Дверь в спальню Стефании Петровны была слегка приоткрыта. Вера сунула голову в щель, тихонько спросила:
– Мама, ты спишь?
– Уже нет, – голос Стефании Петровны звучал сердито. – Чего топчешься? Входи. Эти ушли?
– Нет! Им надо задать тебе вопрос…
– Ладно, пусть идут…
Следователи вошли. Стефания Петровна лежала поверх одеяла на широкой двуспальной кровати, по обе сторонам которой в больших напольных вазах увядали букеты. Шторы мягкими волнами падали вниз, создавая в комнате полумрак. Свет из единственного слухового окна в крыше высвечивал голову Стефании Петровны на синей атласной подушке. В этом свете, ограниченном прямоугольником окна, её лицо казалось неестественно бледным, даже голубоватым.
– Мы пришли попрощаться, – Михаил подался чуть вперёд в надежде помочь хозяйке, если та решит встать, но Стефания Петровна только повернула к ним голову. – Мы всё же должны задать вам…
– Кто мог убить? – резко оборвала хозяйка и опять, как в начале разговора, неожиданно пронзительно каркнула. – Я знаю это точно!
– Стефания Петровна, тут вы совсем неправы, – слова Михаила утонули в звоне серёжек Веры.
– Мама-а-а! – взвыла Вера, умоляюще сложив руки лодочкой. – Ну, пожалуйста, не фантазируй. Ты не можешь этого знать…
Стефания Петровна хрипловато рассмеялась:
– Знаю, но не скажу, не скажу! Даже если будете меня пытать. Разберётесь – подтвержу. Нет и суда нет! Эть-геть… – заявила хозяйка дома, гневно выплёвывая слова. – Всё! Разговор без протокола закончен!
– Баба-яга! – в сердцах бросил Роман, когда они с Исайчевым вышли за калитку. – Там, в спальне под крышей, я даже перепугался. Ты заметил, Михал Юрич, у неё никакой скорби или просто печали. Та ещё штучка госпожа Сперанская. Забьюсь на что хочешь – она в этом «деле» запачкана. Ты не разделяешь? По поводу того, что она знает убийцу, кажется блефует. Раззадоривает нас. Хочет, чтобы мы быстрее шевелились… Чего молчишь?
– Поедем, где-нибудь перекусим, Рома, я страшно голодный… – попросил Михаил, мягко положив руку на плечо коллеге.
– Нет, ну надо же какая?! Меня это настораживает, – пропустив мимо ушей просьбу сослуживца, продолжил Роман, – а тебя?
– Докладываю, у них отца убили… Каждый реагирует по-разному. Эти так. Но если честно, мне тоже не нравится…
Роман в недоумении пожал плечами:
– Мы, что ли, его убили? Зачем на нас-то крыситься?
– Думается мне, Роман, она, возможно, знает значительно больше, чем сейчас сказала. Но странно даже не это, а то, что она не хочет чтобы мы разобрались. Как ты думаешь почему?
– Ну ты даёшь, Михал Юрич, у неё мужа убили, а вдова не хочет, чтобы разобрались. Что-то ты, друг, не в ту сторону соображать начал, а…
– Хорошо хоть начал. У меня, когда голодный, соображательная часть мозга редко работает, – задумчиво произнёс Михаил. – Мне показалось, или у неё действительно было странное лицо, будто она торжествует. Будто с неё камень сняли, и в то же время она сожалеет…
– Тебе нужно съесть сникерс, совсем плохой стал. Сам-то понял, что сказал? Торжествует сожалея!
– Вот! Молодец, Роман Валерич! Правильно! Она сожалеет торжествуя… – Михаил удовлетворённо потёр ладонь о ладонь. – Вот теперь хорошо… Вот теперь интересно… Дело-то расцветает…
– Ничего не понял, – озаботился Роман. – Ладно, поехали к «Вадиму», я здесь недалеко на трассе кафе видел.
– Ты знаешь этого Вадима, он нас не отравит?
– Лично не знаю, но на строении написано «Кафе у Вадима».
Припарковав машины рядом с витриной кафе, следователи заглянули через стекло внутрь и обнаружили, что заведение пусто. Бармен с официанткой сидели на высоких барных стульях, беззаботно болтали, попивали кофе. Следователи вошли и уже миновали гардеробную стойку, когда Роман неожиданно рукой преградил путь Михаилу и приложил указательный палец к губам:
– Постой, – прошептал он. – Они о Сперанском судачат. Смотри на стекло витрины, оно отсвечивает и видно всё как в телевизоре.
– Слыхал, Сашка, – звенела ломающимся голосом молоденькая официантка. – В усадьбе у Монахова пруда кого-то грохнули. – Она перекрестилась и поплевала через левое плечо.
Бармен, из стоящей рядом бутылки, подлил в чашку с кофе чуточку желтовато-коричневой жидкости и, гордясь своей осведомлённостью, отметил:
– Не «кого-то», а хозяина усадьбы – подполкана в отставке. Помнишь, он у нас здесь шухер наводил. Требовал, чтобы мы с обочины мусорные баки убрали…
– И чё?
– Да ни чё! Мужик зловредный попался, все перед носом у Вадима красной корочкой потрясал. Вадик помойку убрал.
– Чё придирался? – не унималась официантка, – его усадьба где? А наше заведение где? Он ещё в Москву поехал бы порядки наводить…
– Настырный, говорю тебе, был мужик. За это, верно и грохнули. Нос совал туда, куда не надо…
– И сильно грохнули? – продолжала любопытничать официантка
– Сильно! – округлил глаза бармен Сашка. – Навсегда грохнули. Насмерть!
– Что делается, а-а-а, – заныла девушка. – У моей подруги жениха на той неделе покалечили…
– Насмерть?! – поинтересовался бармен.
– Да нет, голову бутылкой пробили…
Роман убрал руку и подтолкнул Михаила к входу в гостевой зал:
– Пошли, дальше для нас неинтересно…
Бармен Сашка приметил гостей, легонько толкнул официантку в плечо, указывая взглядом на новых посетителей.
Михаил с Романом осмотрелись. Приметили тихое местечко в углу зала, рядом с окном и направились туда.
Официантка торопливо пошла гостям навстречу, при этом широко улыбалась малюсеньким ртом, похожим на клювик голубя.
– Мы вас заждались, заждались… – фамильярно щебетала она. – Садитесь, где глянется, везде можно. Кушать хотите, или как?
– Давайте начнём с «или как», – усаживаясь на жёсткий стул, попросил Роман. – Предлагайте! С чем у вас сегодня «или как»?!
– Да с чем хотите! Любой каприз за ваши деньги… Яичницу можем жжарить…
– И это всё ваше «или как»? – нарочито грустно спросил Михаил.
– А, чё я вам в этот час могу предложить? Кухня только раскочегарилась…
Михаил вспомнил подслушанный разговор, извлёк из заднего кармана брюк темно-бордовое удостоверение работника Следственного комитета и развернул его на уровне глаз официантки:
– Нам две яичницы с прожаренным луком. Лука много. Хорошо прожаренного. Два кофе такого, который сейчас пили вы и ваш бармен, но без коньяка, а на сладкое – директора.
– В смысле? – опешила официантка. – Мы ж ничего ещё не сделали. Зачем директора беспокоить? Если вы про Сашку, то он экономленный коньяк в кофе добавлял…
– На ком экономленный? – уточнил Роман, миролюбиво улыбаясь.
– Ну, тот… – замялась официантка, – что клиенты в бутылках оставляют… мы его сливаем…
– Так, всё… – оборвал девушку Михаил. – Не надо подробностей. Вам повторить заказ?
– Не стихи, запомнила, – буркнула официантка и мелкими шажками побежала к служебной двери.
Через короткое время из неё выкатился шарообразный бритоголовый мужчина в джинсовых брюках, ремень которых надёжно скрывался под складкой вислого живота и появлялся ближе к спине. Яркая футболка хозяина ощетинилась портретами двух злых куриц.
– Игорь – директор, – мужчина порывисто протянул руку для приветствия сначала Михаилу, затем Роману. – Чем мы провинились? Сейчас всё исправим! Яишенку тотчас сделают, в лучшем виде…
– Почему Игорь? – удивился Роман. – На вывеске написано «У Вадима». Присаживайтесь, Игорь. Разговаривать будем. Кафе отжали?
Директор суетливо втиснулся в узкое пространство между стулом и столом, присел, застыл, изучая лица незваных гостей.
Роман кашлянул, повторил громче:
– Кафе, уважаемый, отжали или перекупили у Вадима?
– Не, не, не мы вдвоём строили, на кровные. Я и Вадим. За мной в этом заведении кухня, за ним всё остальное. Вдвоём как-то сподручнее. Вам на нас жалобу кинули? – Игорь смастерил на лице страдальческую гримасу, но вдруг оживился и начал смешно шмыгать носом, принюхиваясь. – Яишенку несут. Сготовили уже…
– Несложным для вас оказалось блюдо, – пробормотал Михаил. – Курице с яйцом было труднее…
Из-за ширмы у барной стойки вышла уже знакомая официантка, в руках она несла поднос, заставленный тарелками. Там же стоял графин из прозрачного стекла с янтарной жидкостью.
– Вот это, уберите, – указал пальцем на графин Михаил.
– Сэкономленный? – поинтересовался Роман.
Официантка пошла красными пятнами и недовольно зафырчала.
– Убери, – буркнул хозяин.
Приказание было немедленно выполнено.
– Скажите, – приступая к зовущей вкусными запахами яичнице, спросил Роман, – вы подполковника Сперанского знаете?
– Кого? – Игорь опять состроил недовольную гримасу, но вдруг спохватился, вскрикнул, – как же не знаем! Знаем ещё как! Он, гад, решил нас извести. Убил бы! Ой! Так его, говорят, позавчера кто-то грохнул.
– Чем же он вам не угодил или вы ему? – Роман хлебным мякишем вытирал донышко тарелки.
Игорь, наблюдая за рукой Романа, сглотнул слюну и жестом подозвал к себе официантку:
– Ещё по порции?
Следователи одновременно кивнули.
– И мне принеси, – чиркнув взглядом по лицу официантки, приказал директор.
– Вам, Игорь Ильич, как всегда? – угодливо поинтересовалась она.
– Мне, как им! – гаркнул директор и продолжил, – мы, как вы заметили, на трассе стоим. Основные кушальщики – дальнобойщики. У них обед что? – Игорь вскинул вверх похожий на сардельку указательный палец. – Правильно! Шаш-лы-чок! Мы его по вечерам обычно жарим. Когда усталые мальчишки ставят свои машинки на покой. Жарим на заднем дворе под открытым небом. Иногда ветер дует в сторону Монахова пруда, а жене подполковника шашлычный запах не нравится. Она мяса не ест. А нам как быть? Мы на шашлыке основную кассу делаем. Сейчас покушаем, я вам зарубки покажу…
– Какие зарубки? – отвлёкся от тарелки Михаил.
Игорь, заговорщически мигнув глазом, метнул взгляд на дверь, из которой вышел:
– Он на нас комиссии насылал одну за другой. Я по три раза на дню их принимал, со счёта сбился. Зарубки начал делать на дверном косяке для памяти. Весь косяк исчеркал, а они всё идут и идут. Вадим по инстанциям бегал, как заяц за морковкой. Ему там эту морковку знаете куда вставляли… Во! Писучий оказался мужик! Теперь-то, наверное, не будет?
– Теперь не будет, – согласно кивнул Михаил. – Где позвольте узнать ваш партнёр по бизнесу сейчас?
– В Турцию улетел два часа назад.
– Да что ты будешь делать! – поперхнулся Роман. – Все, кто имеет отношение к убийству Сперанского, в Турцию улетели! У них там слёт, что ли? Вы где были с двадцати трёх тридцати субботы по час ночи воскресенья?
– Ой! – радостно воскликнул директор кафе. – Я по субботам пребываю у любовницы, мой законный день – понедельник, среда, суббота. Остальные дни в лоно семьи обретаюсь… можете проверить… А что, Вадим имеет отношение к убийству подполкана?
– Может иметь. У меня к вам большущая просьба, – сказал Михаил, принимаясь за кофе.
Директор, кивнул и так же, как следователи, хлебным мякишем вытер опустевшую тарелку. Отправив его в рот, он с блаженным выражением сытости на лице откинулся на спинку стула:
– Слушаю внимательно…
– Расслабляться не надо, – дружелюбно усмехнулся Роман. – Вам во всех деталях придётся написать о ваших взаимоотношениях с погибшим подполковником: как, когда и почему имели с ним дело. Там же напишите адрес вашей любовницы и её контактные телефоны. Далее, вы должны связаться с Вадимом и передать от нас ему эту же просьбу. Отдых – отдыхом, но дело прежде всего. Пусть напишет и перешлёт сегодня, чтобы не пришлось по прилёту к морю обратно возвращаться. Идёт?
– Сделаю в лучшем виде… Зачем вам контактные телефоны моей любовницы? Вы чё холостые…?
– И книгу жалоб тоже несите, – строго произнёс Михаил, – а лучше топорик. Я вам на носу зарубку сделаю, чтобы глупых вопросов не задавали…
– Ой, ой! – замахал руками Игорь. – Я понял! Она алиби моё должна подтвердить. Так, она подтвердит. Она чего хочешь подтвердит…
– Это ты, друг, зря сказал, – заметил Роман. – Зато я теперь понял, почему только у Вадима. Ты ему прямо сейчас позвони насчёт бумаги, постиг?
– А, как он эту бумагу переправит? – удивлённо спросил директор.
– Так, по факсу, дорогой, по факсу. У вас факс есть?
Игорь легонько стукнул по лбу ладонью и широко улыбаясь, воскликнул:
– Извините, притормаживаю. Там в любом отеле есть факс. Так, я пошёл?
– Вот именно! Идите. Завтра вечером заскочу за мемуарами.
Когда директор скрылся за дверью с табличкой «Посторонним вход запрещён» Михаил сказал, задумчиво глядя на Васенко:
– Роман Валерьевич, я совсем недавно заметил, что глупость всегда лысая, на ней ничего не растёт…
– Ты про лысую голову?
– При чём здесь голова. Я про глупость. Если бы мне предложили нарисовать глупость, я нарисовал бы попку от разбитой скорлупы куриного яйца… Совершенно бесполезная вещь… Хотя? Бесполезная – это не значит глупая… Что-то меня понесло?
– Да уж! – согласился Васенко. – Эко вас, Михал Юрич, после яичницы на размышления потянуло, давайте ближе к сюжету. Ты, думаешь, они при делах?
– Нет, конечно, но для порядка объяснения взять надо. Ещё звякни Анне Подберезкиной, проверь алиби Веры.
О проекте
О подписке