Лина продолжала рассказывать о том, как за одной встречей с Тимуром последовали следующие. О том, как она чувствовала себя влюбленной и счастливой, и о том, как сильно была расстроена, когда узнала, что Тимур – активный участник военных действий. Как была она разочарована тем, что Тимур утаил о своей профессии, когда в ходе первых разговоров понял, что основой ее мировоззрения было распространение мира и согласия во всех уголках Вселенной. Он не стал поднимать на смех ее идеалы, так не схожие с его собственными. Лина рассказала о том, как Тимур предложил улететь с ним на Землю и дал на раздумье пару недель. Друзья и родные говорили ей о том, что она сумасшедшая, но уже сразу после его предложения она знала, что пойдет за ним куда угодно и когда угодно. У нее не было родителей, ее воспитывала тетя, и та сказала ей, чтобы Лина тщательно обдумала свое решение. «Твой юношеский максимализм может поломать тебе твою жизнь и твою карьеру. Ты играешь со своей судьбой», – сказала она.

На что Лина ответила, что уже переросла свой юношеский максимализм, вольна в своих решениях и не желает больше ничего слышать об этом. Тетя молча улыбнулась и обняла ее.

Федор Игнатович слушал Лину. Девушка рассказывала мягко, словно на уроке перечисляла факты из своего хорошо подготовленного конспекта, но все-таки в некоторых местах ее речь сбивалась, она говорила эмоционально, торопливо и повторялась. Она была так похожа на его первую любовь. Во внешности девушки чувствовалось, что она принадлежит другой расе; даже движения ее походки отличались от земной. Но тембр ее речи, ее выученной земной речи, был похож на тонкий голос его первой горячо любимой женщины.

– …Так я оказалась здесь, – сказала Лина.

Окончив свой рассказ, она посмотрела на небо и вздохнула.

– Ты скучаешь по Санксу, тете, сестре?. – спросил Федор Игнатович.

– Да, скучаю, честно, очень скучаю. Но больше я скучаю по Тимуру, – ответила Лина.

– Я должен кое-что сказать тебе.

Лина посмотрела на свекра. Тот продолжил:

– Лина, я был у врача несколько месяцев назад. Я болен. У меня злокачественная неоперабельная опухоль.

Лина остановилась посредине аллеи, по которой они шли.

– Подождите, что это значит? – сказала она, – Я не верю, что ваша медицина не может справиться с обыкновенной опухолью!

– Может, но не с моей. Я сам во всем виноват. Я слишком запустил свою болезнь. Уже поздно что-либо изменить.

Лина взяла руку пожилого мужчины в свою.

– Вы не представляете, как мне жаль. Неужели нельзя ничего сделать?

– Увы, дорогая моя, увы. Врачи дали срок не больше года.

Молча и рука об руку они пошли дальше по аллее. Солнце светило все также ярко, и небу было невдомек, какие тучи были на душе у Лины и Федора Игнатьевича.

С того самого дня, как Федор Игнатьевич рассказал Лине о своей болезни, прошло еще пару месяцев, наступило лето. На этот раз невестка и свекор словно поменялись местами. – теперь Лина ухаживала за Федором Игнатьевичем. Она заботилась о нем, как об отце, которого у нее никогда не было. Эта забота скрасила ее дни и наполнила жизнь новым смыслом. Она ждала Тимура, обрывала связь главного управления, новое и светлое чувство зарождалось в ее сердце. Ей снова хотелось жить. Цветы, поблекшие на ее шее месяцами ранее, под лучами знойного летнего солнца, стали ярче и красивее. Узоры на руках засияли золотым свечением. Лина питалась лучами солнца, и ее кожа засветилась изнутри мягким светом. На щеках появился румянец, кожа снова приобрела загорелый оттенок.

Федор Игнатович был несказанно рад такой перемене в девушке. Лина отправила несколько электронных писем друзьям и родным, устроилась в центр переводов. Днем она ездила на работу, вечера проводила в заботах о свекре. Выходные с коллегами ходила по музеям и выставкам, расширяя свои знания о человеческой истории и искусстве.

– Какие планы на выходные? – спросил Федор Игнатович Лину, когда в одну из осенних пятниц они сидели за чашкой чая.

– В субботу днем пойду с друзьями в парк, в воскресенье идем в кино.

– Здорово, на какой фильм?

– Какая-то фантастика, точно не помню.

Лина встала, убирая чашки со стола.

– Лина, папа..!

В дверях стоял Тимур. Чашка выпала из рук девушки. Она всплеснула руками и бросилась на шею к своему мужу.

– На счастье, – смеясь, сказал он.

Федор Игнатович приподнялся со стула.

– Сынок! – воскликнул он.

– Не вставай, папа, – остановил его Тимур.

– Я так рада тебя видеть! Ты не представляешь, как я рада! Как мы рады! – восклицала Лина, обнимая и целуя Тимура.

Тимур подошел к отцу и обнял его. Точнее сказать, стиснул в объятиях.

– Полегче, полегче, Тима, – попросил его Федор Игнатович, – Ну, садись же, рассказывай, почему не предупредил, что приедешь? Почему с нами никто не связался? Почему нам вообще не сообщали о тебе ничего? Господи, как же я рад, что ты вернулся. Не говори ничего, просто присядь. Я всегда знал, что ты вернешься в свой родной дом.

– Ты не представляешь, как мы переживали, – подхватила Лина, – Сколько раз пытались выяснить, что с тобой… Нам столько всего нужно рассказать тебе! Но ты – первый.

– Хорошо, – сказал Тимур, – Только давайте сначала соберем осколки.

. . .

Разложив свои вещи, Тимур рассказал своей семье о том, как на одной из планет, Криоде, его отряд, высадившись на задание, попал в западню. Он рассказал о том, как жители планеты встретили незваных гостей, перебив весь его отряд. Рассказал, что его, как командира отряда, оставили в живых и взяли в плен. О том, как его руководство умолчало о поражении, и его оставили на долгие месяцы в тылу врага. Он поведал о том, как, дождавшись удобного случая, он сбежал из своей тюрьмы и, угнав инопланетный корабль, высадился на ближайшей колонизированной Землей планете Тион. Он связался с главным управлением, и через несколько часов его забрали и доставили в штаб.

После нескольких часов допроса Тимура отпустили, взяв с него подпись в свидетельстве о неразглашении, в котором он обязывался не сообщать ни в одно СМИ ни одной планеты, а также третьим лицам о случившемся происшествии. Ему пообещали наказать по всей строгости виновных лиц. Затем отпустили домой, к семье.

– А мы – это тоже «третьи лица»? – спросила Лина.

– Вы с папой относитесь к моему кругу доверенных лиц, поэтому вам я рассказал, – сказал Тимур.

– Как ты мог подписать такую бумагу, Тимур? Неужели ты правда веришь, что виновных накажут? Ты был в плену долгие месяцы, и о тебе просто решили забыть. Если бы ты не сбежал, в итоге, тебя бы просто прикончили, вот и все. Где мои сигареты? – в раздражении сказал Федор Игнатович, оглядываясь по сторонам и хлопая себя по карманам.

– Вам нельзя, не ищите, в доме сигарет нет, – сказала Лина.

– С каких это пор мой папа не курит? – посмеялся Тимур, – И, кстати, я верю, что виновных накажут. Я доверяю своему правительству. Пап, так ты скажешь мне, почему бросил курить?

Отец молчал.

– Лина? – Тимур перевел взгляд на жену.

– Знаешь, нам нужно тебе многое рассказать, – вздохнула девушка.

Тимур молчал, пока его родные рассказывали, как провели эти два года в разлуке с ним. По окончании рассказа Тимур устало обнял их обоих.

Прошло еще пару месяцев. В доме Васильевых жизнь била ключом. Федор Игнатович с теплом наблюдал за счастьем молодой семьи. Но самому ему день ото дня становилось все хуже. Он все чаще сидел в своем кресле неподвижно, и все реже можно было услышать то, как он ворчит, прогуливаясь по аллее.

– Милый, я слышала звук оповещения – тебе что-то пришло, посмотри, – крикнула с кухни Лина.

– Черт возьми! – послышалось из зала.

– Что случилось? – спросила Лина, входя в комнату.

– Черт, черт. У меня слов нет, черт, – чертыхался Тимур.

В руках он держал свой планшет.

–Разверни экран, – попросила Лина мужа.

Тимур спроецировал трехмерное изображение. Это была медаль «За отвагу». Он скрыл медаль и развернул письмо. Лина прочла: «Сообщаем Вам, что Департамент внешней обороны принял решение о Вашем досрочном выходе на пенсию. Об установленном выходной пособии Вы можете уточнить в территориальном органе управления Вашего региона. Благодарим за службу Родине…» Тимур закрыл письмо.

– Почему ты не рад? – спросила Лина.

– Не рад? Ты что, с ума сошла? Небо – это смысл моей жизни! – крикнул он.

– Разве война – это смысл твоей жизни? А как же семья? – возмутилась Лина.

– Семья – это совсем другое. Ты ничего не понимаешь…

– Что значит я «ничего не понимаю»? Ты сам говорил мне, что хочешь семью, детей. Ты говорил, что каждый зарабатывает так, как умеет. Я смирилась с этим, наплевав на все свои убеждения. А теперь ты говоришь, что смысл твоей жизни – небо? Я променяла свое небо на небо чужой для меня планеты. Ты меня обманул?

Лина вышла из комнаты, не дав мужу возможности оправдаться. Он и не думал об этом.

– Теперь не нужно из себя жертву строить, – сказал он ей вслед, – Я тебе все говорил, как есть, и не обманывал. На кой черт мне сдалась эта пенсия? Мне всего тридцать три года, чем я буду заниматься?

В другой комнате Лина не могла успокоиться.

– Вот и доверился ты своему правительству, – крикнула она в сердцах.

Федор Игнатович сидел в своем кресле. Даже через закрытую дверь было слышно, о чем говорили его дети – так они громко ругались. Через минуту все стихло.

Смятение – вот что чувствовал Тимур. Он не знал, что ему делать и куда идти. Он чувствовал себя ненужным. Лина пришла к нему в поисках примирения через пару часов. Тимур принял протянутые к нему руки жены и крепко обнял супругу. Но что-то между ними с того дня изменилось, и они оба это чувствовали.

Федор Игнатович дал сыну рекомендацию, и его взяли в одну из компаний по проектированию межгалактических кораблей. Но день ото дня Тимур становился все мрачнее и мрачнее. Лина замечала это и не знала, чем ему помочь. Они ругались и громко выясняли отношения каждый день.

– Тимур, как дела на работе?

– Никак. Все также.

– Знаешь, мы такие тексты интересные на этой неделе переводили – несколько фильмов для одной киностудии. Один из фильмов выйдет на выходных, сходим посмотреть?

– Мне неинтересно, ты же знаешь.

– А чем мы будем заниматься в выходные?

– Не знаю.

– У тебя что-то не так на работе?

– Понимаешь, мне там душно. Я не вижу смысла в том, что я делаю.

– Ясно, тебе не хватает неба. Может быть, тебе перевестись в экипаж корабля? Через год стажировки и капитаном можешь стать.

– Это совсем не то же самое, что быть командиром отряда.

– Знаешь, я навела справки и, честно говоря, это оплачивается ничуть не хуже, если дело все-таки в деньгах.

– Дело не в деньгах.

– Я так и думала.

– Что ты думала?

– Я лучше промолчу.

– Вот и отстань. Надоело мне все. Уйди.

– Мне тоже все надоело. Нет, не уйду.