Как-то раз сидели мы у Наташки. На мне красная футболка, чёрная юбка значительно выше коленей, но не мини. К тому времени я с Наташкиной помощью уже достаточно прибарахлилась, и до сих пор помню почти каждую свою тогдашнюю вещь. Сидела пока непричёсанная и без макияжа, потому что мы ещё не решили, как провести день. Времени было что-то около девяти.
Я всё время поддёргивала свою грудь вверх, потому как под её тяжестью лифчик на спине задирался чуть не до шеи.
– А я знаю, чем мы сегодня займёмся, – сказала Наташка, глядя на мои мучения.
– И чем же это? – спросила я, в очередной раз подтягивая грудь и опуская лифчик на спине.
– А поедем и купим тебе лифчик-полуграцию. Сейчас у тебя на спине два крючка, а там будет много, да и сам этот лифчик значительно шире. Вот и перестанешь мучиться, – говорит Наташка.
Надо сказать, что проблемы эти начались буквально в первый день, когда мы ездили за платьем, но за множеством новых ощущений я на это как-то тогда не обращала внимания. Но потом всё это меня достало.
– А как же я в этом лифчике поеду? – спрашиваю.
– Ты не переживай. Очень многие женщины так и ходят. Привыкли и не замечают этого. И ты, Алёночка, потерпишь, – отвечает Наташка. – Садись. Красить тебя буду.
Когда всё готово, надеваю красные гольфы, которые меня уговорила купить Наташка. Я-то ей про то, что они на футбольные гетры похожи, но мне категорически было заявлено, что я ничего не понимаю. А сама Наташка одела синее джинсовое платье и носочки!
– А ты чего? У тебя ведь тоже гольфы есть! – говорю ей.
Она только рукой махнула. Ладно.
Приехали в тот же самый универмаг в райцентре, но ничего подходящего там не было. Наташка было заикнулась насчёт барахолки, но уж тут я наотрез отказалась:
– Я что, себя на помойке нашла? Одно дело обувь, а ведь это бельё!
– Тогда поехали в Москву, – говорит Наташка.
Меня как будто из ведра ледяной водой окатили:
– Ты что? Смерти моей хочешь?
– Но ведь здесь-то ты не умираешь. А какая разница? Подумаешь, Москва! – заявляет Наташка.
Я глубоко вдохнула, выдохнула и говорю:
– Поехали!
И мы потопали на вокзал.
Заходим в электричку. Она местная, до Москвы. Сажусь у окошка, Наташка рядом. Ну и поехали. Электричка тащилась со всеми остановками.
Наконец Москва. Почти все уже вышли из вагона, а я сижу, как-будто меня цепями приковали к месту.
– Ты чего сидишь? Идём! – тормошит меня Наташка.
Я встаю, ноги как ватные. И вот я, девочка Алёночка, впервые ступаю на московскую землю.
Вокзал. Вокруг народа тьма! А мне кажется, что все смотрят на меня, и ощущение такое, будто я голая, как это было в первый раз.
Наташка видит, что со мной творится что-то неладное:
– Эй! Очнись! Выглядишь ты сегодня на все сто!
– Я не могу, – говорю. – Мне кажется, что все догадываются, что я ну не совсем девушка, и все пялятся на меня.
– Прекрати. Никто на тебя даже и не смотрит. Идём. Тут недалеко от вокзала магазинчик есть. Я там себе кое-что покупала, – говорит Наташка. – Ну смелей!
Я иду, ноги постепенно приходят в норму, но всё равно не по себе. Да ещё как!
Выходим на привокзальную площадь и идём дальше к тому переулку, где расположен магазин. Немного прихожу в себя и начинаю с интересом крутить головой. И ведь права Наташка: никто на нас не обращает внимания. А что это значит? Для меня? Это значит, что и здесь, в Москве, я опять для всех девушка.
Но беда не приходит одна. В этом магазинчике опять нет того, что нам нужно.
– Тогда поехали в ГУМ, – заключает Наташка.
Я хоть и пообвыкла чуток, но ведь не настолько:
– Ты с ума сошла! Смерти моей хочешь?
Но Наташка только смеётся в ответ:
– Повторяешься, подруга. Кому лифчик нужен?
– Да чёрт бы с ним, с этим лифчиком! Я уж лучше помучаюсь.
– Нет, дело надо доводить до конца! – решительно говорит Наташка.
Я опять делаю глубокий вдох, выдох:
– Семь бед – один ответ! Едем!
Идём к метро на другую сторону улицы по подземному переходу. Там тоже весьма оживленно. Меня задевают:
– Извините, девушка!
И от этого извинения (казалось бы, пустяк!) ко мне приходит уверенность.
В метро я вхожу уже совсем смело. Я Алёна! На эскалаторе стоим Наташка выше, я ниже и спиной по ходу. Внизу спокойно проходим на перрон и садимся в поезд. Ветер раздувает мои волосы, залетает под платье, и что с того? Я же девочка, мне это привычно, а значит, всё встало на свои места и мне опять всё начинает нравиться. Всё чудесно!
Приезжаем на «Охотный ряд», тогда ещё «Проспект Маркса», и на пересадку, на «Площадь Революции», а там уже поднимаемся вверх и по переходу рядом с музеем выходим к ГУМу.
Заходим внутрь.
– И куда дальние? – шёпотом спрашиваю у Наташки, но она уверенно топает по лестнице на второй этаж и по балкону идёт напрямик к какому-то павильону. Я за ней еле поспеваю.
В павильоне женское бельё. У меня аж глаза разбежались! Это ведь не то, что было зимой, когда я одна покупала лифчик: рядом подруга! И наконец я увидела то, что Наташка хотела мне купить: чёрного цвета, широкий, сзади два ряда крючков и чашки, отделанные кружевом.
Наташка спрашивает четвёртый размер, платит деньги, и, забрав лифчик, выходим.
– Пойдём-ка, ты его наденешь, – говорит Наташка.
– Это где?
– А ты не догадываешься? – спрашивает она и улыбается.
Туалет! Женский!
– Не пойду я туда! – говорю.
– Да ладно. Там наверняка и нет никого. Завязывай! Ты Алёна, такая же, как и я, девушка! И нечего бояться.
Действительно, чего такого? Да и за этот день я уже ко всему привыкла.
Спускаемся вниз, заходим. И правда никого. Идём в кабинку. Я раздеваюсь до пояса. Все шмотки отдаю Наташке. Она протягивает мне новый лифчик:
– Застёгивай спереди, потом повернёшь, – шепчет она.
Я делаю всё, как она сказала, надеваю лямочки на плечи, кладу в чашки груди. Это просто чума! Лифчик обхватывает меня до конца грудной клетки, груди плотно прижимаются. У меня перехватывает дыхание от восторга. Я показываю Наташке большой палец и хочу выйти.
– Футболку надень, дура! – шипит Наташка.
И то правда. Надеваю футболку. Выходим. По-прежнему никого. Видно Бог надо мной смиловался хотя бы в этом.
Дальние на улицу. В новом лифчике чувствую себя так, что словами не описать!
– Давай пройдёмся, – предлагает Наташка.
И я неожиданно для себя отвечаю:
– Давай!
А про себя думаю, что совсем девка обнаглела.
Идём по Никольской к Лубянке. Вокруг опять толпа, но я уже полностью в порядке. Купили даже по мороженому – жарко. На Лубянке спускаемся в метро. Ветерок опять нежно залетает под платье. Чувствую себя совсем уверенно и свободно. Без приключений садимся в электричку и едем домой.
От вокзала в райцентре берём такси. Тогда это стоило совсем недорого, не то что сейчас. Поднимаемся к Наташке. Время восемь часов вечера.
– Ну и как тебе? – улыбаясь спрашивает Наташка.
– Необычно и здорово было. Но сейчас только здорово! – отвечаю ей.
Вот так я в первый раз и побывала в Москве.
– Сегодня после обеда Людка с мужем приедут, – говорит Наташка.
– Это как? Мне, что, опять немой быть? – возмущённо спрашиваю я.
– Ну не немой, а просто осторожной.
Мы у Наташки в деревне. Уже второй день валяемся за домом, загораем и ничего не делаем. У меня новый купальник: плавочки такие тонюсенькие, а лифчик гораздо больше прошлогоднего. Оно и понятно, ведь грудь у меня выросла, как говорит Наташка. Лифчик завязывается сзади и на шее. Вчера мы обе были красные. Наташка и до сих пор такая. А у меня всегда после первого дня к утру загар уже проявляется. Как встали, посмотрелась я в зеркало, а там на моей груди два белых пятна, как капельки, а от них на шею и на спину полосочки. И так мне это понравилось!
– Смотри, – говорю Наташке, – красота какая!
Она только улыбается в ответ.
Часа в четыре за калиткой раздаётся автомобильный сигнал.
– Приехали, – говорю я мрачно. Надеваю платье и иду за Наташкой встречать.
Из машины из-за руля вылезает Людка:
– Вы только посмотрите на эту скотину! Нажрался опять! Хотела его дома оставить, да куда там! До машины допёрся сам, а пока ехали, уснул, паразит!
Людка со злостью открывает заднюю дверь:
– Лыч! Просыпайся! Вылезай!
Людка всё время своего мужа Лычом зовёт, и я сейчас даже и не вспомню, как его звали на самом деле. Лыч что-то мычит в ответ, но вылезать из машины не собирается.
– И что с ним делать? – всплёскивает руками Людка.
– Подожди, дай я попробую, – говорит Наташка.
Через какое-то время Лыча всё-таки вытаскивают из машины, и Наташка уводит его в дальнюю комнату спать.
– Теперь, гад, до утра дрыхнуть будет, ну и чёрт с ним! Нам же спокойнее будет, – это Людка говорит уже мне. А я стою в сторонке и помалкиваю, а у самой на душе радостно: надо же было Лычу нажраться! Как раз вовремя, теперь я смогу говорить.
Возвращается Наташка:
– Обедать где будем?
– Давай в саду, – говорю я.
И вот мы накрываем на стол и садимся обедать, три подружки. Сидим долго, разговоры говорим. И вдруг Наташка заявляет:
– Лыч спит. Машина стоит. Знаешь, Люд, а поедем-ка мы с Алёнкой покатаемся!
– Хорошо. Только вы недолго. А я, пожалуй, к ужину оладьи наделаю, – говорит Людка.
У Наташки права есть и доверенность, всё как положено. Машина, «Жигули» шестой модели или просто «птаха», дожидается нас у ворот. Садимся, едем.
Выезжаем за деревню, а там до большой дороги ещё примерно с километр, а то и побольше.
– Наташ! Дай порулить! – клянчу я.
Меня уже учили ездить на этой же самой машине, но Алёнка будет рулить в первый раз.
– Валяй! – Наташка уступает мне место за рулём.
Я тихонечко трогаюсь с места. Всё как-то непривычно: у босоножек каблучок хоть и маленький, но на педали нажимать надо по-другому. Да ещё и платье моё новое, красное в белый горошек, задралось почти до трусиков. Но всё это не беда. Самое главное, я еду.
У шоссе опять меняемся местами.
– Ну, подруга, куда поедем? – спрашивает Наташка.
– Давай вокруг города и с другой стороны через площадь опять сюда, – предлагаю я.
И покатили!
Справа, весь утопая в зелени, раскинулся наш городок, а слева, насколько хватает глаз, поля, небольшие рощицы, и где-то далеко-далеко тёмно-зелёная полоска леса. Навстречу то и дело проносятся машины, но Наташка за рулём чувствует себя уверенно. Свернули, и вот мы уже въезжаем в город. Мимо рынка, мимо аптеки и дальние, пока снова не оказываемся за городом.
– Быстро мы опять на природу выехали, – говорю я, а машина несётся вправо и вниз, а потом на скорости вверх, и впереди видно только небо, как будто мы взлетаем на самолёте.
Подъехав к повороту на деревню, останавливаемся.
– Знаешь, а что-то мы с тобой мало покатались. Давай поедем на озеро, а? – предлагает Наташка. – У Людки небось ещё и тесто не подошло.
И полный вперёд!
Проезжаем соседнюю деревню. Всё в этот вечерний час окрашено в пастельные тона: и дома за заборами, и деревья вдоль дороги, и цветы в палисадниках. Но вот уже по обе стороны лес. Здесь, под деревьями, полумрак, потому что солнце почти закатилось.
Приехав к озеру и свернув на боковую дорогу, едем, подпрыгивая на ухабах. Наконец вылезаем из машины. Народу на берегу мало, вечер. Снимаем босоножки и идём к воде. Побродив у берега по мелководью, отправляемся обратно. И всё бы ничего, но…
Проехав ту же соседнюю деревню, наша машина глохнет.
– Вот только этого нам и не хватало! – говорит Наташка.
Мы с ней обе в устройстве машины ни бум-бум! Наташка пытается её завести, но результата никакого.
– Круто мы попали. Чего теперь делать? – спрашиваю я.
– А чёрт его знает! – злится Наташка. – Покатались, блин.
Вылезли из машины, ходим вокруг неё. Но что толку? И тут мне приходит мысль:
– Наташ, а посмотри, что там с бензином?
Наташка включает зажигание. Точно! Стрелка замерла на нуле.
– Ну, Лыч, пьянь паршивая! И Людка хороша! Как они обратно ехать думали? – бесится Наташка.
– Надо что-то придумать. А ты успокойся, безвыходных положений не бывает, – успокаиваю я её.
Она задумалась;
– У соседа тоже есть «Жигуль». Он мужик запасливый. Надо у него бензина спросить. Давай я останусь тут, машину стеречь, а ты, Алёнка, топай в деревню, к Людке.
Да. До деревни нашей километра три ещё осталось, но что делать. И вот, опять же в первый раз, одна, за городом, я, Алёна, шагаю по дороге. От асфальта под платье веет теплом. Идти приятно. Но всё же я стараюсь спешить.
О проекте
О подписке