– Были и другие причины. Мы с женой разошлись, я приехал навестить сына. Она заявила, что не позволит нам встречаться. Боюсь, не сумею описать вам своего состояния, что со мной сделалось…

– Я видела.

– Ну да… точно, вы видели.

– До такого состояния вас довели эмоции. Вот и занесло к нам, в глушь, чтобы вы отлежались, остыли. А эмоции – улеглись. Возможно, друг ваш ни в чем не виноват. Возможно, его оговорили. Бывает такое?

– Бывает, – со скрипом согласился Добров.

– Почему же вы поверили сразу, безоговорочно, не поставив на весы вашу дружбу?

– Я был в таком состоянии… Был готов принять любой удар, думал, что хуже не будет… Или по-другому: думал – пусть будет еще хуже!

– Вот видите! Ваша судьба держит вас здесь, чтобы вы разобрались в себе.

– Но ведь дело не во мне! Это внешние обстоятельства!

– Всегда дело в нас самих. Я думаю, ваша жена – не такой уж монстр. Ведь когда-то вы ее любили? Возможно, она просто хочет серьезно поговорить с вами. Возможно, надеется возобновить отношения ради сына.

– Я не стану возобновлять отношений! Пусть не надеется.

– Всегда можно найти компромисс, – возразила Полина.

Она не поддавалась на его воинственный тон, беседу вела спокойно, умиротворенно. «Как врач», – подумал Добров. Было приятно слушать ее. Суждения этой женщины утешали, как успокоительное. Хотелось верить в то, что она говорит.

– Пока люди живы, у них есть шанс. Враги могут стать друзьями, друзья могут и должны простить друг друга. Обидно тратить жизнь на ссоры и склоки.

Добров понял, что Полина говорит о себе. Она ничем не может восполнить свою утрату и, вероятно, многое хотела бы изменить в прошлом.

– Я так понял, Полина, что вы пять лет назад потеряли своего мужа?

– Потеряла, – спокойно кивнула Полина.

– А как все случилось? Или вам не хочется говорить об этом? Тогда не надо.

– Нет, отчего же? Скажу. Я вот врач, всем советы даю, а Колю недоглядела.

– Он болел?

– Да, он стал болеть, а я не могла понять, в чем дело. Точного диагноза не было. Слабость у него, вдруг весь потом покроется. То лежит целый день. Я его осмотрела, поняла, что печень увеличена. К врачам в район поехал. А там ему сказали: «Здоровый мужик, сорок лет, не стыдно по больницам таскаться?» Вроде как в симулянты его записали. Вернулся Коля и сказал: «К врачам меня больше не посылай». Так и лечила сама. А он не жалуется ни на что. Только иногда ляжет и лежит…

Полина помолчала. И Добров молчал, не зная, что сказать, и боясь прервать эту нечаянную исповедь. Вероятно, Полине, как и ему, было необходимо высказаться перед кем-то посторонним. Перед человеком беспристрастным, чужим. Она продолжала:

– Потом я все-таки вызвала на дом врача, нашего участкового. Вы его видели. Выписал уколы, они только Коле и помогали. А я уже к тому времени стала в клубе работать, и иногда мне приходилось заведующую на дискотеке подменять. Ну, на танцах дежурить. Уколы я делала мужу сама, строго по часам. В тот день суббота была, танцы. Я укол сделала и на дежурство ушла. Тимоха у деда после бани остался ночевать. А Коля вроде спать лег. Но, как оказалось, не уснул он. Плохо ему стало. Ночь уже была, час или два. Он стал звонить мне в клуб, это я так думаю. Но там такая музыка – грохот, шум. В зале телефона не слышно, аппарат ведь в кабинете заведующей стоит. А танцы у нас летом до утра, я домой часа в четыре пришла. Пришла – Коли нет. Я покричала во дворе: «Коля, Коля!» Решила – может, меня встречать пошел. Придет… Прилегла на минутку и уснула. А утром стук в окно разбудил. Девчонка соседская прибежала, восьми лет. Она еще ничего сказать не успела, только стукнула в окно. А я уже все поняла. И кричит: «Тетя Поля, ваш дядя Коля у Рябовых забора мертвый лежит!» Так и сказала. Корову в стадо выгоняла и увидела.

Я как-то сразу все поняла – что он шел-то ко мне, но другой дорогой. Вернее, это я пошла другой дорогой, потому что девочку пьяную домой отводила. У нас, знаете, девчонки, бывает, на танцах хуже парней напиваются… Я после этого стука в окно словно одеревенела вся, словно замерзла. Делала что-то, но ничего не соображала. Плакать не могла. Качалась на стуле, качалась…

Полина рассказывала, не видя собеседника. Она вся ушла туда, в свое горе.

Добров молчал, но ему казалось, он кожей чувствует, как ей было больно тогда, в то летнее утро. Она промокнула лицо полотенцем, которое держала в руках.

– Утомила я вас? – Виновато улыбнулась сквозь слезы. – Это я сейчас плачу. А тогда не могла. Не было слез. Только одна боль. Изнуряющая такая боль…

– Я понимаю.

– Я что-то разговорилась сегодня. Это впервые с тех самых пор. Плакать потом научилась, но говорить об этом не доводилось.

– Все проходит, – тихо сказал Добров и накрыл своей рукой руку Полины.

Она кивнула. Борису хотелось отвлечь ее от грустных мыслей, сказать что-то хорошее. Только он не мог придумать что. Ему хотелось рассказать ей, как он благодарен им с Тимохой за все. Он решил отблагодарить их по-настоящему щедро. Но не знал как. Все казавшееся простым и естественным до вчерашнего утра теперь могло выглядеть фальшивым, неуместным.

– Мне очень нравится ваш сын, Полина. Настоящий мужик.

– Спасибо.

– Учиться мечтает. Это хорошо. Только вам ведь одной непросто будет его выучить…

Полина пожала плечами:

– Я не одна. Отец мне помогает. А потом… Правильно вы заметили: он – будущий мужчина и в жизни будет пробиваться сам. Я в него верю.

– Я тоже, – согласился Добров. – Но считаю, что именно таким ребятам и нужно помогать.

Полина убрала перемытую посуду в буфет и вытерла стол. Взглянула на Доброва с недоверием. Ему так показалось. Он понял, что Полине не по душе разговор, но все же продолжил:

– Вы, Полина, с Тимофеем мне жизнь спасли. И я теперь тоже хочу что-нибудь для вас сделать. Но я не знаю, что именно вам нужнее в данный момент. Я мог бы оплатить Тимофею обучение. Нет, нет, вы выслушайте. Может, вы думаете, что это дорого? Для моей фирмы это нормально. Я в самом деле могу!

Добров торопился, потому что видел – Полина слушает его вполуха, она уже готовит ответ. Понял это по вспыхнувшему на щеках румянцу, по ставшему вдруг жестким блеску глаз.

– Конечно, это потом, в будущем. Но наверное, ему и сейчас много нужно. Компьютер, например. Вы лучше знаете, подскажите мне…

Полина улыбнулась почти неприметно. Он не мог расшифровать значение этой улыбки, во все глаза следил за изменениями в ее лице.

– Спасибо, – сказала она таким тоном, что он сразу догадался, что за этим последует. – Компьютер нам не нужен. Я как врач – против. Пока человеку четырнадцать он должен двигаться и постигать мир не через экран, а с помощью глаз, рук, ног. Пробовать его на ощупь и на вкус. А деревенский парень – тем более. Он должен научиться многим вещам, компьютер будет только отвлекать. Так что спасибо, конечно, но только нам ничего не надо. И ничего мы особенного не сделали. Если бы у вас на глазах человеку стало плохо, разве вы не помогли бы?

Он кивнул, лихорадочно выискивая новые аргументы. Вот если бы он мог без слов передать ей свои мысли, тогда все не выглядело бы так плоско, так банально!

На лице Полины появилась мягкая улыбка. В этой женщине не было ни тени кокетства. Ее волосы, связанные сзади крепким узлом, мягко спадали с затылка на шею. Они отливали красным деревом, и Доброву вдруг ужасно захотелось потрогать их – каковы они на ощупь? Мягкие и тонкие или, наоборот, упругие? Он машинально убрал руку со стола.

– Полина, вы только не обижайтесь, ради Бога. Как бы вам это объяснить… Я все думаю над вашими словами, ищу смысл в том, что произошло… Еще пару дней назад я был уверен, что живу единственно правильно, все делаю как надо. Я занимался делами фирмы, разводился с женой, собирался судиться с ней из-за сына. Думал о заказах, поставщиках и конкурентах, упихивая в свои сутки все тридцать часов! И вдруг меня выбросило из той жизни в ваше Завидово! И здесь вы… Не знаю, как объяснить, никогда так много не говорил. Здесь тоже жизнь, только как на другой планете… И вы, и ваш сын – вы такие настоящие…

– И вы решили осчастливить нас с помощью денег, – с мягкой улыбкой закончила за него Полина.

Добров развел руками. Ничего не получалось. Косноязычный он какой-то.

А она улыбалась и улыбкой смягчала свой однозначный отказ.

– Нет, конечно же – нет! – возразил он.

– Вы ищете смысл в том, что попали в нашу деревню, и находите его в нас с Тимохой. Дескать, мы нуждаемся в помощи и вас нам Бог послал?

Добров улыбнулся по-глупому и снова развел руками. Она будет права, если посмеется над ним и не станет больше слушать.

– А дело-то скорее всего в вас. Это вам устроили передышку. И друг ваш скорее всего не виноват. И даже если виноват, его вина не стоит вашей дружбы.

– Вы правда так думаете?

– Я почти уверена в этом!

– Ну вот. В таком случае получается, что вы мне снова помогли. А я-то что же? Так и останусь в неоплатном долгу?

– Нет, почему же? Вы тоже сделаете кому-то добро. Это же так просто… – Полина положила перед ним горсть сушеного боярышника: – Жуйте, это вам полезно. А курить нельзя совсем, бросать нужно.

– Это сложно, – вздохнул Добров. Полина уводила его от начатого разговора, а он снова вернулся к нему: – И все же я хочу что-то сделать для вас, – не сдавался он. – Ну хорошо. Не хотите компьютер, давайте я вам баню новую отстрою, забор ваш ремонта требует. На следующей неделе бригада приедет, быстро все сделают. Ладно?

– Нет. – Полина посмотрела на него с сожалением. – Что обо мне соседи скажут? Спонсора себе Петровна завела? Хоромы строит? Не годится.

– Да неужели для вас так важно, что люди скажут?! – возмутился Добров. – Каменный век какой-то!

– Важно, – серьезно возразила Полина. – Доктор на селе – это… Это почти как священник, понимаете? Они ко мне со всеми болячками, и с физическими, и с душевными. Я каждому в селе хоть раз помогла. Уважают они меня. И сын уважает.

Добров не нашелся что возразить на это. Сейчас на ней была тонкая водолазка, которая плотно охватывала фигуру, выделяя грудь. Сверху играла гранями серебряная цепочка. Когда Полина двигалась, цепочка плавно смещалась, укладывалась поудобнее. Добров поймал себя на мысли, что его так и тянет поправить пальцем эту цепочку. Черт-те что! Все в этой женщине почему-то привлекало его. Хотя умом-то он прекрасно понимал: нет в ней ничего! Обычная она, обычная. Деревенская баба.

Он отвел глаза. Волнуясь, встал и прошелся по кухне. Мучительно искал аргументы, слова искал, чтобы продолжить разговор. Ему хотелось говорить с ней, знать ее мнение по разным вопросам, словно ей было известно то, что он, Добров, хотел бы знать, но не мог.

– И что же, вы их всех совсем бесплатно лечите? – уцепился он за ерунду. Хотя в принципе ему все было ясно. – Ведь у вас в деревне даже фельдшерский пункт закрыли, хоть там и зарплата была, я думаю, символическая. На что же вы живете?!

– Ну, совсем бесплатно не получается. Несут, кто что может: мед, яйца, варенье. Кто и носки свяжет для Тима, принесет. Но дело не в этом. Я люблю помогать людям. Мне это самой приятно. – Полина обезоруживающе улыбнулась.

Добров поверил. Она не играет, она находит для себя естественным и приятным просто помогать людям. И в этом она права, как и во всем остальном, и возразить нечего!

– И вам все равно, кому помогать? – попробовал Добров развить свою внутреннюю путаную мысль. – Вы их всех одинаково любите? То есть нет в деревне людей, которые были бы вам неприятны, вызывали у вас раздражение?

Полина добросовестно подумала, прежде чем ответить:

– Есть, наверное. Но когда человек нуждается в медицинской помощи или он попал в беду, это куда-то уходит. Я ведь про многих знаю такие вещи, которые больше никто не знает. Это очень ответственно.

– И вы храните все эти деревенские секреты?

– А какая разница, деревенские это секреты или городские? – холодно возразила Полина, и Добров понял, что снова ляпнул не то. – Вам спать нужно. Сердце нуждается в отдыхе, вы еще очень слабы. Ложитесь. Я схожу корову проведаю, она у нас вот-вот отелиться должна.

Полина накинула фуфайку и ушла. А он остался в кухне и все мерил ее шагами, продолжая начатый разговор. Пытался возражать Полине. Деревня вымирает, это видно. Молодежи здесь делать нечего. Полина – умная женщина, с высшим образованием. Не может она не видеть всей бесперспективности их с сыном существования здесь. И отказывается она от помощи не из гордости или упрямства, а просто из четких заключений своей невероятной логики. Следуя за ее мыслью, Добров пришел к выводу: чтобы отблагодарить Полину, ему нужно по меньшей мере поставить на ноги всю деревню. Окончательно запутавшись, так ничего и не придумав, Борис уснул под равномерное мурлыканье котенка.

Дядя Саня считал Лепешкина своим главным конкурентом и в чем-то был прав. Нет, Лепешкин не был неравнодушен к спиртному, как дядя Саня, не брал в долг самогонку у Кати Плешивки, и вообще пути дяди Сани и Лепешкина никогда не пересеклись бы, если бы не одна особенность деда Лепешкина – он был чрезвычайно домовит. Эта положительная в общем-то особенность постоянно ставила его на пути горького пьяницы Сани Калачева. Тот добывал себе на пропой разными путями, и одним из этих тернистых путей была стезя собирательства. В соседнем селе был пункт приема старого металла, и, конечно, Завидово было добросовестно очищено дядей Саней от старых труб, всевозможных железок и чугунных болванок. Так же в селе невозможно было найти брошенных пустых бутылок, ибо их охотно собирал дядя Саня, а по четвергам сдавал возле магазина приемщику из города. Усердию дяди Сани на этом поприще не было бы равных, не проявляй подобное же рвение дед Лепешкин. Тот в отличие от Калачева не имел конкретной цели и до поры мог не знать, для чего именно могла пригодиться та или иная вещь, но мощный инстинкт домовитости призывал его тащить в дом все, что плохо лежало. Сараю деда Лепешкина мог позавидовать районный краеведческий музей. Там хранились старинный сундук, несколько ржавых утюгов на кованых подставках, керосиновые лампы различных конфигураций, целое собрание сочинений вождя революции, списанное конторской библиотекой в период перестройки, огромный катушечный магнитофон, несколько сколоченных вместе стульев из зрительного зала колхозного клуба и множество других разнообразных вещей. Частенько случалось так: присмотрит дядя Саня старый чугунный котел, выброшенный хозяевами при ремонте бани, побежит домой за тележкой, вернется – котла нет, как не было. А один раз меняли на конторе крышу, целый склад старой черепицы организовался позади здания. Он договорился с шурином, что за бутылку перетащит ему всю черепицу. Как же! Пришли они с шурином отобрать то, что получше, а там уж черепицы след простыл. Только отпечатки лап с остатками навоза кругом. Вот с тех пор задумал дядя Саня поймать Лепешкина с поличным, положить конец безобразиям! Только случая не было. И ведь насчет колес дядя Саня промедлил случайно. Совесть, что ли, в нем разговорилась? Машина как-никак стояла возле соседкиного двора. Может, родня приехала или знакомые. Сомневался некоторое время: взять, не взять? А колеса-то он сразу приметил. Поскольку дядя Саня находился в предчувствии запоя, то предприимчивый ум его работал особенно остро. И он просто дивился себе. Он сразу видел все ходы, как Чапаев. Колеса он оттащит Гуськовым, поскольку уже имел опыт сбыта разных автомобильных запчастей этим товарищам. За колеса с такой машинки можно запросить недешево. Надолго хватит. Разговорившаяся было совесть постепенно затихала. У него просто руки чесались, пока он курил на крыльце и обсуждал с соседским Полканом детали операции. Он сбегал в сарай за инструментом и довольно ловко снял колеса. Теперь нужно было приготовить место под них. Дядя Саня поругал себя за то, что сразу не продумал столь важную деталь. Домой зашел на пару минут, как ему показалось. Нужно было надеть что-нибудь потеплее. Пришлось немного полаяться со своей, вечно ей что-то надо. Потом расчистил место на погребе, приготовил мешки из-под картошки, чтобы забросать колеса. А когда вышел и, оглядевшись по сторонам, вдоль забора направился к заманчиво чернеющей машине, было уже поздно. Машина зияла пустотами, как раскрытый рот – отсутствием передних зубов. Колес поблизости не было. Дядя Саня был потрясен. Первым его движением было влететь на крыльцо и разбудить хозяев. Но неожиданно он встретился взглядом с глазами Полкана, прилипшего мордой к забору. Он подумал, что зря так откровенничал с собакой, и почему-то расхотел стучаться к Полине Мороз. Потом подумал, что хозяин машины мог выйти ее проверить и обнаружить снятые колеса. Убрать их во двор. Злой и озадаченный, он вернулся домой, решив подождать до утра. Утром решил обождать до вечера. Нашел предлог и послал супругу к Полине за какой-то надобностью, та принесла новости. А к вечеру, с готовым планом, он все же явился к соседям. И теперь вдвоем с Михалычем они затаились в сарае Нюры, соседки Лепешкина.