Завтра, «маньяна» – любимое слово испанцев и так нехарактерное для нее, в прошлом спортсменки, кандидата в мастера спорта, привыкшей ставить цели и планомерно к ним двигаться во что бы то ни стало. Спортсменов бывших не бывает, ибо спортсмен – это прежде всего характер, воспитанный тренерами с нежного возраста, и отношение к своему телу как к инструменту для достижения олимпийских высот. Можно потерять форму, гибкость, сноровку, спортивные навыки, можно сменить образ жизни на неспортивный, забыть о тренировках, но характер не поменяется никогда. Уже тринадцать лет как Ариадна Металиди ушла из художественной гимнастики, уже тринадцать лет как она перестала по нескольку часов в день отрабатывать элементы, ездить на сборы и с волнением ожидать оценок строгого жюри. Когда-то юная гимнастка Металиди подавала большие надежды, тренеры ей пророчили блестящее спортивное будущее, но из-за нелепой случайности все закончилось в один миг. Все в прошлом. Остались лишь медали, кубки и спортивный характер. Характер упорный и сильный, а это дорогого стоит. Спорт научил ее концентрироваться на главном и не позволять себе никаких «не могу». Все подвластно, все возможно для тех, кто крепок духом. Никаких сомнений и лени – есть план, надо ему следовать. Тогда и только тогда все будет выполнено вовремя и без всяких накладок – это касается как важных дел, так и мелочей. План у нее всегда был в голове, он мог меняться в зависимости от обстоятельств, в нем допускались «белые пятна», как в случае с этими босоножками, но не из-за лени и несобранности, а из-за необходимости работать в команде. Команда в данном случае – Аркадий. (Не случайно тренеры ей всегда говорили, что она – не командный игрок!) Еще неизвестно, когда они с ним завтра поедут за город смотреть строящуюся гостиницу и сколько времени это займет. Гостиница – это ее работа, где Аркадий работодатель и начальник в одном лице.
Работать под началом Аркадия Меньшикова было непросто. Его импульсивный характер и манера действовать по настроению ставили крест на всяком планировании, и Арина никогда не знала, где и когда закончится ее очередной рабочий день. На сегодня у них с Аркадием было намечено знакомство с нужными людьми. Так он назвал поездку в закрытый клуб на вечеринку. Там, по его словам, должен быть важный человечек, гуру в мире витража, с которым Арине предстоит сотрудничать. Аркадий так и сказал – человечек, будто бы тот был нарисованным или вылепленным из пластилина. Этот гуру приложил руку к интерьеру домов самых влиятельных персон Петербурга. Меньшиков пожелал, чтобы его хоромам уделил внимание модный «человечек». Сам Аркадий с утра уехал по делам, обещал появиться «как только, так сразу». Арина не любила неопределенностей и расплывчатых выражений, но повлиять на ситуацию она не могла – хозяином положения был Аркадий.
Арина вышла из душа, обмотала вокруг сильного точеного тела пушистое полотенце. Без интереса заглянула в телефон. Пять пропущенных вызовов – один неизвестно откуда, остальные Земскулины. «Что ей еще надо?» – возмущенно подумала девушка. Номер Земскули Арина в список контактов не вносила принципиально – незачем. Общаться с ней она не хотела и не собиралась. А вот Лена, наоборот, проявляла завидную настойчивость, словно у них уйма общих интересов. Земскуля – Елена Земскова – ее раздражала. Раздражала своей настырностью, внезапным дружелюбием, мотив которого даже не пыталась скрыть. Или пыталась, но слишком неуклюже.
И надо было Земскуле устроиться на работу именно в этот дом, словно других домов нет! Когда Арина впервые увидела Лену в доме Меньшикова, она ее не узнала. Не ожидала. Земскуля ее тоже не сразу узнала. Арина быстро последовала за Аркадием через холл в гостиную, не задержав взгляда на сметавшей в совок стекла горничной.
– Маман снова не в духе, – иронично прокомментировал разбитый бокал Аркадий. Мачеха была на десяток лет старше его, держалась высокомерно, пытаясь всем, и ему в том числе, показать, что хозяйка в доме – она, а его номер последний. Во всяком случае, после нее. Аркадий понимал, что у отца может быть жен сколько угодно, а наследник – один он, и относился к выпадам мачехи с подчеркнутой снисходительностью.
В этом доме прислуга знала свое место, задавать вопросы и беспардонно соваться в гостиную к Меньшиковым Лена не осмелилась. Она также не стала лезть с разговорами к Арине после «знакомства с родителями», когда Аркадий показывал ей дом, мимоходом представляя обслуживающий персонал.
– Горничная первого этажа, – кивнул он на Лену.
– Елена, Ленуля! – радостно представилась Земскуля, выражая всем своим видом: «Узнаешь? Это же я!!!» Лена рассчитывала, что ее персона для Арины станет сюрпризом. Сюрприз не удался.
– Очень приятно, – сдержанно произнесла Арина.
– Не узнала?! – На следующее утро подкараулила ее в коридоре Земскуля, когда Арина возвращалась с пробежки. Аркадий еще спал.
– Узнала, – равнодушно ответила Арина на ходу.
– Как дела?
– Спасибо, хорошо.
– А я вот тут работаю. Платят нормально, я уже в Хургаду ездила и в Белек! А в августе на Черное море собираюсь, куда-нибудь в Анапу, а может, даже на Кипр! – вывалила разом свои планы горничная. – Вообще здесь прикольно, девчонки нормальные и вообще… Слушай, а ты как тут оказалась? Меньшиков ведь крутой! Кого попало к себе не подпускает, а тебя, значит, подпустил. Везуха! А вообще, ты как? Кого-нибудь из наших видела?
– Не видела! – отрезала Арина и скрылась в комнате Аркадия.
После третьей неудачной попытки Земскуля наконец поняла, что дружбы не получится. Горничная обиделась, но все же отставать не желала, она сменила тон с дружелюбного на деловой.
– А ты нехило устроилась. Медальон помогает?
– Какой медальон? – нахмурилась Арина. Разговор ей не нравился.
– Вот только не надо ля-ля, видела я его у тебя.
– Ты рылась в моих вещах?
– Не рылась, а прибиралась в комнате. Развела грязь! – фыркнула Лена, словно наведение чистоты в доме не было ее обязанностью. – Отдай мне его!
– Что?! – задохнулась от возмущения Арина. Такой наглости от Земскули она не ожидала. Тихая, бесхребетная Земскуля, или Ленуля, как ее звали в детстве. Это уменьшительно-ласкательное имя подчеркивало ее характер, раньше Ленулю никто не воспринимал всерьез.
– Александр Тимофеевич, наверное, и не догоняет, откуда он у тебя. Меньшиков не потерпит в своем доме…
Лена не успела договорить, Арина схватила ее за запястье и сильно сжала пальцы так, что Земскуля вскрикнула.
– Не смей! Не смей лезть в мою жизнь! – произнесла Арина с ледяной улыбкой. В саду за жидкой ширмой еще не распустившийся сирени они стояли одни, их разговор заглушал фонтан, но Арина знала, что наверняка охрана все видит.
– Я не лезу. Просто я тоже хочу быть как ты! – плаксиво пожаловалась горничная, потирая пострадавшую руку. – Ну отдай мне медальон! Ну что, тебе жалко, что ли? Ты и так в шоколаде! А то все расскажу! – отчаянно пригрозила она, отскочив на безопасное расстояние.
Арина смотрела на Елену с сочувствием. «Глуповатая, бестолковая Земскуля. Ты всегда хотела быть как кто-то. Сначала твоим эталоном была Мальвина, потом девочка из параллельного класса, победившая на школьном конкурсе самодеятельности, в старших классах – голливудская кинодива, а теперь, стало быть, я».
– Как я, ты никогда не станешь, – тихо произнесла ей вслед Арина.
Арина держала в руках медальон. Она носила его на ключах в качестве брелока. Медный, со вставками из полудрагоценных камней – когда-то он служил чьим-то украшением, но, потемнев от времени, утратил привлекательность. Девушка провела пальцами по помутневшим камням – аметисту и топазу. Расставаться с медальоном было немного грустно – все же память. Клочок пожелтевшей бумаги с адресом в Фигерасе она оттуда вытащила – Земскуле о нем знать не обязательно. Сама она давно выучила его наизусть. Santjago la Ricada, 4, – персиковый дом из снов. Тут захочешь – не забудешь.
Но как иначе заткнуть рот Земскуле? Если не отдать ей этот чертов медальон, она будет болтать. Впрочем, если отдать, нет гарантии, что Лена не проболтается. Держать язык за зубами Земскова не умела никогда.
С тех пор как состоялся этот разговор, прошло чуть больше месяца. Получив медальон, Земскова к Арине больше не приставала и не лезла дружить. Как оказалось, до поры до времени.
Аркадий явился поздно вечером, пьяный, в мятой, торчащей из-под куртки рубашке с развязанным шнурком на ботинке.
– Зая… – икнул он и распахнул объятия.
– Иди спать! – отстранилась Арина.
– Отличная идея – идти спать! Щас пойду, только водички попью, – раздеваясь на ходу, он открыл бар, поискал бутылку с водой, ругнулся, запутался в рукаве, икнул. Надавил кнопку вызова горничной.
Появилась Земскуля. Она с любопытством разглядывала смятую постель и сидящего на ней полураздетого Аркадия. Арина отвернулась к окну и терпеливо ждала, уставившись на нарядную клумбу.
– Воды принеси! – скомандовал Аркадий.
Елена исчезла за дверью и уже через две минуты стояла на пороге с литровой бутылкой воды. Она ее открыла и проворно налила в стакан.
Аркадий махом выпил и сразу повалился спать. Горничная не уходила, она сверлила взглядом спину Арины.
– Спасибо, можешь идти, – не выдержала Арина. Она резко повернулась и посмотрела на Лену в упор так, что та вздрогнула.
– Я это… поговорить надо. Дело есть.
– Какое еще дело? – насторожилась Арина.
– В двух словах не объяснить.
– Ты уж постарайся, а нет – так иди!
– Это в твоих интересах, Эсмеральда! – насмешливо произнесла Лена.
– Какая я тебе Эсмеральда? – Арина бросила тревожный взгляд на спящего Аркадия. Земскуля самодовольно улыбнулась: в стан врага внесено смятение, еще немного – и Арина сдастся.
– О’кей. Не нравится Эсмеральда, буду называть тебя Азой или Радой. Рада-Рада-Рада-рай, кого хочешь выбирай! – запела Лена. – Ну че, будет разговор?
Арина молча вышла из комнаты, да так быстро, что Лена за ней едва поспела.
– Что тебе надо? – резко обернулась Арина.
– Возникло одно обстоятельство, связанное с медальоном.
– По-моему, тему медальона мы закрыли!
– Как оказалось, не до конца. Кое-кто знает, как он к тебе попал, и по этому поводу хочет с тобой поговорить.
– Перехочет! У тебя все?
– Как же… он ведь все знает! – растерялась Лена, ее боевой пыл сразу угас.
– Ну и что?
– А то! Ты же не хочешь, чтобы он все рассказал Меньшикову?
– Пусть рассказывает! – разозлилась Арина.
– Ну и дура! Хозяин тебя сразу же за дверь выставит. Ты потом так же классно никогда не устроишься! Медальона у тебя теперь нет, ты его мне отдала, а подарки – назад не отдарки! Так что, Ариночка, такая везуха тебе больше не обломится. Будешь всю жизнь в офисе тухнуть или, как я, тряпкой чужую пыль гонять.
– А тебе какая печаль?
– Я помочь тебе хочу, – голос Земскули потеплел. – Хорошая ты, Аринка, хоть и дура упертая. И не жадная – медальоном поделилась. Он теперь мне послужит, я тоже нехило устроюсь. Ты бы сходила на встречу, а? Что тебе стоит? Этот человек много не попросит. Договоритесь, и все будет о’кей.
– Что за человек и почему ты за него так хлопочешь?
– Этого я сказать не могу, – помялась Земскуля. – Я обещала не называть его имени. Я правда пообещала! Не бойся, он не маньяк какой-нибудь. В общем, решай сама. Меня просили передать – я передала. Но если ты не придешь завтра на условленное место, он обидится, и тогда – берегись! У него и так на тебя зуб заточен.
– Чушь какая! И перестань меня называть идиотскими цыганскими именами! Мы, кажется, договорились.
– Мы-то договорились, я-то перестану, а тот человек…
Лена замолчала. Из холла, как большая красивая каравелла, выплыла старшая горничная Светлана Ивановна. Она любила быть в курсе событий, и как акула чувствует кровь, старшая горничная за версту чуяла чужие секреты. Арину она недолюбливала и не признавала в ней хозяйку.
– Добрый вечер, девушки! – ласково улыбнулась она, поставив на один уровень невесту Аркадия с прислугой.
– Здравствуйте, Светлана Ивановна!
– О своем, о девичьем, щебечете?
– Ага, – кивнула Лена.
– Все верно, все верно, один круг – одни интересы. Пойду, не буду мешать.
Беседа сама собой завершилась, девушки разошлись каждая по своим делам. Но Елена не отставала, через час она подкараулила Арину в саду, у фонтана. Это было наиболее удачное место для переговоров. В доме всюду глаза и уши, во дворе – тоже, лишь фонтан заглушал разговор, а кустарник немного скрывал от наблюдения. Но неподалеку маячил дворецкий. Он был немного глуховат и в отличие от старшей горничной вел себя деликатно.
– В общем, завтра вечером он придет, – прошептала Земскуля, внезапно напав из-за кустов.
– Куда придет? – опешила Арина.
– Сюда. Не в дом, конечно же. Ты же не хочешь, чтобы он пришел в дом и рассказал про тебя Меньшикову? Он будет ждать неподалеку, в парке. Будь готова к десяти вечера. Я тебя к нему провожу.
– У меня на завтра планы. К тому же завтра у меня рабочий день, который обычно заканчивается неизвестно когда.
– Знаю я твою работу! По клубам да ресторанам шляться! В общем, твои проблемы, захочешь – придешь.
– Мне еще в город нужно будет съездить за босоножками, – устало выдохнула Арина. Спорить ей не хотелось.
За кустами послышался звук шагов. Немного шаркая, при этом умудряясь чеканить шаг, приближался дворецкий. Через минуту он появился около фонтана; прошелся туда-сюда, глядя через архаичное пенсне на невесту Аркадия и горничную.
Обе девушки знали, что дворецкий нанят Меньшиковым для того, чтобы следить за обитателями особняка, так что разговор пришлось прекратить. Скроив на лицах приветливые выражения, Арина и Лена разошлись в разные стороны.
Тихим майским вечером, когда деревья стоят покрытые юной листвой, а воздух пьянит сладковатым запахом запоздалой весны и от него ощущаются прилив сил и приятное волнение, внезапно хочется, чтобы дорога домой была дольше, чем обычно. Выходишь из автобуса раньше на две остановки, около сквера, сворачиваешь с тропинки и неторопливо идешь по сочной траве. Жители больших каменных городов, продолжительное время погруженных в холод, всегда испытывают нехватку общения с природой. Особенно остро она ощущается в конце зимы, но тогда еще греет душу призрачная надежда, что вот-вот наступит март и теплые весенние лучи растопят сугробы. Каждый год повторяется одно и то же: приходит март, скудные весенние лучи, едва просачивающиеся сквозь рваную хмарь низкого неба, совсем не греют, и посеревшие от придорожной пыли снега продолжают лежать до середины апреля. Все жители Северо-Западного региона об этом знают, но в конце февраля всё равно ждут чуда, надеются, что весна начнется первого марта, как обещает календарь, а она по обыкновению наступает не раньше апреля. И это в лучшем случае. А в начале мая непременно выпадает снег.
Михаил Небесов шел по вечернему парку и думал о том, что было бы неплохо предстоящей дивной ночью где-нибудь проболтаться до рассвета. И хоть капитан был уже не в том возрасте, когда ночные прогулки совершенно естественны, в душе он ощущал себя все тем же бесшабашным студентом-первокурсником, каким был пятнадцать лет назад. Это чувство еще не ушедшей юности особенно остро ощущалось весной. Михаил прямо после работы сорвался бы гулять в ночь, но имелись две загвоздки. Во-первых, гулять было не с кем: друзья – кто занят, кто счастливо или не очень счастливо женат, ввиду чего в компаньоны не годятся. Во-вторых, с утра нужно будет снова работать, что, как ни печально, будет уже тяжело.
Мечтам свойственно сбываться, причем в самом неожиданном виде. Когда Небесов, плотно поужинав, собрался лечь спать, тревожно зазвенел телефон. Михаил классическую музыку не любил и, тем не менее, установил на телефон «Нашествие». Эта мелодия стояла только на вызовы с рабочих телефонов и была очень символичной.
– Кого там нелегкая принесла, – пробормотал он, догадываясь, кого она принесла. – Слушаю! – произнес он бодрым голосом, словно только и ждал звонка от майора Рогожина.
– Еще не спишь? Очень хорошо, – раздался не менее бодрый баритон майора. – В Юнтоловский лесопарк съездить надо, там женский труп обнаружили.
– И кто же такой внимательный, кто его обнаружил? – полюбопытствовал Небесов, а про себя добавил: на кого слать проклятия?
– Звонил мужчина, назвался прохожим. Его номер телефона не отобразился.
– Понятно. Сделал доброе дело – сигнализировал в органы. Нам хлопоты, а он плюсик для кармы заработал и слинял. Труп, надеюсь, не криминальный? – ни на что не надеясь, произнес свою обычную фразу Небесов.
– Может, и не криминальный. А может, и того… маньяк поработал. У трупа вся морда исцарапана. Царапины свежие, полученные совсем не от соприкосновения с еловыми ветками. Такие раны можно нанести только целенаправленно, орудуя каким-то очень острым предметом. В общем, о чем я толкую? Поезжай, сам все увидишь!
– Типун тебе на язык! – пожелал Михаил, после того как нажал кнопку «отбой». – Сам ты маньяк, майор. Тебя медом не корми, дай только маньяка поймать!
Месяц назад в карельских лесах взяли серийного убийцу, в течение года наводившего страх на жителей ближайших районов. Поимка злодея получила широкую огласку, причастные были вознаграждены и поставлены в пример коллегам из всех регионов. Рогожин, давно мечтавший стать подполковником, воодушевился успехом полицейских из Карелии. Майору непременно захотелось тоже получить поощрение, после которого – кто знает – наконец-таки на его погоны упадут заветные звезды.
Небесов бросил грустный взгляд на уже разложенный диван и побрел одеваться. Теперь ему предстояло остаток чудесного вечера и, скорее всего, часть ночи провести на природе.
Он вышел в хмельной от весны двор, где стояла его капризная тарантайка. С утра она заводиться не пожелала, и Михаил поехал на автобусе. В чем проблемы, капитан знал, только устранять их не торопился. По уму нужно обратиться в автосервис, чтобы там исправили все неполадки, а это выльется в кругленькую сумму. Можно и самому заняться ремонтом, только придется потратить уйму времени и опять же – деньги.
Прикинув, что работа – не то место, куда необходимо ездить на такси, а на автобусах до Юнтоловского лесопарка можно добираться очень долго, за что начальство не похвалит, Небесов открыл капот тарантайки. После некоторых шаманских действий и уговоров «четырка» нехотя завелась.
По мере приближения к лесопарку весеннее настроение оперативника улетучивалось – все-таки смерть способна развеять даже самое возвышенное состояние души. Прибыл в Юнтоловский лесопарк Михаил в весьма будничном, немного озабоченном расположении духа. Ночка предстояла нелегкая.
У следователя Тихомирова была примета: если в пятницу, когда он уезжал с работы, дверца его автомобиля закрывалась не с первого раза, значит, рабочая неделя для него еще не закончена. Дверца была капризной и исправно оправдывала пятничную примету. Не то чтобы «Ситроен» следователя дышал на ладан, автомобиль имел вполне приличное состояние и за все три года ни разу не ломался. Илья Сергеевич придумал своеобразный ритуал: покидая работу в конце недели, он от души хлопал дверцей автомобиля. Этот хлопок для него был сродни звуку гонга на рисовых плантациях, заводскому гудку или же пронзительно верещащему звонку, который в его детстве раздавался перед закрытием магазина и оповещал, что кассы больше не работают. Кроме того, по пятницам Тихомиров посещал бассейн, где непременно прыгал с бортика, с макушкой погружаясь под воду. Он выныривал из воды как Иванушка в сказке о Коньке-Горбунке – другим человеком: не утомленным следователем с напряженным от забот лицом, а улыбчивым тридцатишестилетним мужчиной, настроенным на выходные. Прыжок в воду был вторым ритуалом Ильи Сергеевича. Но если проявляла себя примета с дверцей, смывай с себя рабочие думы, не смывай, все равно до понедельника начальство дернет.
О проекте
О подписке