Из комнаты выполз взлохмаченный Витька, протирая кулачками глаза. Он стоял босой в полосатой фланелевой пижаме и, глядя на корчившуюся в истерике маму, писал прямо на пол. Маша, подхватив его, поволокла в туалет. Витя не задавал никаких вопросов. Он тоже откуда-то знал, что Алексей разбился. Пытаясь его успокоить, Маша сама разревелась. Брат вытер ладошкой слезы и заговорщицки прошептал: «Секрет не выдашь? Мы скоро все с Лешей встретимся. Маме ни слова, она нас не пустит. Сама захочет, а нам не даст». Маша внимательно посмотрела в округлившиеся, по-тигриному желто-карие глаза мальчика и, уняв внезапную дрожь, сказала: «Никто с ним уже не встретится. Понимаешь?»
Наташа лежала без сознания. Попытки детей приподнять ее, привести в чувство не удались, тогда Маша набрала номер скорой. Пока машина ехала, к Наташе вернулось сознание, но не полностью: она начисто забыла, что произошло, а самое страшное – не понимала, где находится и кто эти мальчик и девочка. Озираясь по сторонам, ползла к двери, не в силах встать на ноги, хваталась за стены и звала на помощь, страшно завывая. Витя уткнулся в Машины колени, дрожа от страха, а Маша холодными, мокрыми руками пыталась оторвать его от себя. На счастье, бригада скорой приехала быстро. Наташе вкололи успокоительные и снотворные. Строгий доктор спросил у детей, есть ли родственники или друзья, которые могут за ними присмотреть. В этот момент за дверью послышался лай. Маша, быстро сообразив, бросилась навстречу соседке, которая держала на поводке заходящегося в лае щенка, и закричала: «Тетя Валечка, посидите с нами, пожалуйста, Алеша разбился и умер, а мама без сознания». Соседка сначала ничего не расслышала из-за Темкиного визга и скулежа, от которого всем вокруг стало тошно. Подтянув пижамные штаны, Витя присел на корточки перед собакой, а потом, оскалив зубы, зарычал. Щенок, обалдев, затих и, поджав хвост, спрятался за хозяйку. Если бы у всех окружающих были хвосты, они бы, наверное, сделали то же самое. Витькин рык был страшен. Первой пришла в себя соседка. Она успокоила врачей, что еще не такое от мальчика слышала:
– Знаете, он похлеще Галкина все голоса копирует. Не соскучишься. Меня Валентиной Михайловной зовут, – обратилась она к врачу. – Я имею опыт работы с детьми в дошкольных учреждениях. Горе-то какое! Да, конечно, посижу. Ой-ей-ей! Алексей Петрович был чудный человек, хоть и не муж Наташе вовсе, зато к детям со всей душой, прямо как отец родной. Коллега ваш, между прочим…
Врач не стал выслушивать слезно-словесный поток соседки, дал инструкции, как поступать, если память к больной не вернется, выписал лекарства и посоветовал при ухудшении опять вызывать скорую и везти в больницу. Бригада уехала. Валентина Михайловна увела испуганного Тему домой, но обещала вернуться и приготовить обед.
Даже во сне лицо Наташи не расслабилось – боль впилась в складочки и морщинки. В ее облике всегда было что-то подростковое: вздернутый нос, остренький подбородок, озорные глаза, а сейчас на кровати лежала старуха. Дети топтались рядом, не зная, что делать. Маша гладила мамину руку, Витя свернулся калачиком у ее ног. Прошло минут двадцать, как неожиданно Наташа очнулась, резко вскочила на ноги, провела рукой по волосам, лицу, заметила детей, обняла. Теперь она все вспомнила, но на этот раз не заплакала, а быстро и сбивчиво заговорила:
– Мне надо бежать… Вы сидите тут, ждете… Все сами: утром встаете, вечером ложитесь. Маша кормит Витю. Витя идет в сад… Нет, Маша ведет Витю, потом забирает. Нет, Витя остается на продленке, Маша в школу. Я еду в морг, забираю тело, еду в больницу. Куда еще? Не знаю. На кладбище, наверное, Лешку хоронить. Кто хоронит? Мы хороним, больше некому. Или есть? Как узнать? Спрашивала про родню, Леша не рассказывал, только однажды обмолвился, что мама и папа сгорели при пожаре. Господи, надо что-то делать! Его не вернешь, как же это? Почему не вернешь?
Витя насупился – ему жуть как не хотелось на продленку, а Маша со страхом смотрела на маму, на ее трясущиеся руки, неуверенную походку. Возбуждение так же быстро прошло, как и возникло. Наташа свалилась на подушку и заснула. Маша прикрыла пледом мамины ноги, жестом показала Вите сидеть тихо, но сама же и нарушила свой запрет, прошептав:
– А знаешь, куда дядя Леша ехал? В дом, который строил, хотел сегодня нас туда привезти. Сюрприз сделать. Мама не верила про дом, думала, фантазирует, а он взял и построил. Я недавно слышала, как он по телефону разговаривал, спрашивал, будет ли к сегодняшнему дню все готово. Тихо так говорил, чтобы мы не услышали, думал, что я сплю.
Витька так же шепотом ей ответил:
– Не построил, а перестроил.
– Ты откуда знаешь? Он тебе рассказал?
Витька замотал головой:
– Нет, приснилось.
– Что приснилось? – спросила Маша.
– Пожар.
Витя сделал страшные глаза и замахал руками: «Дом горит, огонь до неба, а они все спят: Лешины мама, папа и кошка с котятами. Все сгорели. Давно. Он их очень любил, а дом не любил, так и оставил стоять сгоревшим».
– Врешь! – сурово посмотрела Маша на брата.
– А вот и не вру, точно было. Ты же слышала, что мама говорила про его родителей.
– Сны иногда врут.
– Сама ты все врешь, – Витя обиделся и, уставившись в одну точку, перестал разговаривать. Маша схватила его за руку и увела на кухню. Усадив на стул, попыталась растормошить, пощекотать. Он не реагировал, даже не отбивался, просто молчал и смотрел в пол. Тогда она решила идти другим путем – открыла банку клубничного варенья. Витя очнулся. Он тут же зачерпнул полную ложку мясистых клубничин и отправил их в рот. Губы Вити растянулись в блаженной улыбке. Поймав этот момент, Маша как бы невзначай поинтересовалась:
– А о чем ты по ночам со своим папой шепчешься?
Витя чуть не подавился:
– С каким папой? Он же умер!
– То-то и оно. Каждую ночь с ним ругаешься. Сама слышала. И откуда слова такие знаешь? Я в твоем возрасте…
Витя не дал закончить. Он приложил ладошку к Машиным губам, глядя на нее испуганными глазами, и заныл:
– Никому не говори, хорошо? Я их боюсь. Папа с бабушкой приходят. Злятся, что не хочу с ними идти. Хотят всех нас туда забрать.
Маша попыталась успокоить его, погладить по голове, но рука застряла в рыжих кудряшках. С утра нечесаные волосы спутались. Пришлось, как обычно это делала мама, прижать Витину голову к груди и, раскачиваясь, словно баюкая, шептать на ухо:
– Леша не позволит им, он не такой. А можешь вспомнить, что тебе еще снилось про Лешу?
Витя задумался, потом мечтательно завел глаза в потолок:
– Он для нас подарки приготовил. Лежат в шкафу, нас ждут.
– Где лежат? Я не видела, – удивилась Маша.
– Не тут. В новом доме. И еще там есть коробочка для мамы, а в ней кольцо.
– А что для меня?
– Так, ерунда, телефон какой-то, вроде маминого, зато у меня планшет, – расхвастался Витя.
– Но где дом, ты не знаешь, – добавила Маша, заскучав.
Витя пожал плечами.
– Вот и я тоже, – вздохнула Маша, – но мы узнаем, обязательно. Говоришь, Леша раньше там жил с папой и мамой? Наверное, когда пожар случился, он оттуда уехал, чтобы самому от горя не умереть. Это все легко выяснить: когда и где случился пожар, адрес, имена. Тут и видеть ничего не надо, все в интернете найти можно.
Маша щелкнула его по носу и хитро прищурила глаз:
– Ну, братишка, даешь! А я и не знала, что ты вроде меня – видишь наперед.
Витя насупился, опустил голову и пробурчал под нос:
– Я вперед не вижу, только назад.
– Вот и отлично, вместе мы сила.
После похорон выяснилось, что дом, который Алексей Петрович Рагутин заново отстраивал для будущей семьи, не может перейти по наследству Наташе, поскольку женой она ему не была, а никаких письменных распоряжений Алексей не оставил. Адвокаты искали близких или дальних родственников Рагутина, а дом стоял запертым, и в него не позволялось никому заходить. Дети почти каждый вечер спорили, стоит ли рассказывать маме про подарок, который ей приготовил Алексей, и горевали, что не могут забрать свои. Конечно же, адрес дома был уже известен – это был близкий пригород, куда можно было добраться электричкой.
Маша, никому не говоря, задумала поехать одна, незаметно пробраться в дом и забрать подарки, пусть даже не все, главное – мамин, вот только погода никак не позволяла. По календарю весна уже наступила, но у природы словно остановилось время, и казалось, что теперь всегда с неба будет сыпать колючий снег, холодный ветер сбивать с ног, а дороги, покрытые льдом, станут опасными для всего живого и неживого. Морозы не отступали, пригородные поезда ходили редко. Маша все ждала удобного момента, а он не наступал. Больно было смотреть на маму, превратившуюся в тень. Машу не оставляла мысль, что если привезти колечко, то оно волшебным образом все изменит и мама опять станет прежней.
В какой-то момент Маша почти решилась на дерзкую вылазку, наплевав на очередное погодное предупреждение о снегопаде. Она отпросилась на денек в школе, а маме наплела про экскурсию в музей. Собиралась встать пораньше, как вдруг среди ночи к ним с Витей в детскую пришел Алексей. Вот прямо как живой, даже постучался. На стук они и проснулись, хотя, может быть, это был опять сквозняк. Они уставились на открывающуюся дверь и охнули. Никто и не подумал испугаться, наоборот, от счастья чуть не потеряли дар речи, зато Алексей не молчал. Улыбнувшись, приложил палец к губам и попросил не перебивать, выслушать и запомнить все, что скажет.
Это был долгий рассказ, местами непонятный, путаный, который закончился словами: «Маша, в дом одна не ходи, только вдвоем с Витей, только вместе вы сможете понять и найти самое главное». Вот эти слова они и запомнили, а больше ничего. Утром, как ни пытались вспомнить, что, собственно, надо найти, не получалось. Витя смотрел на Машу волком, догадавшись, что она собиралась пойти за подарками сама, и не желал с ней разговаривать. Маша смутно припоминала какие-то обрывочные слова, значение которых было непонятно, – «красный комиссар», «экспроприация», «национализация». Подумав немного, открыла интернет. Витя подбежал и со всего маху шлепнул пятерней по клавиатуре. Экран погас.
– Ты чего, совсем обалдел? – разозлилась Маша. – Я слова вспомнила, надо проверить, может, догадаемся, что и как.
– Маша дура, – высунул острый язычок Витя, скорчив рожу, – у Маши голова дырявая, а Витя помнит.
– Врун! Если помнишь, скажи. Слабо? Ты даже таких слов не знаешь.
– А вот и знаю. Эти слова сто лет назад все знали. Если придумаешь, как нам вдвоем дома сегодня остаться, то расскажу. Ты же наврала ей про экскурсию. Я уже много чего увидел.
Маша кисло усмехнулась.
– Ври, да не завирайся. То, что сто лет назад было, никто не увидит.
– А я могу.
– Тогда кто такой красный комиссар?
– Лешин прадедушка, ясно?
– А он тут при чем?
– С него все началось. Больше ничего не скажу. Иди маму буди. Пусть на работу идет, а мы тут останемся.
Витя перед рассказом о прадедушке Алексея затребовал банку варенья. Маша не дала, он долго капризничал, а потом его словно прорвало. Маша слушала брата, мрачнея все больше. Даже не потому, что история сама по себе была жутковатой, а потому, что Витя менялся на глазах, превращаясь из шкодливого малыша в старичка с остановившимся, мутным взглядом и хриплым, чужим голосом. Казалось, кто-то другой, переживший все ужасы революций и войн, поселился внутри Вити и пытается заставить его говорить о том, чего ребенок не понимает и не может знать. Получался очень путаный рассказ, Маша с трудом улавливала его смысл еще и потому, что Витя то вскакивал, то падал на ковер, дрыгая ногами. Выпучивая глаза и захлебываясь слюной, он выкрикивал какую-то невнятную чушь. Смотреть на все это и слушать было невыносимо. Пытаясь выдернуть брата из прошлого, Маша схватила его в охапку, встряхнула, но его тело свела судорога, выкрутив дугой руки и ноги. Маша в страхе закричала: «Очнись! Я все поняла!» Витя обмяк и провалился в глубокий сон. Так и оставила его на полу спящим, а сама присела рядом.
Ее душили слезы, а страх когтистой лапой скреб по затылку, заставляя голос разума сжаться до ничтожного комочка. Показалось, что опять шелохнулась штора на окне и страшные ночные гости вот-вот зайдут. Из распахнутой форточки подуло холодом. Липкий хвост сквозняка заворочался под кроватью, но вскоре замер, притаившись в темном углу. Витя долго не просыпался, а она боялась шелохнуться. В голове ее проносились какие-то неясные картины Витькиного бреда, из которых она никак не могла сложить историю, но даже если бы Маше это удалось, то вряд ли она смогла бы понять ее смысл и значение. Просто Витя заглянул туда, где представления Маши о событиях всего лишь столетней давности были сродни представлениям о житии динозавров. Какие-то красные и белые вожди, комиссары, кровавые звезды и черные пауки – все это напоминало в рассказе Вити компьютерную игру, где нет особого смысла, кроме одного: победит тот, кто быстрее стреляет. А ведь если бы Маша поняла, как пройти этот квест, то это избавило бы ее от многих неприятностей и подсказало ответы на важные вопросы: что искать, где и зачем, а главное – она бы узнала…
Про то, чего не знал никто.
О проекте
О подписке