Я выскажу опасное допущение, что в основе бездумной матрицы, всепоглощающей инерции бытия, в которой вынужденно растворён всякий человек, лежит холодное безразличие, некая глобальная всеотчуждённость. Иначе человек бы прилагал усилия к продлению собственной жизни, а не сбрасывал их на сторону (потомство).

Цель субъекта, таким образом, – обрести максимум волевого, интеллектуального и силового ресурса, чтобы обеспечить продолжение именно собственного «Я», в противном случае он рискует быть растворённым в «общем», какие бы патетические имена это общее не принимало – Вечность, История и пр. Вечность и История – это вечность и история других, где всякий субъект, всякий носитель идеи будет в лучшем случае ложно интерпретирован, а в худшем – забыт.

Субъект, Идея и ресурс

Идея без Субъекта рассыпается, обрушается, лишается основы, становится предметом лжеинтерпретаций. Вчера в беседе с Игорем Дудинским мы сошлись в том, что мир Мамлеева фактически рассеялся после смерти автора. Как и после смерти Гейдара Джемаля его концепции лишились своей изначальной мощи. Итак, Субъект и Идея неразделимы. И важнейшим фактором их успеха ныне является ресурсная составляющая. Проще говоря, даже такой популярный прожект, как «Иисус Христос», сейчас не мог бы состояться без определённых вливаний.

P.S. Я крайне критично отношусь к философским концепциям Юрия Мамлеева и больше ценю его литературные произведения. Я не разделяю мировоззрения и идеологию Гейдара Джемаля, однако считаю его мощным философом европейского уровня. К «Иисусу Христу» я вообще никак не отношусь, оценивать его как-либо – всё равно что оценивать персонажа мультфильма.

Субъект Идеи vs герой бытия

Что делает герой, исчерпавший в себе архетипы? Становится Субъектом Идеи. Все мы рождаемся не только с субъектным, но и с чужим опытом, что на чисто физиологическом уровне выражается прежде всего в механизме наследственности.

Чужой общемировой и общечеловеческий опыт включает в себя так называемые архетипы – условно фиксированные лжепредставления. Представления об «аде», «боге», «демиурге» – это, как выясняет Субъект Идеи на протяжении жизни, отделяя свою самость от внешнего, есть управленческие лжеконструкты.

Таким образом, Субъект Идеи имеет своим радикальным оппонентом только бытие как таковое, а не лубочных сказочных врагов, как это делает герой. Герой как порождение системы, искусственно образованная жертва, приносимая на алтарь бытия, есть демонстрация его всесилия и несокрушимости, пусть и действующая в режиме контролируемого – а стало быть, неизбежно подавляемого – бунта.

Буквальное восприятие сторонниками бытия некоторых идей, а также их мнение, что любая идея неизбежно берёт верх над её носителем, в первую очередь выдаёт в них ведомых, руководимых массовым бессознательным, мифологическим разумом, сводящимся к встраиванию в проявленную реальность.

Субъект как текст

Раньше контекст создавался общим культурным полем, образованным интерпретациями текстов различных авторов. При этом система находилась в относительном балансе, несмотря на чудовищные жертвы, приносимые на алтарь условного разделения на «добро» и «зло», «своих» и «чужих» и прочие предсказуемые бинарные оппозиции.

Контекст создавали непосредственно введённые в мейнстрим (!) творцы и персоны – писатели, философы, режиссёры, политики и т. д. По большой идее, производители текста и потребители контекста находились в одной самоподдерживающейся среде, статичной, но затем приобретавшей различные оттенки благодаря изменению угла наблюдения изнутри.

Сейчас ситуация радикально изменилась. Пространство интерпретаций (контекст) настолько перегружен и инертен, что он уже не нуждается в распространении и даже – в самоподдержании. Напротив, он в некотором роде желает исчерпать самое себя. Конечно, он желает не как субъект, но как распределённая система, сводящаяся в фокусе внутреннего наблюдателя в псевдосубъект (этим, в частности, объясняется остаточная религиозность в XXI веке). К слову, религия являлась источником первых текстов, неизбежно сводящих своё авторство к «богу».

Сегодня же наличие контекста не обязательно. В принципе, можно констатировать, что контекст как поле интерпретаций мёртв. Соответственно, нет зависимости и от ранее произведённых смыслов. Субъект как автор, стремящийся покинуть контекст, неизбежно сталкивается с последней мировоззренческой проблемой, с последним двоичным выбором воистину гамлетовского размаха – между бытием и небытием.

Следует отдельно отметить, что, когда мы говорим о небытии, мы ни в коей мере не говорим об уничтожении, мы говорим о радикально иной форме существования – Победившей Цивилизации, как то: искусственный интеллект и преодоление физиологических ограничений в форме матричных импринтов.

В этом новом мире первостепенная роль будет принадлежать его величеству Субъекту. Отныне он и только он создаёт и диктует новые смыслы.

Разотождествлённый сверхсубъект

Давно следовало говорить не о сверхчеловеке, а о тотально разотождествлённом сверхсубъекте, некоем мутанте, лишь имеющем человекоподобный вид. Его основные характеристики, как я уже писала, – отсутствие импринтингованности, отсутствие инстинктов (в первую очередь продолжение рода) и, пожалуй, отсутствие культурного кода (если только мы не понимаем культурный код как теорию, фикцию, формальность.)

P.S. Идея о сверхчеловеке скорее была бы уместна в XIX веке, но никак не в ХХ. Ницше сделал для своего времени всё что мог. Для этого он не сделает уже ничего.

Внесубъектная ловушка

Рассматривая тех или иных персонажей, приходишь к выводу, что внешне наблюдаемые признаки здравомыслия, образованности (и ума) ещё не говорят о наличии субъектности. Как минимум, следует разделять три составляющих субъектности – способность мыслить тактическими категориями (ориентироваться в ближнем бою), собственно осознание себя субъектом бытия либо инобытия (небытия), способность к стратегическому мышлению как к высшему целеполаганию, а также умение сопрягать все три состояния в одно – способность к волевому синтезу, сводящему все три состояния в единое свойство – собственно действие. Например, есть ряд метафизических напёрсточников, которые прекрасно разбираются в текущей обстановке, в истории, но при этом не имеют чётко сформулированного стратегического мышления или целеполагания, давая зачарованной публике взамен давно устаревшие религиозные догматы (как то: ислам или православие), тем самым дискредитируя все собственные субъектные потуги, давая на словах один единственный бонус отвергаемому репрессивному государству, что использует ту же религию как репрессивный механизм.

Бытие как враг

Человек прошлого ищет состояний. Перестав искать «бога», он ищет счастья, состояния вообще. Человек настоящего уже не ищет ни «бога», ни состояния, кроме функциональности, – он желает результата, но не процесса, отдаляясь от бытия. Бытие следует понимать как врага Субъекта. Единственная полезная функция бытия – быть субъектным ресурсом.

Субъект и смерть

Нельзя отделять материю (физическое тело) от осознания. Для субъекта – носителя субъектного мировоззрения смерть существует не в момент смерти (не перед ним), а как перманентный, постоянный факт, как осознание. Если совсем утрировать и упрощать, можно сказать, например, не только «я умру» (когда-то), но «я умерла» (уже сейчас).

Субъект как абсолют

Верующие не только отвергают современный мир, не только желают спасения и чуда, но и полагают, что в этом нуждаются другие. Однако это не так.

Спорить с верующими бессмысленно, ибо они есть слепые, бредущие на ощупь в дебрях лжесмыслов, надиктованных архонтами. Но я всё-таки выскажусь по поводу их ожиданий и проекций.

Итак. Современный мир – лучший и идеальнейший из миров. Во всяком случае, для современного человека. Для меня. Современный человек хочет пользоваться цивилизационными достижениями (а они весьма круты), он хочет комфорта и социального успеха. Он хочет гарантий, в том числе гарантий от «чуда».

Это не интеллектуальное кокетство – мне действительно не надо никакого чуда, я хочу запланированных и рациональных вещей – только. Что же касается смыслов, субъект сам несёт в себе смысл, он и есть тот абсолют, вынесенный (как кажется) за пределы современного философского дискурса. Никакие смыслы, помимо своих собственных, мне не нужны (упростила, конечно, но это для понятности).