Но указывают ли последствия таких исключительных бедствий в прошлом на малое значение той резервной силы, основанной на числе жителей, способных к известному роду военной службы, о которой здесь говорится? Упомянутые удары наносились людьми исключительного гения, во главе вооруженных отрядов исключительной подготовки, имевших престиж esprit de corps ^[25], и, кроме того, обращались на противников, более или менее деморализованных сознанием своей сравнительной слабости под впечатлением предшествовавших поражений. Аустерлицкому бою незадолго до того предшествовало Ульмское сражение, где тридцать тысяч австрийцев сложили оружие без боя, а история нескольких предыдущих лет полнилась поражениями Австрии и успехами Франции. Трафальгарская битва последовала за крейсерством, справедливо названным кампанией почти постоянных неудач, а несколько ранее, но тоже сравнительно недавно, состоялись памятные для союзного флота поражения – испанцев при Сент-Винсенте и французов при Абукире. За исключением битвы под Йеной, эти поражения были не просто бедствиями, но окончательными ударами для побежденных; в Йенской же кампании имело место такое неравенство условий противников по численности, по вооружению и по общей подготовке к войне, которое делает последствия ее менее приложимыми к обсуждению возможного результата единичной победы.

Англия в настоящее время является величайшей морской державой в мире, при паре и железе она удержала то превосходство, какое имела в дни парусов и дерева. Франция и Англия обладают самыми крупными военными флотами среди всех держав, и вопрос о том, который из двух сильнее, еще настолько открыт, что эти страны могут считаться равносильными в материальной подготовке к морской войне. Зададимся вопросом: можно ли предположить такое различие в личном составе названных флотов или в подготовке, при котором вероятным результатом одной битвы между ними или одной кампании будет решительное неравенство? Если нет, то выступит на сцену резервная сила, сначала организованный резерв, затем резерв мореходного населения, резерв технической подготовки и резерв материального богатства. До некоторой степени, кажется, забывают, что первенство Англии в технике дает ей резерв механиков, которые легко могут ознакомиться с техническими требованиями службы на современных броненосцах; так как война ляжет бременем на торговлю и промышленность, то образуется избыток незанятых матросов и механиков, которые облегчат комплектование военных кораблей.

Весь вопрос о значении резерва, организованного или неорганизованного, сводится к следующему: допускают ли современные условия войны вероятность того, что из двух почти равносильных противников один будет так ослаблен в одну кампанию, что удастся достигнуть решительного результата? Морская война пока не дает ответа. Поразительные успехи действий Пруссии против Австрии и Германии против Франции должны, кажется, рассматриваться как результат столкновений сильнейших наций с гораздо более слабейшими, и не важно, объясняется ли слабость последних естественными причинами или недееспособностью правителей. Как повлияла бы на исход русско-турецкой войны задержка войск, подобная той, что имела место под Плевной, если бы в Турции был какой-либо резерв национальной силы, который она могла бы призвать?

Если время, как это всюду допускается, есть главный фактор на войне, то государствам, дух народа в которых, по существу, не военный и население которых, как всякое свободное население, противится оплате больших военных взносов, надлежит заботиться о том, чтобы, по крайней мере, быть достаточно сильными для выигрыша времени: это позволит обратить энергию и способности своих граждан на новые виды деятельности, обусловленные войной. Когда наличная сила государства, морская или сухопутная, достаточна для достижения этой цели даже при невыгодных условиях, то страна может положиться на свои естественные источники, обращаясь к каждому из них по потребности – к численности населения, к его богатству, к его способностям всякого рода. Но если, с другой стороны, военная сила государства может быть быстро разбита, то даже при обладании самыми богатыми источниками естественной силы не спастись от условий не только унизительных, но и таких, которые отсрочат возможность реванша до отдаленного будущего. «Если то-то и то-то можно затянуть, то дело может быть спасено или исполнено» – так часто утверждается на более ограниченном театре войны; а о больном нередко говорят: «Если пациент сможет пережить такой-то кризис, то сильная натура позволит ему оправиться».

Англия до некоторой степени является сегодня одним из таких государств. Голландия тоже входила в их число; она не хотела платить и спаслась от разорения, будучи на волосок от краха. «Никогда, ни в мирное время, ни под страхом гибели, – писал о голландцах их великий государственный деятель де Витт ^[26], – не примут они решений, которые обязывали бы к долговременным денежным жертвам. Характер голландца таков, что, если опасность не предстанет перед ним лицом к лицу, он не выложит из кармана денег для собственной обороны. Мне приходится иметь дело с народом, который, будучи щедр до расточительности там, где следовало бы быть экономным, часто бережлив до скупости там, где следовало бы тратить щедро».

Всему миру известно, что и наша страна не свободна от такого упрека. Соединенные Штаты Америки не имеют такого оплота, за которым они могли бы выиграть время для развития резервной силы. Что касается мореходного населения, отвечающего возможным нуждам, то где оно? Такой ресурс, пропорциональный береговой линии и населению страны, можно отыскать лишь в национальном торговом мореходстве и в связанной с ним промышленности, которые в настоящее время едва ли у нас существуют. Не имеет значения при этом, будет ли экипаж таких судов комплектоваться из местных уроженцев или из иностранцев, лишь бы он был привязан к нашему флагу и лишь бы морская сила страны была достаточна для того, чтобы дать большинству этих судов возможность в случае войны возвратиться домой из иностранных вод. Если иностранцы тысячами допускаются к голосованию, то отчего они не могут занимать боевые места на палубе корабля?

Хотя в рассуждениях наших мы несколько уклонились в сторону, но все-таки их можно считать достаточными для вывода, что многочисленное население, занятое промыслами, связанными с мореходством, представляет ныне, как представляло и прежде, важный элемент морской силы, а Соединенным Штатам Америки недостает этого элемента, из-за чего нужно всемерно развивать обширную торговлю под национальным флагом.

V. Национальный характер

Рассмотрим теперь влияние национального характера и способностей населения на развитие морской силы.

Если морская сила действительно опирается на мирную и обширную торговлю, то стремление к коммерческой деятельности должно быть отличительной чертой наций, которые в то или другое время преуспевали на море. История подтверждает это почти без исключений; за исключением римлян, мы не находим ни одного серьезного примера, противоречащего этому заключению.

Все люди более или менее любят деньги и добиваются материальных приобретений, но способы, или пути, которыми они идут к этой цели, всегда оказывают существенное влияние на торговую деятельность и на историю населяемой ими страны.

Если можно верить истории, то путь, каким испанцы и родственные им португальцы искали богатств, не только оставил след в их национальном характере, но оказался фатальным для здорового роста торговли, для промышленности, на которую торговля опирается, и, наконец, для того национального богатства, которое этим ложным путем стяжалось. Жажда приобретений переросла у них в жестокую алчность; они искали в новооткрытых землях, обеспечивших развитие коммерческого и морского дела в других странах Европы, не новое поле промышленности, не здоровое возбуждение духа исследования и жажды приключений, а серебро и золото. Они имели много великих качеств: были смелыми, предприимчивыми, умеренными, терпеливыми в страданиях, пылкими и одаренными развитым национальным чувством. Присоединим сюда выгоды географического положения Испании, ее хорошо расположенные порты, а также факт, что она первая заняла обширные и богатые земли Нового Света, долго оставаясь без соперников, так что сто лет после открытия Америки была первенствующим государством в Европе; ввиду сказанного справедливо было ожидать, что она займет и первое место между морскими державами. Результат, как все знают, оказался противоположным. Со времен сражения при Лепанто в 1571 году страницы истории Испании, несмотря на участие страны во многих войнах, не освещены ни единой сколько-нибудь серьезной по своим последствиям морской победой. Упадок торгового судоходства достаточно объясняет горькую и иногда смешную немощность испанских моряков на палубах военных кораблей. Без сомнения, такой результат не следует приписывать одной только причине. Без сомнения, правительство Испании во многих отношениях затрудняло и подавляло свободное и здоровое развитие частной предприимчивости, но характер великого народа ломает или сам формирует характер своего правительства, и едва ли можно сомневаться, что, имей народ склонность к торговле, само правительство увлеклось бы тем же течением. Обширное поле колоний было удалено от центра того деспотизма, который вредил росту старой Испании. В самом деле, тысячи испанцев – как рабочего, так и высшего классов – оставляли родину, и промыслы на чужбине позволяли посылать домой мало что, кроме денег или товара малого объема, не требовавшего судов большой грузовой вместимости. Метрополия сама производила разве что шерсть, плоды и добывала железо; ее мануфактуры были ничтожны, промышленность страдала, население постоянно уменьшалось. Она и ее колонии встали в такую зависимость от Голландии по отношению к необходимым предметам жизненного потребления, что для оплаты последних продуктов скудной местной промышленности уже недоставало. «Голландские купцы, – пишет современник, – которые разносят деньги во все уголки света для покупки товаров, должны из этой единственной страны Европы вывозить деньги, получающиеся за ввозимые туда продукты». Таким образом, богатство, столь желанное для испанцев, лихорадочно его домогавшихся, быстро уходило из их рук. Уже указывалось, как слаба была Испания с военной точки зрения вследствие упадка ее мореходства. Богатство страны, транспортировавшееся в малом объеме на небольшом числе судов, которые следовали более или менее установившимися путями, легко подвергалось захвату со стороны неприятеля, и эти набеги тут же парализовывали «нервы войны». Между тем богатства Англии и Голландии, рассеянные на тысячах кораблей во всех частях света, выдерживали множество тяжких ударов на протяжении многих изнурительных войн и притом возрастали, хотя и не без болезней. Португалия, судьбы которой тесно связаны с судьбами Испании в наиболее критический период ее истории, тоже стремится, как говорят, под гору; хотя в начале соперничества за морское могущество она стояла во главе всех европейских стран, но потом далеко отстала. «Рудники Бразилии сделались источником разорения для Португалии, как рудники Мексики и Перу – для Испании; все мануфактуры подверглись пагубному презрению, скоро Англия начала снабжать Португалию не только тканями, но и товарами всякого рода, даже соленой рыбой и зерном. Разгоряченные жаждой золота, португальцы забросили саму обработку своей почвы, виноградники Порту в конце концов скупили англичане на бразильское золото, которое проходило через Португалию для того, чтобы рассыпаться по Англии». Нас уверяют, что за пятьдесят лет целых пятьсот миллионов долларов «извлечено из бразильских рудников» и что по истечении этого срока в Португалии осталось всего двадцать пять миллионов в звонкой монете», – вот поразительный пример различия между богатством действительным и мнимым.

Англичане и голландцы жаждали приобретений не менее, чем южные нации. Тех и других называли «нациями лавочников», но эта насмешка, в той мере, в какой она справедлива, делает честь их благоразумию и добросовестности. Они были не менее смелыми, предприимчивыми и терпеливыми, чем испанцы и португальцы. Они даже были более терпеливы и настойчивы, ибо искали богатства не мечом, который сулил, по-видимому, скорейший результат, а трудом, то есть путем долгим, но верным, что, собственно, и послужило причиной для вышеприведенного прозвища. Но англичане и голландцы, принадлежа к одной и той же расе, обладали всегда и другими качествами, не менее важными, чем поименованные выше; таких качеств испанцы и португальцы лишены, а они, вместе с географическим положением самих стран, побуждали к развитию мореходных сил. Это всегда были деловые люди – промышленники, производители, негоцианты. Поэтому, как на родине, так и за границей, поселяясь ли на землях цивилизованных наций, во владениях варварских восточных правителей или в основанных ими самими колониях, они везде старались воспользоваться всеми местными ресурсами, которые старались приумножать. Острый инстинкт прирожденного купца – лавочника, если хотите, – постоянно побуждал к поискам предметов для обмена, и это побуждение, в соединении с трудолюбием, свойственным целым поколениям, неизбежно делало их производителями. Дома они становились великими фабрикантами, а за границей, там, где они первенствовали, земля постоянно богатела, продукты ее умножались, и необходимый обмен между метрополией и колониями требовал все большего и большего количества судов. Судоходство поэтому возрастало вместе с требованиями торговли, и нации с меньшей способностью к мореходной предприимчивости – даже сама Франция, как ни велика она была, – начали нуждаться в их продуктах и в их судах. Так они многими путями приближались к достижению могущества на море. Эти природные устремления и это развитие, конечно, по временам уклонялись в сторону и серьезно задерживались вмешательством других держав, ревниво относившихся к такому процветанию Англии, какого их население могло добиться лишь путем искусственной поддержки; о последней мы будем говорить при разборе влияния характера правительства на морскую силу.

Склонность к торговой деятельности, в том числе необходимое производство предметов для торговли, составляет национальную характеристику, в высшей степени важную для развития морской силы, так как маловероятно, чтобы при такой склонности и соответствующих морских границах нация могла бы испугаться опасностей моря или иных неудобств мореплавания и пренебречь стяжанием богатств через океанскую торговлю. Конечно, богатство приобретается разными путями, но тогда оно не приводит к развитию морской силы. Возьмем для примера Францию. Это чудная страна с трудолюбивым населением и превосходным положением. Французский флот переживал известные периоды большой славы и даже в дни своего упадка никогда не обесчещивал военной репутации, столь дорогой для наций. Тем не менее как морское государство, надежно опирающееся на широкий базис морской торговли, Франция в сравнении с другими историческими морскими державами никогда не занимала положения по-настоящему значимого. Главная причина в отношении свойств народа заключается в способах, какими народ добывает богатства. Испания и Португалия искали обогащения в добывании золота из недр земли, а характер французского народа заставляет идти к благосостоянию путем бережливости, экономии, накопления. Говорят, что труднее сохранить состояние, чем его составить. Может быть, так и есть; но отважный темперамент, побуждающий рисковать наличным ради большего, имеет много общего с тем духом предприимчивости, который завоевывает мир для торговли. Осторожность и стремление к экономии, действия робкие, подразумевающие уверенность в успехе, могут привести к общему благосостоянию в малом масштабе, но не к развитию внешней торговли и мореходных интересов. Для иллюстрации сказанного приведем пример, придавая ему только то значение, какое он заслуживает.

Один французский офицер, разговаривая с автором о Панамском канале, сказал: «Я имею две акции в этом предприятии. Во Франции мы не поступаем так, как у вас, где большое число акций сосредоточивается в руках немногих. У нас многие берут одну или всего несколько штук. Когда акции появились на рынке, то жена посоветовала мне купить одну для себя и одну для нее». По отношению к обеспечению личного достатка человека такое благоразумие, без сомнения, оправданно; однако когда излишняя осторожность или финансовая робость становятся национальной чертой, то они неизбежно начинают ограничивать национальные торговые предприятия и судоходство. Осторожность в денежных делах в приложениях к другим сторонам жизни ограничила деторождение и почти остановила прирост населения Франции.