– Пора пускать в ход артиллерию, – решил он, укрывшись за валуном, от которого отскакивали крупнокалиберные пули душманов, высекая искры.

И приказал поднять массивный «Конкурс» чуть выше, где нашлось подходящее защищенное место. На прямую наводку. Двое бойцов подтащили к указанному месту и быстро развернули переносной ракетный комплекс, способный подбивать танки и разрушать блиндажи. Открыв пятнистый ящик с ракетами, вложили одну в ствол. Наводчик приник к прицелу. Душманы, похоже, заметили их передвижение, усилив огонь, но было уже поздно. Ракета вырвалась из короткого широкого ствола установки и ударила точно в цель, войдя в распадок между двумя скалами.

Взрыв оглушительной силы прогремел в горах. Сверху на спецназовцев полетели камни и даже обрушился цельный кусок скалы, едва не придавив бойцов, успевших подобраться совсем близко к гнезду. Дымом заволокло все пространство впереди.

– Это вам за нашу вертушку, – сплюнул Зарубин, всматриваясь в скалы.

Вскоре дым раздуло ветром и стали видны результаты стрельбы. ДШК замолчал, миномет тоже. Дым и пыль еще витали над местом попадания. Даже обстрел с соседних скал почти прекратился. Но поняв, что пулеметное гнездо уничтожено, «душманы» вскоре усилили минометный огонь с другой точки. Наводчик из расчета ПТУРСа засек новые позиции «духов» чуть выше по скале и пустил туда вторую ракету. Этот выстрел тоже оказался точным. Разрушительного действия ракеты хватило на то, чтобы разметать в клочья укрепленное гнездо вместе с минометчиками. Внезапно стало тихо.

– Вперед, мальчики, – крикнул Зарубин, не теряя времени, – наверх. Через пулеметную точку.

Спецназовцы, больше не встречая сопротивления, поднялись по склону и ворвались в распадок, над которым едва успела рассеяться пыль от ракетного взрыва. Первым на месте оказались Антон Суворин и пулеметчик Семихватов, затем влезли еще пятеро разведчиков. Следом появился Зарубин с радистом и снайпером.

– Ну вот, – обвел взглядом месиво из обломков ДШК, искореженного до неузнаваемости, бревен перекрытия блиндажа, камней и разорванных тел «душманов», которых здесь было человек десять, – любо-дорого посмотреть. Суворин, рысью вперед.

Перешагнув через тела мертвых минометчиков, валявшихся в двадцати метрах от разбитого ДШК, спецназ распределился по двум ходам, которые вели из гнезда вглубь позиций. Еще группа пошла верхом, перекрывая направление возможной контратаки с перевала, до которого было не больше километра.

Резкая автоматная очередь хлестнула из бокового прохода, пройдя буквально на полметра левее Кондрата. Позади него раздался сдавленный крик, и Витя Строгий рухнул замертво. Кондрат не раздумывая метнул штурмовую гранату в сторону выстрела. Взрыв и стоны были доказательством точного попадания, но снайпера было уже не вернуть.

Прошерстив ходы до самых развалин в центре позиций и добив по ходу движения еще десяток душманов, разведчики Зарубина осмотрели все уцелевшие и даже разрушенные артиллерией блиндажи, но не нашли никаких признаков «Стингеров», кроме одного пустого тубуса.

– Странное дело, – проговорил вслух Кондрат, рассматривая тубус и слушая доклады командиров разведгрупп, – а где же обещанные залежи? Где, бляха муха, караван со «Стингерами»? Не мог же он сквозь землю провалиться. Искать, ребятушки.

В этот момент послышалась перестрелка на левом фланге захваченных позиций. Это разведчики Терехина подавили, наконец, сопротивление душманов и прорвались. Оставшиеся «духи», отстреливаясь, стали отступать к перевалу.

– Второй «Утес» и станковый гранатомет сюда, – приказал Зарубин, насчитав человек тридцать моджахедов, оставлявших свои позиции, – не дадим этой мрази уйти в Пакистан.

Пока расчеты разворачивали оружие, душманы уже почти достигли перевала.

– Живее, ребятушки! – крикнул Зарубин. – Уйдут.

Наконец заработал «Утес», посылая крупнокалиберные пули вдогонку отступавшим душманам. Короткими очередями пулеметчик косил врагов прямо в спину. Вскоре к нему добавился расчет АГС-17, зафырчавший очередями осколочных гранат, – сто выстрелов в минуту это не шутка. Попавшие под обстрел душманы быстро это поняли. В общем, до перевала, кое-как укрываясь за камнями, целыми доползло человек пять, не больше. Трех успел снять снайпер. Но парочка все же уползла в Пакистан.

Когда перестрелка утихла, показались бойцы из роты Терехина, просочившиеся по захваченным окопам к месту дислокации солдат Зарубина.

– Как дела? – спросил Кондрат, когда сам капитан Терехин оказался рядом с ним.

– Хреново, – сплюнул песок, застрявший на зубах, капитан, – трое убитых, пятеро раненых, «Стингеров» нет.

Несколько раненых с перебинтованными конечностями Кондрат увидел своими глазами. Эти еще могли ходить, хоть и с помощью товарищей. Убитых снесли на плащ-палатках в ближний окоп.

– У меня та же ерунда, – невесело усмехнулся Кондрат.

– Что делать будем, товарищ без пяти минут капитан? – поддел его Митя, осматривая дымившиеся позиции. – Начальство нас по головке не погладит. Потери есть, вертушку сбили, результата нет. Ну, почти…

К тому моменту Зарубин уже кое-что придумал.

– Есть мысль, – сказал он и махнул рукой в сторону перевала, – надо проверить, что там. Может, «духи» эти «Стингеры» где-то по дороге сховали. Может, кто им шепнул про наш визит в гости. Они и подстраховались.

– За перевалом Пакистан, – на всякий случай напомнил Терехин, но Кондрат и сам это прекрасно знал.

– Вот именно, – кивнул он, – караван пришел оттуда. Могли сгрузить по дороге. А может, они еще лежат на самом перевале где-нибудь в сторонке. Двое «духов» туда сбежали и скоро вернутся с подмогой. Надо бы побыстрее решать, товарищ капитан.

– «Вижу отряд духов!» – зашипела рация на плече у Зарубина, обозначив доклад наблюдателей, отправленных вслед за моджахедами на перевал. – «Поднимается к перевалу. Большой. Человек пятьдесят. Тащат ДШК и гранатометы. Странные».

– Ты о чем? – переспросил Зарубин, нажав кнопку на манипуляторе.

– «Все в черных одеждах».

Офицеры переглянулись.

– Похоже, «Черный аист»^[23] пожаловал, – сплюнул капитан и обернулся к своему радисту: – Радио на базу. Открыть артиллерийский огонь по перевалу. Пусть наведет авиация.

– Быстро отходить, – приказал Зарубин своим наблюдателям и добавил, обернувшись к остальным: – У нас гости. Занять позиции для обороны со стороны перевала.

Через десять минут над перевалом прострекотала двойка Ми-24. Зарубин в это время как раз расспрашивал уж вернувшихся наблюдателей.

– Чуть ниже перевала, уже на спуске с той стороны есть укрепленные позиции, – доложил старший группы, – рядом были какие-то люди, по одежде не разобрать кто. Не пастухи. Похоже, моджахеды. Оружия у них не было. По перевалу не стреляли, нас не обнаружили.

Кондратий удовлетворенно кивнул, услышав все, что хотел.

– Есть там местечко, Митя, где сбросить груз, как я и думал, – сообщил он, приблизившись к Терехину, – с той стороны перевала. Но это уже, сам понимаешь, за границей.

– Если от него что-нибудь останется после обстрела, проверим, – согласился Терехин, – но начальству ни-ни.

Кондрат кивнул, пристраиваясь в блиндаже от греха подальше. Мало ли недолет выйдет. Гаубица Д-30 дело серьезное. Бойцы уже распределились по блиндажам и окопам. Едва Кондрат укрылся, как начался артобстрел. Моджахеды как раз должны были подойти под перевал. Но Кондрат даже не ожидал, что «аисты» передвигаются так быстро – фигурки в черных одеждах уже мелькали прямо на перевале. Он сам рассмотрел их в бинокль.

Первый снаряд улетел далеко за гору и взорвался на территории Пакистана. Второй тоже. Терехин связался с авианаводчиком, подкорректировав огонь. С третьего раза артиллеристы, наконец, угодили в цель. Снаряд из гаубицы лег четко на перевале, разметав черные фигурки. С этого момента для пакистанского спецназа начался сущий ад. Снаряды ложились ровно, рядом друг с другом, за пятнадцать минут буквально перепахав весь перевал. Затем Терехин приказал сдвинуть огонь за перевал, чтобы накрыть тех, кто укрывался на дальнем склоне, оставаясь невидимым. И артиллеристы еще минут двадцать утюжили пакистанскую землю.

– Первый, я «воздух пять», – заскрипела «Ромашка» в руках у радиста, – моджахеды отступают вниз. Много убитых.

– Ну, вот, – удовлетворено кивнул Терехин, осмотрев в бинокль разбросанные по всему перевалу останки «черных аистов» и воронки от снарядов, – а теперь, пока они не опомнились, нанесем визит сопредельному государству. Нехрен помогать моджахедам.

– Моя рота пойдет первой, – решил капитан, – а ты, Кондрат, прикрываешь.

Зарубин кивнул.

Через полчаса они были на перевале. Осторожно взошли и обследовали каждый камень, но ничего, кроме воронок от артиллерийских снарядов и мертвых моджахедов, не нашли. Здесь тоже не было никаких следов «Стингеров». Оставалась последняя надежда – позиции на дальнем склоне горы.

– Идем дальше, – приказал Терехин, подмигнув подошедшему Кондрату. И устремился со своими бойцами по склону вниз, миновав условную границу с Пакистаном.

Через полчаса они заметили укрепления – линию камней, соединявшую несколько блиндажей. Как ни старались разведчики Терехина прятаться за складками местности и подойти скрытно, тропа была здесь одна. Их ждали и заметили быстро. Хотя укрепления тоже пострадали от обстрела из гаубиц, почти половина была разрушена, но кое-кто там, похоже, выжил. Не успели спецназовцы приблизиться на расстояние пятисот метров к укреплениям, как оттуда застучали сразу три ДШК и начался минометный обстрел.

Ответив очередями из «Утесов», разведчики подтащили сначала станковые гранатометы, накрыв волной огня пакистанский спецназ, а затем и ПТУРС. Пары ракет хватило разнести вдребезги гнезда ДШК и минометы. Хваленый «Черный аист» начал отползать, отстреливаясь от наседавших советских солдат.

– Вперед, ребятушки! – крикнул Терехин и повел своих бойцов в атаку. Они сбросили остатки упорно сопротивлявшихся моджахедов с позиций и погнали их вниз. Особенно сильный бой шел на правом фланге, в районе самого большого блиндажа из уцелевших после обстрела. Там еще до сих пор кто-то отстреливался, даже попав в окружение.

– Суворин, Семихватов и еще пятеро со мной, – приказал Кондрат, приметивший странный блиндаж, – идем вон туда!

В этот момент в небе раздался стрекот винтов и появились хищные черные вертолеты. «Не наши, – смекнул Зарубин, приседая за камень. – Это “Пума”. Похоже, пакистанская армия зашевелилась. Навели мы тут шороху. Того и гляди самолеты подтянутся, и начнется международный скандал. Надо по-быстрому осмотреть блиндаж, и если нет ни черта, возвращаться обратно. Хрен ее разберешь, эту линию Дюранда»^[24].

Достигнув перевала, армейские вертолеты открыли огонь ракетами по спецназовцам. Вдоль всей укрепленной линии заполыхали разрывы. Следом с неба ударили крупнокалиберные пулеметы, заставив разведчиков остановиться и залечь. Человек пять было убито сразу. На глазах Кондрата ракета угодила в распадок, по которому бежал капитан Терехин с радистом, и взрывом обоих разметало в клочья. Кондрат вздрогнул, словно это его разорвало, и несколько секунд в полном ступоре смотрел на воронку, в надежде, что его друг встанет как ни в чем не бывало, отряхнется и побежит дальше. Но Митя не встал. Когда дым рассеялся, Кондрат заметил его окровавленное тело с оторванной рукой на самом краю воронки.

Атака захлебнулась. Более того, снизу к «аистам» подтянулись резервы, и добрая сотня моджахедов снова поперла вверх, поддержанная огнем с воздуха. Кондрат, оставшийся за старшего, связался по рации с базой и сообщил об атаке вертолетов противника, а затем по «местной» связи приказал группе Терехина отходить с боем на укрепленный рубеж. Сам же устремился к блиндажу, который вот-вот мог снова оказаться в руках у пакистанского спецназа.

Когда он уже почти добрался до места, над головой вновь раздался стрекот винтокрылых машин, но звук был уже другой, до боли знакомый. А потом послышался пуск ракет и взрыв в воздухе. Затем второй. На бреющем полете над перевалом прошло звено Ми-24 и, прочесав контратакующих моджахедов их НУРСов, устремились вглубь чужой территории. Два черных вертолета уже догорали на склоне.

– Первый, говорит «Воздух пять», – донесся до Зарубина голос пилота из «Ромашки», – вертушки уничтожил. Вижу на подходе колонну грузовичков и бронетехники, атакую.

– Ну, теперь точно международный скандал, – кивнул Кондрат и толкнул приоткрытую дверь в блиндаж. Окатив очередью из автомата все углы и швырнув туда осколочную гранату, без пяти минут капитан Зарубин сразу же забыл про вертолеты, едва переступив порог. Почти весь блиндаж был завален темно-зелеными ящиками, испещренными надписями по-английски. Между ними валялось не меньше дюжины мертвых моджахедов, испачкавших ящики своей кровью. Кто-то застыл у бойниц с зажатым в руках автоматом, получив пулю в грудь, кого-то убило осколками. Парочка еще стонали, подавая признаки жизни, – Кондрат пристрелил их короткими очередями. В бревенчатой крыше зияла дыра от попадания чего-то помощнее гранаты. Возможно, задело снарядом от гаубицы или ракеты из ПТУРса. Это было не важно. Главное, он обнаружил те самые треклятые «Стингеры», стоившие жизни стольким нашим летчикам. И капитану Терехину.

Кондрат шагнул в центр блиндажа, сжимая автомат, осмотрелся. В углах висела пыль, поднявшаяся от недавнего взрыва гранаты. За ним внутрь вошли Суворин, Семихватов и еще двое бойцов. Галиулин с рацией остался у входа. Кондрат в нетерпении наклонился вперед, присел на колено и откинул крышку ближнего ящика. Внутри он увидел знакомые очертания пусковой установки. Неподалеку лежали и ящики с ракетами. «Надо побыстрее вынести их отсюда, – решил Зарубин, – пока не поздно».

В этот момент боковым зрением он заметил едва заметное шевеление в дальнем углу. В проеме стены, где полулежал, привалившись спиной к ней, мертвый на первый взгляд моджахед. С окровавленным плечом и в какой-то странной мешковатой одежде. Воин ислама был слегка толстоват для афганца, и только сейчас Кондрат заметил, что тучность его телу придавал не лишний жир, а связка гранат, которыми он был обвешан, как новогодняя елка игрушками. Главным «украшением» этой «елки» была советская мина ОЗМ-72, все та же «ведьма», прикрученная к поясу на животе моджахеда. Сверкнув ненавистью из-под надвинутой на лоб «пуштунки», он раскрыл окровавленную ладонь и на пол скатилась граната. Без чеки.

– Marg bar shouravi!^[25] – прошипел моджахед за секунду до взрыва.

Огонь полыхнул во все стороны, пожирая все на своем пути. Белый свет залил каменное подземелье. Тело Кондратия пронзила дикая боль, разорвавшая его на куски. В последнее мгновение своей жизни он успел почувствовать, как душа отделилась от уставшего тела и воспарила ввысь, покинув его навсегда. Вместе с ней исчезла и ненависть.