* * *

В обеденный час в коридорах Следственного комитета было многолюдно. Из окошечка дежурной части высунулась лениво жующая и почти засыпающая физиономия дневального сотрудника:

– Михаил Юрьевич, Роман Валерьевич! – окликнул он направляющихся в родной кабинет следователей. – Вам тут через каждые пятнадцать минут звонит какая-то Вера Сперанская. – Он посмотрел на часы и добавил, – осталось три минуты…

Звонок раздался ровно через три минуты, Роман с Михаилом как раз успели войти в кабинет и сесть на свои места.

– Роман Валерьевич, это вы? – голос Веры звучал глухо. – Вы уже звонили Анне в Турцию, если нет, то не звоните. Я у неё не была. Соврала. Я была у отца.

– У кого? – от неожиданности прикашлянул Роман. – У чьего отца?

– У своего, – ответила Вера. – У своего родного отца. Можно я приеду?

– Не можно, а нужно. Приезжайте. – Роман положил на рычаги старенького телефона трубку, и хитро подмигнув Михаилу, ехидно потирая руки, спросил:

– Ты ни за что не догадаешься, где была Вера Сперанская в момент убийства.

– У подружки? – вопросил Михаил.

– У отца! – выкрикнул Васенко.

– В смысле?! – опешил Исайчев.

– Сейчас приедет и расскажет. Из последней фразы я понял, что подполковник не её родной отец…

– Если так, – удовлетворённо крякнул Исайчев, – значит, будет не беседа, а допрос. Свидетельский иммунитет у неё тю-тю.

– Тю-тю, – озабоченно повторил Васенко.

– Ро-о-ом, – таинственным голосом спросил Михаил. – Ты ничего у нас в комнате особенного не увидел?

Роман огляделся, всё было как всегда – чистые столы и заваленные служебной литературой подоконники.

– ?

– Я решил, раз мы здесь в этом кабинете временно, а значит надолго, то нужно налаживать быт. У Олега Сперанского в банке много цветов, мне было приятно. И вот… – Михаил ткнул пальцем в маленький пластмассовый горшочек, – апельсиновое дерево!

Роман подошёл к подоконнику. В горшочке мотылялся от сквозняка хилый росток с двумя семядольными листиками:

– Может, кактус назад втащим? – недоверчиво разглядывая растеньице, спросил Васенко, – раз ты к флоре любовью воспылал…

– Сравнил! То кактус, а то апельсиновое дерево, разницу чуешь?

Роман взял горшочек и ещё некоторое время рассматривал росток, а когда поставил его на место, произнёс:

– Знаешь, Миша, я смотрел на Веру – дочь нашего фигуранта, все время думал, на кого она похожа? Сейчас понял – на кактус. Подполковник выращивал в своём саду розы и не заметил… – Роман безнадёжно махнул рукой, – мне её жалко…

Глава 5. У него была длинная жизнь…

Вера вошла и, не дожидаясь приглашения, направилась к свободному креслу у стола Романа Васенко. С её приходом в кабинете возник лёгкий запах хороших французских духов и тихий звон серёжек. Сегодня она была одета в шерстяное платье зелёного цвета и белый английского покроя жакет. В этом наряде она казалась моложе и более ладной. Особенно украшали Веру бежевые на высоких каблуках туфли. В них она казалась стройнее, выше ростом.

«Ну вот, – подумал Роман, – совсем другое дело. Молодец!».

– Извините, в прошлой нашей беседе я соврала, испугалась очень…

Роман постарался придать лицу сочувственное выражение, а голосу тёплый тон. Он выставил на стол диктофон, нажал кнопку «запись»:

– Сейчас, Вера, давайте без фантазий. Предупреждаю, у нас непросто беседа, у нас допрос.

Вера вынула из сумочки платок и, смяв его, вытерла вспотевшие ладони:

– Мне всё равно, пусть будет допрос…

– Назовите себя, – попросил Михаил.

Вера выполнила просьбу Исайчева и растерянно взглянула на Романа:

– Можно рассказать, ради чего я пришла сюда?

Роман кивнул и подсказал:

– Давайте по порядку.

– Накануне вечером у нас со Сперанским был очередной скандал, – начала говорить Вера хрипловатым от волнения голосом. – Мама подарила мне перстень, который ей мал. Мне он очень нравился, а подполковник, когда я вышла из комнаты, отнял его. Шипел, чтобы мама не слышала, как змея. Говорил, что и так достаточно на меня тратится – платит за квартиру в Дивноморске. Я увидела его белые выпученные от злости глаза и ушла. Долго гуляла по набережной, а потом поехала к отцу. Своему отцу. Как вы поняли, подполковник не мой отец.

– Вы старше брата? – поинтересовался Исайчев.

– Нет, моложе на пять лет. – Вера резко повернулась к Михаилу. – Мне кажется, что вы, конкретно вы, относитесь ко мне враждебно. Мне трудно говорить в вашем присутствии. Сейчас вы гадко подумали о моей маме…

– В Следственном комитете, Вера, – Михаил старался говорить как можно спокойнее, – свои порядки. Подозреваемые, а в данный момент вы находитесь в этом статусе, не могут диктовать свои требования. Уверяю вас, чем правдивее вы всё расскажите, тем больше у меня и Романа Валерьевича будет желания во всём разобраться. Вы, конечно, имеете право рассчитывать на нашу профессиональную выдержку, но, Вера, и в нашем деле субъективные моменты имеют большое значение.

– То есть, чтобы выйти сухой из воды, я должна вам понравиться? – вспыхнула Сперанская.

– Вы должны говорить правду и быть с нами предельно откровенны, – попытался улыбнуться Михаил.

– Вы тоже придерживаетесь идиотского мнения, что говорить правду легко и весело? – Вера резко вскинула голову и решительно посмотрела на Михаила. – Отнюдь! Мне, в данный момент, говорить правду нелегко и очень противно. Да! Мама изменяла Леониду Михайловичу. Больше чем уверена, она делала это намеренно. Мне, кажется, она хотела причинять ему боль.

– Видите, Вера, после ваших слов о ссоре со Сперанским и об отношении Стефании Петровны к своему мужу, я обязан предположить, что в вашем доме вовсе не было неизвестного убийцы. Я вынужден предположить, что это вы вернулись после ссоры.

– Или у вашей мамы созрело решение закончить, таким образом, тягостное для неё супружество? – добавил Роман

– Думать так, вам, конечно не возбраняется. Это ваша работа. – Вера попыталась улыбнуться, но только скривила набок рот. – Поверьте, у мамы были основания уйти от отца лет тридцать назад, но она, несмотря на основания, не сделала этого. Для неё главное, что рядом с ней был человек, который выполнял её желания. Вы, думаете, он в армии Родине служил? Он служил маме! Господин подполковник был удачливым карьеристом. Она поняла это, когда Сперанский ещё учился, поэтому и пошла за него замуж. Я уверена смерть Леонида Михайловича не в интересах мамы. Уверена, не стреляют в лошадь, на которой скачут… Про себя поясню позже…

– О каких «основаниях» вы говорите? – уточнил Васенко.

– Основаниях? – переспросила Вера. – Мама никогда о них не говорила. Она из тех людей, которых клещами пытай, они не скажут, если сами не захотят. Но я знаю точно, они были эти основания. Дядя Володя Сибуков, наверное, что-то об этом знает. Он после нашего возвращения в Сартов раза два появлялся в нашей усадьбе, но всякий раз, когда речь заходила об их курсантских годах, Сперанский грубо обрывал его, а потом просто отказал от дома.

– Почему?

– Отчим, теперь я могу его так называть. Отцом язык не поворачивается, не любил людей, которые питали к маме нежные чувства. А Сибуков питал. К ней пол военного курса питали чувства, вы же видели какая она красавица.

– Давайте уточним: Сибуков – это кто? – взяв авторучку, Роман решил записать новую фамилию себе в блокнот.

– Подполковник Владимир Григорьевич Сибуков сейчас – начальник курса в военном училище. В то время он был однокурсником Сперанского и моего настоящего отца. Только Сибукова оставили в училище, а мой отец уехал служить в Германию.

– Который из ваших отцов, – уточнил Исайчев.

– Оба, – бросила Вера, – оба в одну часть в Германию, там родился Хлип‘ок. Потом, когда они опять вместе перевелись в Казахстан, родилась я. В Казахстане мой родной отец прослужил три года, он по расхлябанности потерял секретные документы и его выкинули из армии.

– Только выкинули? – удивился Исайчев. – За такое отдают под трибунал…

– Его и отдали, – Вера отвернулась к окну и уже не глядя на сыщиков продолжала, – документы нашли через три дня после ареста отца. Мы с папой обсуждали это. Я высказала предположение, что Сперанский таким образом отомстил ему. Но папа говорит: не пойман, не вор. Он вообще у меня тютя… Мама не знает, что мы сейчас общаемся. Она бы не одобрила, мягко сказать. Каждый раз, когда я приезжаю в Сартов, мы с папой видимся, конечно, втайне ото всех. Один раз он был у меня в Дивноморске. Он славный, только испуганный на всю жизнь…

– Сперанский знал, что вы не его дочь? – спросил Роман и усмехнулся. – Зачем я спрашиваю? Если знали вы, то он знал точно. Только когда он об этом узнал?

Вера в недоумении пожала плечами.

– Когда он? Я не в курсе. Я догадалась три года назад, когда отец приехал в Дивноморск, и я увидела его в зеркале.

– В смысле? – Роману вдруг захотелось закурить. – В каком зеркале?

– У нас в гостинице опорные столбы в холле отделаны зеркалами. Я сидела в кресле спиной к витрине и вдруг увидела человека, который вглядывался через стекло внутрь холла. Я опешила, потому что лицо мужчины было знакомо – это было моё лицо! Когда он вошёл, зарегистрировался и поднялся в свой номер, я заглянула в карточку. Он был из Сартова и звали его – Петр Ермилов. Мне не приходилась слышать его имя в нашей семье. Но я вспомнила, что единственная фотография, которую мама хранит и прячет, была обрезана с одной стороны. Видимо, там и был Петр Ермилов. От него на фото остался только локоть в рукаве военного кителя. Утром, дежурный на регистрационной стойке сообщил, что Петр Ермилов меня ищет. Вечером я сама постучалась в его номер. Он открыл и сказал: «Здравствуй, дочка!» У меня не было сомнений – это было так.

– Почему? – спросил Исайчев

– Если вы увидите нас рядом и у вас не будет сомнений… Только не думайте, он не мог убить Сперанского, он никого убить не может, он тряпка…

– Ну, знаете ли, – усомнился Михаил, – иногда и тряпки, если их доведут, могут превратиться в удавку.

– Нет, – зазвенела серёжками Вера, – папа не просто тряпка, он старая больная тряпка. И он очень добрый. Я не в него. Он больше жизни любит маму, а воевать за неё не стал. Хотя она и не разрешила бы. Папка был для неё только орудием наказания. Я думаю, она мстила отчиму за что-то.

– И даже не догадываетесь за что? Хотите чая, Вера? – спросил Роман, видя, как женщина провела языком по высохшим губам.

– Нет, нет, – поторопилась ответить Вера. – Я думаю она мстит за несбывшуюся жизнь. Когда-то давно, до рождения Хлипк‘а, что-то пошло не так, как она планировала. Может быть Сперанский воспользовался этим? Заставил пойти против её воли. Мама тогда подчинилась. Потом опомнилась. Появился Хлип‘ок. Они уехали из Союза служить в Германию. И пошло-поехало, поздно было поворачивать оглобли назад – мальчику нужен был отец. Хотя… – Вера пожала плечами, – Сперанский был плохим отцом. Для него была только мама. Лучший кусок. Самый спелый фрукт. Последняя конфетка всегда ей… Имя моего настоящего отца она не произносила никогда и не потому что не хотела, просто забыла, стёрла ластиком. Когда всё закончится – заберу его к себе в Дивноморск… Я собственно пришла, чтобы вы знали о нём. Вы ведь всё равно докопаетесь, и тогда он со своим дурацким характером может влипнуть глубоко и надолго. Любой, кто захочет, может обвинить его в чём угодно, а он сопротивляться не станет.

– Мы обязательно проверим ваше алиби и алиби вашего отца. Вы хотите ещё что-то добавить?

Женщина отрицательно покачала головой:

– Я задержана?

Следователи переглянулись:

– Пока нет, – за обоих ответил Михаил. – Но подписку о невыезде придётся оформить. Вы сейчас в отпуске?

– Да, – вздохнула Вера, – мои сослуживцы в Дивноморске думают, что я купаюсь в Средиземном море, а я здесь в креслах сижу… Отпуск у меня двадцать четыре дня, успеете проверить моё алиби?

– Мы стараемся…

– Бог вам в помощь, – пожелала Вера, встала и направилась к выходу.

– Ещё вопрос, – остановил женщину Михаил, – вы-то думаете, кто мог?

Вера в недоумении пожала плечами:

– Сперанский погиб немолодым, у него была длинная жизнь…