Глава 3. ДОЧЬ

К дому подполковника Сперанского вела узкая асфальтовая дорога размером не более ширины одной легковой машины. Михаил замешкался, глазами выискивая место для парковки. Ему чтобы как-то притулиться, пришлось ткнуться носом автомобиля в осенний пока не срезанный пионовый куст. Хозяин постарался – густо усадил ими внешнюю сторону забора. Исайчев с осторожностью покинул машину, и шёл, выбирая куда наступить, чтобы минимально повредить зелёные насаждения. На тропинке огляделся и заметил приближающуюся с другой стороны фигуру, похожую по стати и походке на сослуживца Романа Васенко. Васенко был среднего роста, кряжист, с простецким доброжелательным лицом и острым, даже колким взглядом серо-голубых глаз.

Роман тоже заметил Михаила, помахал рукой, крикнул:

– Ку-ку, я тут!

– Ба! Ты ещё только сейчас тут? – удивился Михаил, по привычке сложив брови домиком. – Где тебя носило всё это время? Прогуливаешь? Я думал, ты здесь уже всё разведал. Убийцу нашёл, а ты только приехал…

– Извините, Михал Юрич, – с шутливой подобострастностью склонил голову Васенко, – жена внезапно заболела. Не успел выйти из комитета, как она телефонным звонком поймала меня в дежурке. Пришлось ребёнка в школу отвозить, едва успели ко второму уроку. Извини, ты же знаешь, я не злоупотребляю… – и, увидев, как сослуживец припарковал машину, разочарованно буркнул:

– Я свою далеко кинул, не решился подъехать – двум машинам здесь не разойтись. Ты как думаешь, не накарябают на капоте что-нибудь неприличное? Место-то глухое.

– Гарантировать ничего не могу. Накарябают? Здесь, дружок, убивают, – ехидно заметил Исайчев. – Всё. Хватит прохлаждаться! Начинай работать. Жми кнопку звонка…

Калитку следователям открыла среднего роста и возраста женщина с чёрной повязкой на голове, кожаных чёрных брюках и короткой косухе с избыточным количеством металлических кнопок, цепей и прочих украшений. Отступая и впуская следователей, она сухо спросила:

– Это вы звонили сегодня утром по папиному делу? Мама вас ждёт. Она там, в качалке, – женщина рукой показала направление, в котором находилась упомянутая ею качалка. – Я вам нужна?

– Если вы дочь подполковника Сперанского, то обязательно. Проводите нас, – Роман пропустил женщину вперёд. – Скажите, кроме вас и мамы в доме кто-нибудь проживает сейчас?

– В этом доме, кроме отца и мамы, никто давно не проживает, – вздохнула она и тут же поправилась – не проживал. Я приехала забрать маму на море в Турцию.

– Почему в Турцию? Вы сами, насколько я знаю, живёте на побережье Чёрного моря в Дивноморске, – разглядывая дочку погибшего, спросил Михаил, но ответ получил не от дочери подполковника, а от её матери. Хозяйка полулежала в кресле, подвешенном на цепях к массивной металлической удочке. Кресло из-за большого количества мягкого наполнителя походило на припухлую крышку крупный морской раковины, в центре которой, покоилась состарившаяся жемчужина.

«Вот какая вы, вдова подполковника – женщина за ширмой», – подумал Роман и огляделся вокруг, выискивая Галину Николаевну, осведомился:

– Где сегодня ваш страж, Стефания Петровна?

– Уж не думаете ли вы строить из себя обиженную кисейную барышню, господин следователь? – сурово посмотрев на Романа, спросила хозяйка. – В этом случае неуместно. Присаживайтесь… – Она жестом указала Роману и Михаилу на две маленькие табуреточки, стоявшие у её ног, на третью поодаль села дочь.

Стефания Петровна Сперанская даже в своём почтенном возрасте была необычайно хороша. Встречаются женщины прекрасные лёгкой ангелоподобной красотой, вдова подполковника получила в дар от природы красоту тяжёлую, оставляющую в памяти зарубку. Широкие чёрные, уходящие стрелами к вискам брови, обрамляли миндалевидные с тёмными зрачками и коричнево-жёлтой радужной оболочкой глаза. Глаза небольшие, но восхитительные, очерченные длинными кидающими тень на подглазья ресницами. Крупноватый с тонкой спинкой нос и пухлые свекольного цвета губы на узком овальном лице делали Стефанию Петровну похожей на восточную красавицу Шахерезаду.

– По поводу нашего моря так, – менторским тоном изрекла Стефания Петровна. – Оно не удовлетворяет меня в санитарно-гигиеническом отношении. Своего домика с куском берега на Чёрном море у нас нет. И теперь уже не будет, но это не повод, чтобы ехать на общественные пляжи и купаться в грязной луже. В Турции мы уже многие годы останавливаемся в маленьком частном отеле, в бухточке. Там все так, как я люблю.

– «Шахерезада, – с восхищением подумал Михаил, пристраиваясь на неудобную скамейку. – Других стульев специально не ставит – королева любит, чтобы все были у её ног…»

Роман тоже с интересом рассматривал хозяйку.

– Вы, Стефания Петровна, – жена подполковника Леонида Михайловича Сперанского? – наконец, устроившись, уточнил Михаил.

Стефания Петровна резко вскинула подбородок, сверкнула глазами:

– Бывшая жена, бывшего подполковника. В данный момент – я его вдова!

– Прошу прощения, – поспешил извиниться Михаил, – хотелось бы побеседовать с вами, Стефания Петровна, о Леониде Михайловиче пока без протокола. Это возможно?

– Спрашивайте, что смогу рассказать и захочу рассказать – расскажу…

– Есть что-то, что вы не хотели бы нам говорить? – как можно мягче спросил Роман.

– Наша жизнь с Леонидом, молодой человек, никогда не была общедоступной книгой. Отвечу только на те вопросы, на которые посчитаю нужным ответить.

– Но вы должны… – Стефания Петровна неожиданно вскинула руку и оборвала Романа:

– Насколько я знаю, по закону имею право не свидетельствовать против себя и своих родных. Это так?

– Это так! – поспешил заверить хозяйку Михаил. – Мы хотели первоначально поговорить о погибшем не прибегая к официальному языку и процедуре протокола…

– У вас не получилось! – Стефания Петровна вскинула голову и теперь смотрела на сыщиков в щёлки прикрытых век. – Ну же, давайте ваш вопрос!

– Так, – подумал Михаил, – задушевной беседы не получится, хозяйка выпустила острые шипы. Хорошо, – примирительно произнёс он, – давайте напрямую: что вы думаете об убийстве мужа? Может быть, у вас есть на этот счёт какие-либо догадки, версии?

Стефания Петровна стала причмокивать губами будто сосала леденец, потом обвела насмешливым взглядом всех, кто сидел у её ног, останавливаясь поочерёдно на каждом, включая дочь:

– Что думаю я? – по-вороньи каркнула Стефания Петровна. – Что думаю? А думаю только то, что его убили выстрелом в лоб!

Она закрыла глаза узкой ладонью и вздрогнула. Михаилу показалось, что Стефания Петровна заплакала, и только чуть насмешливое выражение лица Веры, подсказало ему, что это не так.

– Мама, давай закончим это побыстрее… – попросила дочь. – Когда нам передадут тело отца для погребения?

– Позвоните завтра экспертам, – откликнулся Роман. – Я думаю приблизительно через трое суток вам дадут разрешение на захоронение. Как правило, в таких ситуациях кремацию запрещают.

– Мы и не собирались его кремировать. Он не язычник, – вдова опустила руку, её глаза были совершенно сухими. – Продолжим. Вы, вероятно, хотели спросить имелись ли у мужа враги? Или просто людишки, которые хотели его убить? Я не размышляла на эту тему, точнее, меня мало интересовала жизнь моего мужа за пределами этого забора.

– А в пределах забора? – неожиданно ощетинился Роман. – В пределах этого забора появлялись люди, которые желали вашему мужу зла?

Женщина бросила на Васенко быстрый взгляд и внезапно резко встала. Развернулась на негнущихся с опухшими синеватыми лодыжками ногах, и шаркая тяжёлыми ортопедическими ботинками, пошла к дому, на ходу резко выбрасывая слова:

– В пределах этого забора обитает только одна хищная пантера – это я! Но я его не у-би-ва-ла! Слышите? Не у-би-ва-ла!

– Мама! – воскликнула Вера. – Прекрати. Люди хотят разобраться. В конечном счёте это их работа. Они обязаны найти убийцу отца!

– Пусть дочь вам расскажет всё, что знает. Мне нездоровится, – уже более миролюбиво, но по-прежнему сухо сказала Сперанская. – К Ольге не отправляй… Эта такого наговорит… Из грязи не вынырнем… Хотя не пойму зачем? Он пахал на них три года, как раб на галерах…

Стефания Петровна тяжело одолела ступеньки порога и скрылась за звонко хлопнувшей дверью. Пока хозяйка поднималась, следователи с восхищением смотрели ей в спину. Если бы не тяжёлая болезненная походка, Стефания Петровна вполне сошла бы за молодую женщину. Вера также смотрела вслед уходящей матери.

– Ваша мама, вероятно, в молодости была хороша? – спросил Роман Васенко, оборачиваясь к дочери, и тут же поймал себя на мысли, что Вера непохожа на мать ни лицом, ни фигурой.

Вера – женщина, возраст которой определялся просто: немного за тридцать. Рыхлое тело, короткие ноги, лицо с тонкими выщипанными бровями, маленькие глазки у широкой переносицы, редкие ресницы, густо накрашенные тушью, нарисованный не по контуру губ малиновой помадой рот.

– Мама не была – она есть красавица, – отрезала Вера. – Во всяком случае, папа был в этом убеждён и любил её до самозабвения. Он говорил: моя королева. Мама, действительно, королева, мне иногда казалось, что она родилась не в то время и не в той семье…

– Стефания Петровна любила вашего отца? – вспомнив разговор со вдовой и, вкладывая в вопрос достаточную долю иронии, спросил Васенко.

– Папа не был её мечтой, – пояснила дочь. – У мамы сложный характер. Она однажды решила, что здесь всё подчинено её воле. Так и жила…

– Здесь, это где? – уточнил Роман.

– Здесь за забором, господин следователь, – Вера пристально посмотрела на Романа, – у них с отцом здесь отдельно взятое королевство. Папа любил её всю жизнь, а она любила другого человека. Он погиб за три месяца до их свадьбы. Мама иногда, когда отца не было в усадьбе, рассматривала его юношеские фотографии в военном училище, особенно групповую. Я однажды подглядела за ней, пыталась понять, на ком она заостряет внимание. Отец на курсе был самым красивым парнем. Загляденье! Но мама рассматривала другую часть фотографии, совсем не ту, где был он. Даже пальчиком поглаживала. Я по глупости спросила. Она на меня так рявкнула, думала голову снесёт…

– Стефания Петровна умеет рявкать? – усмехнулся Михаил.

– Что? – переведя взгляд с Романа на Михаила, переспросила Вера.

– Рявкать? – уточнил Исайчев.

– На меня и Хлипк‘а нет, – отрицательно покачала головой Вера, приводя в движение многочисленные серёжки. – То был единственный раз. Поэтому я удивилась и запомнила тот случай. Меня и Хлипк‘а она любит. На другого кого рявкнуть могла запросто. Особенно если завидует…

– Завидует? – удивился Роман, – вот уж никогда бы не подумал! Она же королева, а зависть – удел плебеев. А кто такой Хлип‘ок? Я что-то недослышал? Судя по вам, господин начальник, про Хлипк‘а вы знаете больше, чем я. Да?

– Хлипк‘ом домочадцы зовут сына подполковника, Олега Сперанского-младшего. – ответил Михаил, окидывать глазами сад.

Сад стоил того, чтобы его рассматривать. Он был слишком ухоженным, можно сказать, вылизанным. Без единого сорного растения и не к месту положенного камешка. Аккуратно выстланные цветной плиткой дорожки расходились от центральной клумбы пятью солнечными лучами. Четыре лучика заканчивались небольшими площадками, на каждой из них стояли кресло, столик и зонтик. Пятый лучик упирался в пруд и уходил деревянным мостком дальше в воду. Сад, заселённый группками сосен и голубых елей, источал густой аромат хвои.

«Всё для удобства королевы, – подумал Михаил, – надо же, всё по линеечке! Гарнизонная чистота и порядок».

Даже цветы подчинялись воинской дисциплине и росли не в том месте, где в прошлом году просыпали семя, а по предписанию. Бордюры сверкали свежей краской, и не имели ни единой трещинки. Забор, увитый виноградной лозой и геометрически правильными гроздями созревших сизо-чёрных ягод, завершал картину примерного сада.

– Райские кущи, да и только! – подвёл итог осмотру Михаил.

– Да! – подтвердила Вера, – отец любил порядок и приказ, особенно если этот приказ отдавал он.

– Почему вы, Вера, уехали из дома в Дивноморск? – спросил Михаил, развернувшись к дочери Стефании Петровны.

Она, как показалось Исайчеву, на секунду растерялась, но быстро взяла себя в руки:

– Я должна отвечать? Какое это имеет отношение к несчастью с отцом?

– Должны, – пояснил Роман. – Пока следствие не располагает устойчивой версией, нам интересно всё. Любая мелочь.

– Моя учёба в Экономическом институте закончилась восемь лет назад. Пять лет я трудилась здесь, а три года назад отец послал меня на разведку в город Дивноморск, приглядеть домик. Почему в Дивноморск? Мама ткнула пальчиком в карту, и я поехала. Матушке необходимы морские ванны. Домик в первый год не нашла. Те, что предлагались и подходили, были дороговаты. У отца не образовалось такой суммы. В Дивноморске огляделась, и решила не возвращаться. Устроилась в гостиницу работать с туристами. Родители поначалу были против, но в этот раз я не уступила.

– Вам понравился город? – уточнил Роман.

– Терпеть его не могу! Но там для меня нашлась работа и квартира, которую оплачивал отец при условии, что я буду на стрёме и в конечном счёте найду подходящий дом. Там меня никто не прессовал. Знаете, как даётся вся эта красота? – Вера повела рукой, указывая на сад. – Отец выносил весной выращенную им рассаду бархоток, тысячу штук, а то и более, натягивал верёвочки и заставлял меня высаживать их на клумбы, строго соблюдая равное расстояние друг от друга. Не успеваю до ночи, отец включал прожектора, но работа должна была быть закончена. Итак во всём. Уехала к подружкам и нечаянно забыла кофту на стуле, он заставлял вернуться и повесить её в шкаф. Ворчал, что мама больна и ей тяжело поддерживать порядок. На всю жизнь запомнила правило – порядок бьёт класс! Только тогда я была девчонкой, а не как сейчас, взрослой халдой. Свободы хотелось! Сейчас всё это «счастье» по пригляду за порядком в усадьбе достаётся Хлипк‘у. Бедный Хлип‘ок! Правда, отец и сам работал, как трактор наводил красоту. – Вера неожиданно с силой ударила себя ладонью по колену. – Всё это была тогда, когда ему требовалась помощь или когда он замечал непорядок в доме. В остальное время для господина подполковника меня не существовало. Только мама!

– Вера, а почему вы в день убийства не ночевали дома? – Михаил, чтобы погасить раздражение женщины, старался говорить как можно спокойнее. Но оказалось, ещё больше её взбесил.

– Мне тридцать лет! Могу ночевать хоть под забором! И до этого не должно быть никому дела! Я ведь не замужем… – серёжки в ушах Веры звучали резко и враждебно.

«Как она выдерживает этот колокольный звон?» – подумал Михаил, а вслух, не меняя тона, произнёс, – в этом случае вы неправы, в этом случае нам очень важно, где вы были с двадцати трёх тридцати субботы до часа ночи воскресенья?

Вера всплеснула руками и засмеялась всхлипывая:

– Господи, как же я забыла, я должна доказать своё алиби! Вы что? Серьёзно думаете, что я могла убить человека, который нас кормил, поил, одевал? Хотя… – женщина закрыла лицо ладонями и, покачиваясь из стороны в сторону, почти шёпотом проговорила, – если бы осталась здесь жить, то, наверное, могла…

– Вот с этого места поподробнее, – встрепенулся Роман.

Но сразу услышать ответ сыщики не смогли. Вера сжалась и тихо-тихо завыла, будто запела:

– Господи, как же я его ненавидела… Как же я его ненавидела… И мама… Мама это знала…

Сыщики ждали, когда она успокоится и заговорит. Вера, справившись с волнением, открыла лицо, глубоко вздохнула и резко выдохнула.

– Всё. Извините…, – она дрожащей рукой поправила на голове траурную повязку и, обтерев ладонями мокрые щёки, продолжила, – я всегда удивлялась, почему другие отцы ходят на родительские собрания, катаются со своими чадами на лыжах, играют с ними в футбол, а наш никогда! Однажды возвращаясь с занятий, я увидела, как папа моей одноклассницы встретил её у школы, поднял на руки, расцеловал в обе щёки. У меня был ступор. Мой отец ни разу даже не погладил меня по голове. Мама объяснила это просто – он такой! Но с ней он был другой. И чем дальше, тем больше. Он не имел никакого права! – Внезапно громко закричала Вера – ублюдок! Он не имел никакого права так со мной обращаться! Я ему кто, слу…? – она будто споткнулась, оборвав фразу на полуслове, а затем, так же, как и накануне Стефания Петровна, резко встала и, стуча себя кулаком в грудь, завизжала ещё громче – я ночевала у своей подруги Анны Подберезкиной! Ещё вопросы есть?

– Хватит истерить… – тихо приказал Михаил.

– Ч-ч-что?! – заикаясь, спросила Вера.

– Хватит истерить! Это ты его…?

– Нет. Я, правда, его не убивала… Я, правда, была в другом месте, – всхлипывая, растирая ладонью по щекам тушь, произнесла Вера. – У Анны Подберёзкиной. Долго не виделись. Хотелось пообщаться. Только вы опоздали её опросить, Анна два часа назад улетела в Турцию. Она улетела, а мы нет…

– Ещё вопрос можно? – поднимаясь со скамейки и будто не замечая волнения женщины, спросил Роман, – Стефания Петровна, как-то неуважительно говорила о дочери сестры вашего отца Ольге Лениной. Между ними были неприязненные отношения?

– У Ольги спросите, она в курсе. Мне, кажется, у них с отцом последние два года вообще никаких отношений не было, а там, как знать. Давайте заканчивать, я что-то устала…

Она быстро пошла по направлению калитки.

– Погодите, – окликнул её Михаил. – Нам надо попрощаться с вашей мамой и задать ей последний вопрос.

– Крайний вопрос, – поправил начальника Роман.