Глава 2

После развода прошло несколько дней. Орехов пропал, на связь не выходил и встреч с сыном не искал, вероятно, до сих пор праздновал воссоединение с Ирой. Да и зачем чужой женщине его ребёнок при условии, что своих у неё нет. С Егором нужно возиться, играть, кормить и следить, чтобы не вляпался куда не нужно. В последний год ребёнок был полностью на мне, а Юра лишь иногда делал вид, что заинтересован делами семьи. По факту же он просто жил, как ему удобно, иногда возвращаясь домой.

Через пять дней у сына день рождения, а значит, мне пора выходить из декретного отпуска. Сегодня пятница, а я всё не решаюсь позвонить своей начальнице и обговорить с ней важные вопросы. Тяжело возвращаться после трёхлетнего перерыва, к тому же сейчас не совсем удачный момент в жизни, и я больше похожа на разбитое корыто, которое нехило помотало в шторме, чем на отдохнувшего человека, готового с энтузиазмом приступить к выполнению своих обязанностей.

Миша и Егор в садике, Яна, обложившись бумагами, работает за компьютером, а я скитаюсь по квартире в поисках занятия. Разбираю вещи, открывая одну за одной коробки, и раскладываю в шкаф. Я немного набрала в весе за время декрета, не всё застёгивается, и появляется новая проблема – мне практически не в чем идти на работу. Строгий офисный стиль, которого придерживаются все в компании, требует определённых вещей, на которые сейчас денег у меня совсем нет. Первую зарплату я получу только через месяц, а до этого момента снова придётся занимать у сестры. Она молчит, принимая мою сложную ситуацию, но, в конце концов, ей и самой нужно на что-то жить, ещё и ребёнка обеспечивать.

Снова опускаются руки и просыпается жалость к самой себе. Кажется, это не просто чёрная полоса, которая со временем должна смениться белой, а бесконечная тёмная дорога без долгожданного выхода к свету. Изо всех сил стараюсь быть оптимистом, у которого стакан наполовину полон, но получается наоборот.

Звонок телефона отрывает меня от очередной коробки, а когда на экране высвечивается «Уварова», меня пронимает нервная дрожь. Моя начальница, не дождавшись, решила позвонить сама.

– Здравствуйте, Светлана Владимировна, – начинаю с приветствия. – Хотела вам позвонить, но отвлеклась…

– Ага, отвлеклась и чуть не забыла, что тебе на работу в среду выходить, – прыскает в трубку, но по-доброму.

Главный экономист не отличается скромностью и сдержанностью, но такой уж у неё характер. Прямолинейная, часто жёсткая, но одновременно справедливая. Первое время мне с ней было тяжело, когда каждое высказывание примеряла на себя, но затем мне объяснили, что это привычное состояние Уваровой, не направленное на кого-то конкретного. Именно тогда я успокоилась, и между нами возникли вполне ровные отношения.

– Я помню.

– Только не говори, что решила уволиться.

– Нет, конечно. Я обязательно выйду.

К тому же сейчас работа меня спасёт во всех смыслах: поддержит в финансовом плане и поможет отвлечься от постоянного уныния.

– Так, слушай. Выходишь в понедельник, никакой среды. Я и так зашиваюсь.

– В отделе было четыре человека.

– Было. А стало два. Вершинина с мужем переехала в Питер три месяца назад. Артисевич упорхнула в декрет. Осталась Аня, но она новичок, много на неё не накинешь, да и медлительная, всё по десять раз проверяет, пересматривает. Не то что мы с тобой.

– Я ведь всего год до декрета отработала…

– И я сразу поняла, что ты схватываешь на лету. Нам вместе просто.

Проскакивающая похвала от начальницы греет внутри. Меня так давно не хвалили, что, кажется, я и забыла, как реагировать.

– Спасибо…

– Не спасибо, а на работу надо. Тем более, насколько я понимаю, теперь она тебе необходима. Или уедешь из Твери?

Новости о моём разводе быстро разнеслись. К тому же свекровь Уваровой живёт почти по соседству с нами, и сейчас соседи видят, что Орехов приезжает с другой женщиной.

– Не уеду. Не планировала. Все мои здесь, да и ехать некуда, собственно.

– Вот и ладно. Кстати, у нас новый босс, – торжественно объявляет Светлана Владимировна.

– А куда делся Авдеев? – даже оседаю на кровать, вспоминая противного, злого, вечно брызгающего слюной Игоря Олеговича.

– Ой, так удивилась-то, будто человек он был хороший, добрый, понимающий, – цокает. – В кавычках, конечно. Всем офисом радовались, когда его сняли.

– А за что?

– Взял то, что не положено, у тех, у кого брать нельзя. Большего сказать не могу.

– Поняла.

Вероятно, Авдеев решил, что руководители компании много зарабатывают, и немного взял себе. Немного превратилось в значительно, на чём и погорел. Жадность до добра не доведёт.

– У тебя ребёнок в сад ходит?

– Да.

– Вот и отлично. Жду в понедельник к восьми.

– До встре… – не успеваю закончить, как женщина скидывает звонок.

Она в своём репертуаре. Это просто я отвыкла от неё, да и от своих задач в целом. Но срок окончания декретного отпуска мне на руку. Я ещё не была в офисе, но уже хочу, чтобы выходные пролетели быстрее. Настолько засиделась дома, погрязнув в ребёнке и кухне, что сейчас для меня любой выход в люди сродни праздничному событию.

– Янка, – кричу, ещё не дойдя до комнаты сестры, – мне в понедельник уже на работу, – торжественно заявляю, остановившись в дверях.

И только потом внимательно смотрю на сестру, забыв, что она может консультировать клиента по телефону или по видеосвязи.

– Отлично! – Сестра вскакивает. – Ты рада?

– Очень. К тому же противный босс Авдеев, которого все не переваривали и старались избегать, ушёл. Точнее, его ушли.

– А за что?

– Не знаю, но вряд ли это было добровольным решением, – хмыкаю, показывая Янке, что когда-нибудь этот жук должен был понести наказание за издевательства над персоналом.

А издеваться он умел: то работаем до восьми вместо положенных до пяти, потому что он отчёт не успел сдать; то в Москву начальники отделов с документами за него едут за свой счёт; то в выходные работаем, потому что дедлайн по всем фронтам.

– На работу есть в чём пойти? Ты вроде говорила, что на размер поправилась и многие вещи малы.

– Есть, – махнув рукой, разворачиваюсь, чтобы прямо сейчас проверить это самое «есть».

После часа примерок у меня остаётся пара брюк, юбка, несколько рубашек и два костюма. Негусто, но на первое время хватит, а с полученной зарплаты можно будет докупить нужное.

– Да, скромно, – вздыхает Янка.

– Что есть.

– Помнится мне, ты была страшной модницей. Любила строгий стиль и туфли на высокой шпильке.

– И сейчас люблю, – вытаскиваю две коробки с великолепными лодочками синего и зелёного цветов. – Слава богу, хоть размер ноги не изменился. Успела забрать всю обувь из дома Орехова, свои вещи и Егора.

– Много твоего там осталось?

– Нет. По мелочи, но и этого очень жалко. Альбом Егорки не забрала, в который вкладывала все его фото с самого рождения – это ценное. Но Ирка выбросит. Для неё это важности не имеет, – пожимаю плечами, вновь хлюпая носом.

В доме Юры осталось множество вещей, которые мне были дороги. На сборы мне выделили три часа, и, растерявшись, в спешке о многом я просто не вспомнила, забирала самое основное.

– В очередной раз козёл. – Янка бьёт по кровати кулаком, поджимая пухлые губы.

– Ладно, – смахиваю слезинки, – всё уже сделано. Сейчас мне нужно строить свою жизнь заново, без надежды на его помощь. Представить, что я одна, совсем, и рассчитывать могу исключительно на себя.

– У тебя есть мы. – Сестра начинает спорить. – Мы всегда поможем.

– Я знаю, – присаживаюсь рядом и беру её ладонь в свою, мягко поглаживая. – Но я не могу постоянно скидывать на вас с мамой свои проблемы. Мне нужно учиться жить без чьей-либо поддержки.

– А я помогу, да?

– Конечно! К тому же вряд ли первые дни я смогу забирать Егора из садика, справишься?

– Ты ещё спрашиваешь? – фыркает. – Вместе с Мишей. Да даже если Мишка болеть будет, Егора отведу и приведу.

– Знаешь, – задумавшись, застываю, – мы у тебя месяц живём, и Егорка не болел ни разу. В доме Орехова с больничного не вылезали.

– Я тебе говорила, что аура там плохая, – тычет в меня пальцем. – А всё потому, что свекровь твоя кого только не приводила на смотрины: посмотрите, какой Юрочка дом построил; посмотрите, какие окна большие; посмотрите, какие двери поставил. Типа, он сам это, своими нежными ручками сделал.

– Да, меня этот момент раздражал, но слова же нельзя было сказать.

– Зато у меня никаких посторонних, смотрин и твоей свекрови. – Янка довольно улыбается. – Кстати, бывший босс уволен, в компании новый? – Ее серые глазки загораются.

– Насколько я поняла со слов Светланы Владимировны, да.

– А представляешь, там мужчина-красавец, которому ты сразу понравишься?

– Да брось, – кривлюсь, – может, не мужчина, может, не красавец. И вообще, сейчас я не готова к отношениям. Мне бы эти прожевать и проглотить.

– Глотай быстрее, а? – фыркает сестра и поднимается, чтобы потянуть меня на кухню. – А то два года жевать будешь.

– Я стараюсь, – вспыхиваю, в который раз собираясь объяснить сестре, что невозможно за такое короткое время вырвать Юру из души и памяти.

Мы болтаем за готовкой ужина. Яна периодически отвлекается на своих клиентов. Бойкая блондинка с серыми глазами и подвешенным языком, она импонирует людям, привлекает их внимание. Скромничает, когда рассказывает об одном возможном мужчине, потому как ей часто оказывают знаки внимания даже на улице, в кафе, в торговом центре. Мужчины не стесняясь подходят знакомиться; она не грубит, но ясно даёт понять, что продолжать общение не намерена. После смерти мужа довольно быстро пришла в себя, но это благодаря лёгкому характеру и Мишке, который требовал внимания. Возможно, не готова к новым отношениям, а возможно, просто ждёт того, на кого откликнется её сердце.

К пяти еду в сад и, забрав мальчишек, возвращаюсь, обязательно посещая магазин. Маленькие попрошайки готовы вынуть душу, лишь бы им перепало что-нибудь сладкое. Денег у меня по минимуму, но Егору всё же стараюсь покупать желаемое. Не каждый день, но ребёнку отказать не могу.

Как только мы входим в квартиру, малышня переодевается и бежит на кухню, где Яна уже накрыла ужин. Едят с удовольствием, соревнуясь в скорости поглощения еды. Я против запихивания без нормального пережёвывания, но Егор хотя бы ест, что уже радует. Обычно я почти ничего не могу в него затолкать или же заставить съесть по минимуму, но Мишка своими соперническими выходками подстёгивает и брата. Пусть лучше так. Мы ужинаем вчетвером, планируя наступающие выходные, когда звонит мой телефон.

А вот и наш папаша про нас вспомнил.

– Что надо? – приветствия он точно не заслужил.

– А ты почему со мной так разговариваешь? – вспыхивает Орехов.

– А мне нужно в ножки падать при звуках твоего голоса? – Янка показывает палец вверх, поддерживая. – Ты ещё в понедельник стал мне никем.

– Алё, детка, у нас общий ребёнок…

– О котором ты неделю не вспоминал, – заканчиваю фразу, слышу, как Юра пыхтит в трубку. Выхожу из кухни, чтобы дети не слышали нашей беседы. – Ещё раз спрашиваю – что надо?

– Хочу взять Егора на выходные.

– Да? А Егор хочет?

– Хочет. Уверен. Он соскучился по папе.

– Ну давай спросим, – возвращаюсь на кухню и включаю громкую связь, обращаясь к сыну: – Егорка, папа предлагает тебе провести с ним выходные, ты поедешь?

– Нет. Я хочу с Мишей играть в солдатиков. И завтра ты в парк пойти обещала, – отнекивается мой ребёнок.

– Егорка, сынок, – сладко поёт Орехов, – папа соскучился по тебе. А в парк вместе сходим – ты и я.

– Я хочу с мамой, тётей Яной и Мишей.

Переключаюсь на обычный режим, снова выхожу из кухни.

– Слышал? Ему никто не подсказывал.

– Ты не даёшь мне ребёнка! – заводится. – Запрещаешь видеться! Я обращусь в опеку!

– И? Дальше?

– Они отберут у тебя Егора.

– С чего вдруг? – завожусь, начиная злиться.

Сжимаю и разжимаю пальцы, успокаивая себя, пытаясь не сорваться на крик и оскорбления. Яна говорит, что мне нужно разговаривать с ним спокойно, без эмоций, не позволять провоцировать, разжигая пламя злости.

– Ты безработная! А алименты двенадцать тысяч!

– Алименты своему сыну платишь ты. Если ты оценил его потребности в такую сумму, это только на твоей совести. На работу выхожу через два дня. До декрета я имела вполне приличную зарплату в «Эвите», меньше она не станет, даже больше, – безбожно вру, потому как даже не поинтересовалась у Светланы Владимировны о получаемой сумме. – Ещё вопросы?

– У тебя жилья нет.

– Я прописана у мамы, Егор, соответственно, тоже. Квадратные метры предполагают размещение троих человек без стеснения и ограничений.

– Но живёшь ты у сестры!

– У неё не однушка, мы вполне хорошо себя здесь чувствуем вчетвером. А потом я куплю своё жильё.

– Ха-ха, на твои условия я не согласен! – фыркает. – Не жирно-то пять миллионов, милая?

– Не жирно, – повышаю голос, рявкая на Орехова. – Не согласен с моими условиями – поделим фирму пополам. По закону мне полагается половина от совместно нажитого имущества.

– Ты ничего в этой фирме не делала! – Истерика Юрочки нарастает, а голос сквозит звенящими нотками. – Это всё моё!

– А закон считает по-другому, увы, не учитывая твоих желаний, – бросаю равнодушно.

– И откуда ты знаешь? – верещит. – Мне уже сказали, что ты мужика нашла, следователь прокуратуры какой-то. Он помогает? Рассказывает, как оставить ни с чем бывшего мужа?

От предположений Орехова я на минуту теряю дар речи, осмысливая сказанное. То есть вот как он считает: развелась и в койку к другому. А что мелочиться, время-то терять? Необходимо навёрстывать упущенное время, которое я прожила с безразличным мужем.

– У меня достаточно мозгов, чтобы открыть интернет и прочесть статьи. Для этого не требуется быть юристом. Всё понятно.

– И когда это ты такой самостоятельной стала? То в рот мне заглядывала, ожидая подачки, а то глаза от земли оторвала, поверив в себя.

А ведь всё верно он говорит – заглядывала в рот. Ждала, просила, угождала, шла навстречу, избегала ссор и скандалов, а мне в душу плюнули, нагадили, не позаботившись о моих чувствах.

– За каждой успешной женщиной стоит козёл, который помог ей стать самостоятельной, – выплёвываю, ядовито ухмыляясь.

– Сука!

– Не больше, чем ты.

– Ты ничего не получишь, овца тупая, слыши…

Скидываю звонок, блокирую номер Орехова. Не хочу выслушивать очередную порцию гадостей.

Теперь я понимаю, что значит выражение, которое сестра постоянно мне повторяет, – «будь проще». Это не о том, чтобы терпеть всякого рода унижения, оскорбления, безропотно принимая ненужную грязь; насиловать себя общением с неприятными людьми; засовывать собственное мнение глубоко и надолго, чтобы не дай бог не вызвать негатива у других. Это о другом – нужно быть проще в плане отношения к жизни и людям. Не переживать из-за пустяков, не принимать мимолётный негатив, ничего не доказывать посторонним людям. Всё, что важно: родные и близкие рядом, здоровы и живы. Не твоё – отвалится само собой, как засохшая грязь с ботинок.

Именно так теперь я и поступаю: всё ненужное, приносящее дискомфорт – мимо. К чёртовой матери семейство Ореховых с их желаниями, которые должны исполняться всеми и незамедлительно. Больше так не будет.

– О, ты даже не плачешь! – удивляется Янка, внимательно рассматривая моё лицо.

– Не стоит Юра моих слёз, – усаживаюсь за стол, продолжая ужин.

– Ну наконец-то, – сестра возносит руки к небу, – месяц наставлений не прошёл даром. Надеюсь, ты разговаривала правильно?

– Спокойно, сдержанно, по делу.

– Горжусь, – вскакивает, чмокая меня в щёку.

И я собой горжусь, потому что именно сегодня, впервые за несколько месяцев, смогла поговорить с Юрой десять минут, ни разу не заплакав. Это доказывает лишь одно: Орехов медленно, но верно уходит из моей жизни.