– Привет, красавица. С новосельем, – мерзкий голос моего мучителя режет слух. Мне бы бросить трубку, но я не могу позволить себе такую вольность.
– Что вам нужно, Игорь? Мы обо всём договорились.
– Оно то так, но я передумал. Соскучился по тебе. Дочку оставь с кем-то. Через час водитель за тобой заедет и без шуточек. Ты поняла меня?
– Я не могу… – слова слетают с губ ещё до того, как я понимаю, что с этим человеком нельзя шутить. У меня нет выбора. Нет права голоса.
– Не испытывай моё терпение, – он шипит в трубку. – А чтобы ты была посговорчивее, расскажу тебе историю. Когда я бываю расстроен, то прилетает моему сыну. Вот, к примеру, две недели назад, я вдруг пожалел о том, что отпустил тебя так надолго. Мне не хватало моей игрушки. Как ты думаешь, что случилось?
– Я… я не знаю, – противный ком в горле не даёт говорить.
– Моему сыну было очень плохо, Ева. Или, не очень. Я точно не знаю. Он ведь закалённый в этом плане.
Я в ужасе. Господи, что он сделал?
– Что вы с ним сделали?
– Не совсем я, – он тянет каждое слово и это безумно раздражает. – Обожаю качественные лезвия. Шрамы от них остаются до великолепия тонкими. Но я так же люблю ножи с неровностями, своего рода, зубами. Они ощущаются острее и так невероятно наблюдать, как они входят в кожу, – его практически истерический смех вгоняет меня в ступор.
Тошнота подкатывает к горлу. Мне так плохо и страшно! А ещё сильнее я боюсь за Влада. Он даже в тюрьме его достаёт. Ну за что? За что он так его ненавидит?
– Собирайся, Ева. Я не шучу.
Телефон летит на кровать и я сижу несколько минут, восстанавливая дыхание, которое то и дело становится прерывистым при мысли о том, что это снова повторится. Он снова будет это делать со мной.
Я должна придумать, как выбраться. И как вытащить Влада. Сбегать я не имею права, иначе Игорь просто уничтожит его. На второй же чаше весов находится моя дочь, что ещё хуже.
Через три дня после родов он дал мне понять, что я безвольная кукла в его руках. Ко мне заявились какие-то люди, представились специалистами по защите детей, что-то вроде того. Они сказали мне, что забирают ребёнка, потому что у меня в крови обнаружили наркотики. Вот тогда я и поняла, что мне не выбраться.
Я самолично влезла в этот капкан и единственный вариант освободиться – отрезать ногу. В данном случае, потерять Влада.
Спасти себя и Лику я обязана. Но если из-за меня постарадает любимый мужчина, я не смогу с этим жить. Пусть мы не будем вместе, но я хочу, чтобы у него всё было хорошо.
У Савицкого старшего деньги, связи и власть. А что у меня? Я – никто и помочь мне некому. Кто выступит против такого врага?
Надеваю чёрное ажурное платье до колен. Мне кажется, я выгляжу в нём как дешевка. Влад всегда восхищался моим вкусом. Я люблю простые и стильные вещи, а это… даже стыдно на себя в зеркало смотреть. Но Игорю нравится. И я снова напоминаю себе, что у меня нет выбора.
Накидываю тренч, чтобы няня не увидела, в каком виде я покидаю квартиру. Мне стыдно.
– Елена Львовна, я к десяти буду дома, как и договаривались.
– Не волнуйтесь, Ева Викторовна. Хорошего вечера. Мы на связи.
Киваю и выхожу в коридор. Слышу, как щёлкает замок Иркиной двери и спешу покинуть площадку, чтобы не пересечься с ней. Мне нечего ей сказать и расстраивать не хочу.
– Проходи, – ступаю в тёмную комнату, по приказу самого демона. Колени будто кто-то подбивает палками, не давая сделать ровный шаг.
Эта комната пропитана дымом сигарет, мольбами и криками. Стонами и всхлипами. Животным ужасом, стыдом. А затем – опустошением. Каждый шаг отдаёт острой болью, ведь я знаю, через что мне придётся пройти снова.
– Мы поговорим для начала. Красавица.
Он подходит и возвышается надо мной. Вдыхает аромат волос и касается руками лица. Он настолько мне противен, что я практически не дышу.
– Ты ещё кормишь? – он сглатывает и смотрит на мою грудь, едва прикрытую кружевом.
– Д-да… – липкое чувство отвращения овладевает сознанием. В ушах закладывает. Не могу думать о том, что он может прикоснуться ко мне. Но он может. Может всё.
– На колени. Мордой в пол.
Влад
– Пляши, маньяк.
– Чего тебе, Карим?
Ещё неделя прошла. День сурка, блять. Как же достало!
– О свободе мечтать осталось недолго. Но, ты помни, что должен будешь. Дело есть.
– Подробнее, – я сажусь за стол, закуривая сигарету.
– Отпустят тебя скоро. Покрутили, где надо и несостыковок нашли море. Начальник уж сильно спешил дело закрыть, вот ему хорошие люди и напомнили, что по понятиям жить надо.
– Правду говоришь?
– Ох, как взбодрился, медведь! – они начинают смеяться, я и сам впервые за столько времени, чувствую себя живым.
– Какое дело у вас ко мне?
Ворон вклинивается в разговор.
– Одна из девчонок убитых, сестра одного из наших. То, что ты с ней тёрся, твоё дело. По согласию ведь? – я киваю. – Руки у нас тут частично связаны, но маньяка поймать – дело чести. И ты сыграешь главную роль в этом представлении.
– Как девчонку звали?
– Калинчук Анна. Помнишь такую?
– Помню, – я же перелопатил это дело от и до. – И как мы поймаем его? – честно говоря, я настроен скептически. Но если шанс выйти на свободу есть, я хочу восстановить справедливость.
– Придётся тебе повстречаться с блондиночками снова. Авось клюнет наш Чикатило.
– Только с нашими подставными погуляешь. Девок отберем подготовленных, – Карим удивляет.
– Признаю, идея неплохая, но у меня девушка есть. Ей бы объяснить нужно.
– Никому, кроме нас. Ты не знаешь, кто виновен и на что он способен. А одно неосторожное слово может разрушить план. Да и лучше, если твоя в сторонке постоит. Целее будет.
Понимаю, что они правы. Меньше всего я хочу подставлять Еву. Да и, возможно, не придётся притворяться, если она меня не ждёт. Из головы не выходит вопрос, почему она жила у отца. Надеюсь, что друг прольет свет на эту тёмную историю.
– И, да, медведем будешь. А то мы с маньяком поспешили. Не серчай.
– Я готов быть кем угодно, лишь бы выйти отсюда, – смеюсь.
– Ещё интересные нюансы для тебя есть, – Ворон продолжает. Я внимательно слушаю. – Папаша твой странный тип. Что вы не поделили?
– Откуда знаешь? – я действительно удивлён.
– Он через Калинчука действовал, просил тебя немного взбодрить, – кивает на мои раны.
– Не знаю, что сказать. Но, в принципе, я не удивлён.
– Ты если нет, то мы очень. Не родной ему, что ли?
– К сожалению, родной.
И я действительно так считаю. Нехрен таким ублюдкам детей рожать.
– Сильно громко он пел, что ты виновен, вот мы и заподозрили, что у старика рыльце в пушку. Не он ли, случайно, на баб твоих позарился?
– Раньше я думал, что до такого этот псих не опустился, но сейчас ему веры нет. Он меня отмазать обещал, если вернусь в семью и бизнес на себя возьму. Если он не убивал, то может знать, кто.
– Верно мыслишь. Разберемся.
– Савицкий, к тебе посетитель. Встать. Лицом к стене.
Я уже по привычке завожу руки за спину и после щелчка наручников, поворачиваюсь к двери.
– Привет, дружище. Ты, вроде как, посвежел, не? – Серый, как обычно.
– Новости хорошие. Надеюсь, я скоро выйду, Серёг.
– Так и я с новостями к тебе! Следака нашего восстановили на это дело. Надавили сверху. Нашли много пробелов и возобновляют следствие. Но это не информация для посторонних ушей.
– Меня когда выпустят, каждая собака будет знать, что его ищут. Так что не особо такая и тайна, – хмыкаю я.
– Я с Евой виделся. Она Катю заходила проведать. Каждый день почти приходит. Вернулась в город. До этого жила в своём посёлке.
– Как она? Ты говорил с ней?
– Подавленная какая-то. Расстроена из-за того, что ты не позволил папаше тебя вытащить. А когда я спросил, что будет делать, если тебя отпустят, она почти разревелась и сказала, что ты, возможно, сам не захочешь с ней быть.
Сжимаю кулаки. Пусть это будет не то, о чём я думаю. Она не могла…
– И всё?
– Формы у неё округлились. Прям женственная стала, только истощена очень. Взгляд такой… не знаю, как описать. Будто не живая она.
– Формы, говоришь…
– Я спрашивал, есть ли кто-то у неё и не беременна ли она. Её в палате от запахов мутило, – уточняет. – На оба вопроса отрицательный ответ.
– На счёт отца узнал? Почему она у него жила?
– Об этот она ничего не сказала. Покраснела, прятала глаза, но не сказала. Но я проследил немного за его домом. Вчера она приезжала к нему. Ты прости, но я скажу. Одета слишком откровенно. К девяти вечера её отвезли обратно. Она выглядела странно. Но это насколько я мог судить с расстояния пятисот метров.
Руки сжимаются в кулаки. Кажется, вот-вот, и начнут трещать кости. Ева… почему? Зачем ты связалась с ним?
– Влад, нужно разобраться. Не наломай дров, ты слышишь, друг?
– Слышу. Когда выйду, я сам во всём разберусь.
Ева
– Ева Викторовна, с вами всё в порядке? Может, скорую? – няня осталась с ночёвкой, видя моё состояние.
– Не надо скорую, – еле выговариваю слова и снова складываюсь пополам.
Слёзы ручьём стекают по лицу, спазмы в горле мешают сделать вдох и я, в прямом смысле, задыхаюсь. Будто кто-то перекрывает клапан.
Елена Львовна прорывается в уборную. И я хочу прогнать её, но не могу вымолвить ни слова.
– Ева, девочка, что же это… – она замолкает и я слышу всхлипы.
– Всё хорошо, – я стараюсь привести дыхание в норму.
– Как же так… в милицию надо!
– Нет, нельзя.
Я сажусь, прижимаясь к холодной тумбе, закрываю лицо руками и даю волю слезам. Готова выть, но через две стены спит моя дочь и я не имею права показаться ей такой.
Елена падает на колени рядом со мной и обнимает. Я цепляюсь за её руки и уже не могу остановить свою тихую истерику.
– Поплачь. Поплачь, девочка.
Она гладит меня по плечам осторожно, пытаясь не сделать больно. Но, кажется, это уже невозможно.
Я – сплошная рана. Снаружи и внутри.
– Евочка, милая, давай поднимемся, пол прохладный. Она уговаривает меня, как ребёнка. Но я и есть ребёнок. Слабый и беззащитный.
Вытираю ладонями слёзы, чувствуя, что делаю ещё хуже.
– Мне нужно помыться, – слышу свой голос будто со стороны. Он пресный. Безжизненный.
– Конечно, – она учтиво кивает, вытирая уже свои слёзы.
Тёплая вода не приносит спасительного облегчения. Лишь заставляет шипеть от каждой своей капли. Кое-как намыливаю тело, стараясь отключить чувства.
Думай о хорошем. О дочери. О мужчине любимом.
Влад… Как же тебя не хватает. Ты не позволил бы этому случиться. Ты защитил бы меня и дочь. Если бы только простил.
Я грязная. Мерзкая. Недостойная. Шлюха.
– Садись, деточка, я всё сделаю, – женщина сочувственно кивает.
Я присаживаюсь на кровать и молча снимаю халат. Абсолютно голая и беззащитная. Но она уже всё видела, нет смысла прятаться.
– Я обработаю хорошей мазью, – она осторожно касается меня.
Кожу приятно холодит крем и я облегченно выдыхаю. На этот короткий миг я не чувствую боли.
Она заканчивает процедуру и подаёт мне мягкий комплект для сна. Я одеваюсь и слышу, как хныкает в соседней комнате дочь.
– Я принесу, Евочка, сиди, – Елена Львовна спешит к Лике.
– Привет, моя птичка, ты проснулась покушать? – я воркую к дочери, прижимая любимое тельце к себе.
– Мама, – она касается руками моих волос и, словно чувствуя мою боль, проводит пальчиками под глазами, вытирая воображаемые слёзы.
– Да, моя хорошая, я соскучилась по тебе. Будешь кушать? – она радостно взвизгивает и хватается ручками за мою майку, пытаясь освободить грудь.
Как при такой жизни у меня прибывает молоко, я не знаю. Но этот процесс успокаивает нас обеих. Лика жадно сминает грудь, причмокивая и я расслабляюсь впервые за целый день. Глажу и чешу спинку, Лика ерзает, принимая удобное положение.
Киваю няне, чтобы шла отдыхать.
Сегодня я не смогу заснуть.
– Доброе утро, Елена Львовна. Кофе? Чай?
– Доброе утро, Ева Викторовна. Я приготовлю, сидите.
– Можно просто Ева. Вы няня, а не домработница. Присаживайтесь.
Неловкость зашкаливает. За ночь я немного пришла в себя и даже несколько часов вздремнула.
Благо, Лику я кормлю грудью только ночью. Поэтому с утра решаю позволить себе чашечку кофе.
Малышка у меня Соня ещё та, поэтому в семь утра мы можем спокойно обсудить вчерашнюю ситуацию. Елена женщина тактичная, первой разговор не заводит. Но я вижу, с какой тревогой она смотрит на меня.
Подаю ароматный напиток и молочный шоколад. Устраиваюсь на удобном диване, вдыхая такой любимый аромат. Делаю глоток и прикрываю глаза от удовольствия. Можно представить, что вчера ничего не случилось. Если не учитывать боль по всему телу, то, пожалуй, я так бы и подумала. Такой себе контраст ночи и утра.
– Елена Львовна, я хочу обсудить вчерашнее. – она кивает, отпивая кофе. – Я благодарна вам за поддержку, за то, что остались на ночь. Спасибо огромное, правда. Но я хочу попросить вас никому не рассказывать о том, что случилось.
– Евочка, я никому не имею права говорить, без твоего согласия. Но это ведь ужасно! Что происходит?
– Я не могу это остановить. Пока не могу. Иначе пострадает моя дочь и любимый мужчина. Это всё, что я могу рассказать вам, простите.
– Это случилось не впервые? – она с тревогой ждёт ответа.
– К сожалению.
– Неужели ничего нельзя сделать, Ева? Как же так? Что за зверь тебя изводит?
Я смотрю на неё и не знаю, что говорить. Мне жаль, что она стала свидетелем того, какая я слабачка, но я не могу это изменить и благодарна, что она проявила сочувствие.
– Уверена, скоро всё изменится. Я выиграю немного времени.
– Евочка, я съезжу за вещами и вернусь. Как планы на сегодня? – она меняет тему, за что я ей благодарна.
– Я погуляю с малышкой, поработаю. А к часу заеду в больницу. Вы мне сегодня нужны с 12:30 до 16:00.
– Договорились. Тогда я поеду. Спасибо за кофе, очень вкусный.
Провожаю няню, переодеваюсь и кормлю Лику. После завтрака нам бы неплохо пройтись. Погода в конце марта радует солнышком, хочется побольше гулять.
– Ир, как на счёт прогулки? – звоню подруге.
– Я только за. Дай мне десять минут.
Завершаю вызов и одеваю дочку. Как быстро она растёт! Этот комбинезон мы покупали с Ирой в начале марта и он был на вырост, а сейчас – в самый раз.
– Пойдём гулять, зайка?
– Дя. Ия! – Лика возится с молнией, пытаясь застегнуть самостоятельно. Эта задача нам пока неподвластна, но я терпеливо жду, пока она позволит ей помочь.
– Ира тоже одевается. Куда пойдём? – стараюсь говорить с дочерью, как с взрослой. Интересуюсь её мнением. На удивление, мне с ней очень легко.
Она смешно пожимает плечами.
– Ладно, решим по дороге. Да? – выкатываем коляску, закрываю дверь. Как раз выходит Ира.
– Ия! – Лика вырывается из моих рук и тянется к подруге.
О проекте
О подписке