловещего незнакомца тянется цепь. Он был прикован.

Кен Джун вспомнил, как управляющий Го говорил, что на мельнице будто бы завелся злой дух. Как раз сейчас им предстояло узнать, кто кроется за этим вымыслом. Это было по меньшей мере интересно, но в данный момент совсем не кстати, ведь разбойники никуда не пропали и должны были появиться с минуты на минуту. Поэтому Кен Джун стал действовать решительно.

– Чего ты хочешь? – крикнул он захватчику девушки-оборотня.

– Подойди и разруби мои цепи, если не боишься – расхохотался тот, и хохот его слился с раскатом грома.

Кен Джун осторожно двинулся вперёд. В те секунды, что молнии озаряли небо и землю, он смотрел не на Ынхе, а за цепью, и остановился, когда та максимально натянулась. Так Джун оказался напротив неприятеля, который не мог его достать. Самое поразительное было в том, что перед юношей действительно предстал призрак: окровавленные одежды знатного воина, сквозная дыра посреди груди, длинные седые спутанные волосы, отросшие ногти и зловонное дыхание. Лица было не видно, его скрывала тень низко надвинутого шлема. Джун не мог отвязаться от мысли, что, возможно, это и к лучшему.

– Почему сам не разрубишь, раз отнял клинок у моей помощницы? – спросил юноша.

– Это заколдованная цепь и разрубить её может только проклятый клинок, – оскалился призрак и в гортани у него забулькало. – Я ведь вижу, у тебя именно такой.

– Вот что: отпусти девушку, помоги победить разбойников, которые преследуют нас, и тогда я разобью цепь, – спокойно ответил Джун.

– Почему, по-твоему, я должен на это согласиться? – разозлился призрак.

– Подумай: если ты убьёшь девушку, то один я с разбойниками не справлюсь, – пояснил Кен Джун. – Тогда перед смертью я свой меч сломаю о камни и заброшу куда-нибудь подальше, где его никто никогда не найдёт, и тогда тебя никто не освободит.

– Как я могу знать, что ты не обманешь? – прохрипел призрак.

– Даю тебе слово Кена, – пообещал Джун.

Призрак отпустил Ынхе как раз в тот момент, когда перед мельницей показались разбойники. Джун кинул Ынхе свой малый меч, чтобы она тоже могла защищаться. И она запрыгнула на окно, где собаки не могли её достать.

Во дворе остались призрак и Кен Джун. Животные чувствовали неживое присутствие и вели себя нервно. Это было на руку защищавшимся. Собаки щерились и боялись подходить, а кони старались сбросить наездников и бежать прочь.

Снова полыхнула молния и раздался раскатистый удар грома.

Раненый разбойник направился к Ынхе, посчитав её наиболее слабой. Возможно, его рассуждения не были ошибочными, но девушка заняла хорошую позицию и смогла нанести сокрушительный удар с высоты окна, сначала отбросив врага, а затем, уже окончательно отправив с берега в бушующий поток реки.

Другой разбойник бросился на призрака, приняв его за старика, но тот, размахивая ятаганом, завис в воздухе над ямой, куда, не ожидавший подвоха нападавший, угодил с разбега и где затих.

Кен Джуна атаковали сразу двое.

С одним разбойником Джун расправился быстро, ударив его головой в лицо, откинув от себя и пронзив мечом. Но воодушевившись такой легкой победой, юноша допустил непозволительную оплошность – неосторожно отступил назад и зацепился за выступавший из земли корень. Повалившись с ног, он скатился по каменистому берегу к самой реке, поняв, что вывихнул правое плечо, когда не смог поднять меч. Нужно было подниматься и перехватить меч в другую руку, но Джун не успел. Лезвие меча противника неслось на бешеной скорости прямо в лицо юноше, распластавшемуся на спине среди валунов. Между кончиком лезвия разбойника и лицом Кен Джуна оставалось не больше длины мизинца. Джун схватил лезвие руками, стараясь удержать.

Ынхе уже бежала на помощь, но была ещё слишком далеко.

В этот момент за спиной разбойника послышался свист, он рефлекторно оглянулся и увидел безобразное с тонкой переносицей и высокими скулами перекошенное лицо призрака, изъеденное тленом.

Джун тоже взглянул в это лицо и узнал его. Однако, воспользовавшись моментом, он отклонил нависавший клинок от себя, и тот вошёл в землю рядом. Затем Джун сделал подсечку, повалил противника, схватил из земли чужой меч и нанес смертельный удар.

Теперь вокруг шумел только дождь. Вода струями текла с волос Кен Джуна, заливая глаза. Одежда была не только мокрой, но и грязной. Юноша сжал порезанную ладонь, чтобы остановить кровь. Ынхе оказавшись рядом, ощупывала его плечо, намереваясь вправить вывих, но Кен Джун отстранил её.

– Отец? – обратился он к призраку.

Призрак чиркнул клинком ятагана возле самого лица Джуна, и то еле успел отступить

– Теперь руби цепь, – грозно приказал призрак.

– Джун, чтобы призрак подобрел, нужно дать ему перцовую смесь, – шепнула на ухо юноше Ынхе и протянула небольшой мешочек. – Это действует на любых злых духов.

Юноша послушно развязал его, достал щепотку и кинул в призрака.

Тот вдруг заискрился, закрутился и чихнул.

– Будь здоров, отец, на этом свете и во всех мирах, – Джун разрубил цепь. – Ты свободен.

Они укрылись от дождя на мельнице.

Джун сел на большое каменное колесо жерновов, подумав, что крыша в нескольких местах прохудилась, и мельнице не помешал бы ремонт. Ынхе снова обернулась лисицей и пристроилась на старых мешках. А призрак опять надвинул шлем пониже и встал на стражу у входного проёма, напоминая музейный экспонат.

– Что с тобой случилось, отец? Почему ты стал призраком? – спросил Джун, выливая воду из сапогов.

– Призраком становится тот, кто погиб от чужих рук, но не знает своего убийцу, – погладил редкую бородку мертвый господин Кен.

– Не ты ли погиб доблестно в бою под знамёнами единого Дай-го, вызвавшись один на один в смертельной схватке сойтись с гигантом Аби, отправленным восставшими из Керё? Не пали ли вы оба на поле брани от ран, нанесённых друг другу?

– Я погиб в том бою, но лишь потому, что накануне битвы меня отравили, – вздохнул призрак. – Поскольку я не знаю, кто это сделал, после смерти я превратился в вечно голодного злого духа, которого речная ведьма приковала к мельнице.

Они помолчали, размышляя над произошедшим. На улице начинало светать. Хоть дождь и не прекращался, призрак начинал бледнеть. Наставало время прощаться.

– Мы должны отомстить за твою смерть, – сказал Джун отцу.

– Ты, сын, следуй своей судьбе. Если все мы будем поступать верно, то и правосудие не заставит себя ждать, – призрак обнял Кен Джуна и растворился прямо у него в руках.

Ынхе прыгнула на порог мельницы. Река за ночь поднялась, подтопив берег. Тела убитых разбойников лежали в лужах. Лисица подошла ближе к одному из них и принюхалась. Кен Джун вышел за ней и снял черные платки с их лиц.

– А разбойники странно похожи на солдат Лорда, – сказала ему Ынхе.

Кен Джун ничего не ответил.

– Возвращаемся в село? – отряхнулась лисица.

– Нет, Ынхе, – задумчиво возразил юноша. – Я поеду прямиком домой в «Птичий терем». А тебе нечего мокнуть, ты возвращайся к госпоже Инари и убедись, что речная ведьма пришла, куда нужно.

Они вместе добрались до излучины, где оставался привязанным Лунь.

Кен Джун взобрался на скакуна и посмотрел на лисицу. Та в свою очередь внимательно смотрела на него, выжидая.

– Ну, беги, – сказал он ей и, убедившись, что Ынхе ускакала в мокрую траву, тронулся сам.

Дождь стоял белёсой пеленой, скрывая и сады, и села, и горы. Так прошлое Кен Джуна до вчерашнего дня было скрыто от него завесой забвения. А теперь внутри него дождь прекратился. Всё прояснилось. Мысли были столь чёткими и острыми, что покалывание отдавалось и в пальцах. Ему не терпелось начать действовать.

Под покровом дождя Кен Джун прибыл в «Птичий терем» незамеченным. Вместо того, чтобы предстать перед семьей и объявить о своём возвращении, юноша сам отвёл Луня в конюшню и накормил. А затем вошёл в здание через дальнее крыло дворца, где размещались слуги. Столкнувшись возле кухни с поваром, он попросил не докладывать матери о своём приезде, после чего поднялся по приставной лестнице на чердак, где хранили старые вещи.

Последний раз Кен Джун был на чердаке в детстве. Мальчишкой ему нравилось забираться сюда тайком от родителей (потому что сыну господина не положено уподобляться детям слуг) и рассматривать сложенное там добро, которое представлялось тогда настоящим сокровищем. Джун не мог понять, почему столь оригинальные и ценные вещи как дедушкины карты, вёсла, ходули и барабан или отцовские колокола и телескоп пылились на чердаке, в то время как дом заполняли безвкусные безделушки вроде масок и статуэток, доставленные из самого далёкого далека и подаренные уже не вхожими дом гостями по самым банальным поводам.

На чердаке как всегда стоял волнующий аромат – пахло сеном, ветошью и пылью. Среди прочих составленных друг на друга и похороненных здесь вещей Кен Джун нашел и свой платяной деревянный сундук. Крышка его, на которой изображалась сцена сбора риса, была заперта на ключ. Разумеется, если бы он спросил у домашних, где ключ, то тот оказался бы где-то потерян, а на самом деле надёжно спрятан. И юноша не питал надежд его отыскать. Вместо этого он осмотрел сундук. Замок был надёжным и взломать его не вышло бы. Но, Кен Джун лучше других знал слабое место своего сундука: петли, закреплённые снаружи стержнями со спиральной нарезкой вместо заклёпок. Довольно быстро Джун снял крепление и петли с помощью перочинного ножа, просунул в образовавшуюся щель дедушкину стальную ходулю вместо лома и рванул крышку вверх. Та с треском вылетела, осыпав взломщика острыми щепкам. Склонившись над открытым сундуком, Джун замер. И в первый раз за долгое время глаза его наполнили слёзы.

В сундуке лежали клетка птицы, два красных приглашения из храма Справедливости, а также свиток, перевязанный красной лентой. Кен Джун снял ленту и развернул его. На рисовой бумаге чернилами был написан портрет девушки , играющей на цитре.

Новое чувство овладело сердцем Кен Джуна. Теперь его захвалила пустота, оттого что ни мать, ни братья, ни дядя, ни Геге с Диди не сказали ему ни слова. Они сговорились и решили за него, что ему не стоит бороться за Сон У. И только госпожа Инари проявила к нему сострадание.

Опустив крышку сундука на место и взяв оттуда только красную ленту, юноша покинул «Птичий терем» и отправился в Священную рощу.