Читать книгу «99942» онлайн полностью📖 — Алексея Сергеевича Жаркова — MyBook.
image

– Умные, мать… – пробурчал Важник. Встроенная в дисплей камера, отслеживающая жесты, и трёхмерный интерфейс будто бы ставили садистский эксперимент над нервной системой следователя. Пытаясь переместить виртуальные вещдоки с полки на полку, Важник перелистывал макет комнаты; желая изменить размер картинки, закрывал программу.

– Игорёк, походу, карточку-заместитель потерял, – вспомнил Максим. – В пятницу по рапорту табельное получал.

– Нашёл он карточку, – сказал Важник.

– Ну, хоть так. Одним косяком меньше.

Максим ослабил узел галстука, упал на стул, привалился плечом к стене и нацелился на бутылку минеральной воды в углу стола. Загарпунил, подтянул, свинтил крышку и сделал жадный глоток. Газированная минералка выдохлась. Оно и лучше…

– Вот гадство! – Важник достал из монитора руку, погрозил камере кулаком и стал подкатывать рукава васильковой рубашки (летний вариант формы без рукавов в который раз отменили, разрешив, при жаре за двадцать пять по Цельсию, расстёгивать верхнюю пуговицу и закатывать рукава). – Кстати, сегодня новенького к нам перевели, на место Шмелёва.

– Нормальный? – спросил Максим без особого интереса.

– А я почём знаю. Первый день и сразу на вызов.

– Бывает.

Максим провернулся на стуле и закинул ноги на сейф. В тот же момент дверь скрипнула, и он поспешно снял ноги с угрюмой железяки, набившей пузо делами и вещдоками. В кабинет просочился Пономарёв. На вид довольно бодрый, несмотря на свёрнутую валиком жилетку, которую держал под мышкой, и шлем Дарта Вейдера, изображённый на белой футболке.

– Игорёк, ты точно самоубийца, – покачал головой Максим. – Ты бы ещё тюремную зебру напялил.

– Да-а, знатное зрелище мы пропустили, – заметил Важник.

– Нормуль всё, – отмахнулся Пономарёв. Он подошёл к своему столу, вкрутил аккумулятор е-сигареты в зарядное устройство и включил агент-ресивер. – Поржали и будет.

– В рабочую рубашку трудно было переодеться?

– Да невезуха сплошная. На выходные рубашки забрал, простирнуть. У подруги остались валяться.

– Так, так… – Важник с нескрываемым облегчением отодвинулся от компьютера: Пономарёва подкалывать – это не со «Спейстопом» сражаться. – Если дама ещё и рубашки твои стирает, тут попахивает свадьбой. Верно говорю, Макс?

– Это попахивает стиральным порошком, – задумчиво сказал Максим. Он вспомнил вечер, когда понял, что Аня – та самая, а не просто очередная девчонка рядом. Был ливень и железнодорожные пути, через которые они бежали к ней домой, без зонта, без ненависти к заставшей врасплох стихии, и был ларёк на платформе, и промокшее насквозь дерево, которое не спасало, а лило целенаправленно и непрестанно, и поцелуи под дуршлагом ветвей, влажные и ненасытные. В квартире, которую Аня снимала, они разделись и завернулись в банные полотенца. Аня без спросу собрала его мокрые вещи – носки, нижнее бельё, джинсы и футболку – и озадачила стиральную машину. Именно эта бытовая забота, молчаливая и простая, заставила Максима посмотреть на Аню по-другому. Через два месяца он предложил ей переехать к себе.

– Тебя-то когда окольцуют? – спросил Игорь, довольный возможностью смахнуть со своей персоны перхоть внимания.

– Как только, так сразу.

Максим открыл ящик стола, порылся, достал пакет с перчатками и выездную папку с полным комплектом бланков и «печатей» (фрагментов бумаги с оттиском печати). Встал. Развивать тему женитьбы и отношений хотелось не больше, чем искать табельное оружие, упавшее в деревенский сортир. В этом мало приятного, Женька Дивин подтвердит: его «Макаров» вылавливали из дерьма всем управлением, баграми и сачками, вылавливали, вылавливали, да так и не выловили. Нет пистолета – и всё тут. Табельный тренчик висит до щиколотки, а Дивин руками жалобно разводит – забыл пристегнуть, а куда оружие делось, хоть убейте, не знаю. Может, и не в сортире сгинуло. Обыскали всё вокруг. Ничего. Дивину – строгий выговор и весь комплект проблем в плечи, а за непристёгнутый к пистолету хлястик – спрос со всех по полной программе.

– Пойду, – сказал Максим, определяя в сумку папку и перчатки.

Громкоговоритель под потолком ожил, хрипнул и снова замолчал.

– А? Куда? – как-то растерялся Пономарёв. – У меня тут…

– В Сколково. На осмотр.

– Основания? – по-деловому осведомился Важник, плохо имитируя голос начальника.

– Восстановление места преступления до момента самого преступления. Повторный осмотр, – подыграл Максим.

– А первый, значится, поверхностный? Ничего с первого раза осмотреть не можем, глаза б мои вас не видели, бездари.

– Так точно. Не увидят.

– У меня тут… – попробовал ещё раз Пономарёв и, когда Макс повернулся к нему, кивнул под свой стол. – Практикантка с самого ранья забегала…

– Под столом ждёт?

– Днюха у неё сегодня – отпросилась. И пакетик презентовала.

– Ага! – многообещающе сказал Важник и отодвинулся от компьютера ещё дальше, так, что упёрся в подоконник.

– Я пас, – опережая события, сказал Максим.

– А я гол, – передразнил Важник. – Что там, Игорёк, в пакетике волшебном?

– Блинчики с красной рыбой, нарезка мясная, помидорчики, настойка…

– Бабская?

– Сорок оборотов.

– Умница практикантка! Зачёт!

– У меня руль, мужики, – отмахнулся Максим. – Давайте завтра.

Пономарёв покачал головой, Дарт Вейдер снисходительно глянул с футболки.

– Такое богатство – и до завтра? Вечерком, после работы, и оформим.

– Как знаете.

Максим открыл дверь.

– Макс… – позвал Пономарёв.

– А?

– Я твою рубашку на сегодня возьму?

Максим улыбнулся уголками губ и кивнул.

3

Наукоград Сколково.

Очередная точка Б, в которую он должен попасть из точки А. Очередная ломаная пути, ориентир для физического перемещения тела, и идеальная среда для путешествия мысли. Даже отдавая всего себя управлению машиной, выжимая до капли сосредоточенность, человек парадоксально высвобождает внутри себя ментальную полосу, по которой мчит без оглядки разум. В конце концов, дорога из точки А в точку Б превращается не в странствие материи, и даже не в зачин школьной задачки, а в турне раздумий.

Максим думал о себе и об Ане. Не о них, а именно так – порознь, несмотря на соседство в рванине воспоминаний. Он помнил её слова: «Неужели тебе не хочется сделать шаг вперёд? Четыре года прожили без штампа и ещё сорок проживём?» – и её же молчание, пришедшее следом, и собственную немоту, и безразличие реки Баньки, притока ещё более равнодушной Москвы-реки. Кажется, это был День города. Они попытались сбежать от праздничной суеты и гомона, но не смогли сбежать от самих себя. Возможно, именно тогда она начала паковать свой «чемодан расставания». Возможно, ей просто было больно, она сомневалась, ждала доказательств. Возможно, видела в краснеющем закатном небе какой-то знак, бесконечно грустный символ. Максима же беспокоили уставшие ноги, надоедливые комары и мечты о холодном пиве. Мужчины и женщины на редкость несинхронные в чувствах создания, к тому же мужчины обладают меньшей восприимчивостью к отвлекающим факторам.

Автомобиль ехал на запад. К северу от Можайского шоссе виднелись башни грязно-розовых новостроек, обступивших громадный торговый центр. Под днищем периодически что-то будто бы постукивало, но «Форд» держал своё место в транспортном потоке понедельничного утра. Обнадёживающе собирались тучи, правда, лишь на севере, словно организуя сходку авторитетов, на юге небо было безнадёжно чистым и голубым. Максим пожалел, что не дал себе времени на чашечку кофе. Может, удастся глотнуть на территории инновационного комплекса.

Когда тебя бросает девушка (супруга, гражданская жена, подруга – нужное подчеркнуть), уйти от принятия решения не удастся. Даже если ответом станет полное бездействие. Следует понять, достаточно ли в тебе любви для схватки за возрождение отношений или нет. Готов ли ты ради её глаз на внутреннюю трансформацию или нет. Да или нет. Да или нет. Да или нет. И так без конца.

Если проще: Ты хочешь измениться?

Это единственное решение, которое ты должен принять. После того, как этот вопрос задан, почти не остаётся укромных мест для ожидания, песок, в который так легко воткнуть голову, превращается в бетон.

Максиму захотелось спрятаться от этих мыслей, но шансы на успех были мизерны, чуть выше, чем у треснувшего яйца, скрывающегося на жаре от мух. Он всё-таки попытался, съехал с главного шоссе мыслей, свернув в квартал второстепенных размышлений.

Что делают мужики, когда их бросают? Максим располагал кое-какой статистикой. Тихое горе и телефонная агония, конечно, в протокол не просятся. А вот… «На второй линии» зрения возникло лицо старшего механика Улубиева, круглощёкого якута, страдавшего от недостаточной толерантности к спиртному. Стоило бедолаге перехватить стопарик, как его тут же развозило и затем долго мотыляло между рядами автозаков. Воображаемый Улубаев, маслянисто улыбаясь, принялся загибать пальцы.

– Одно из трёх: бьют баб, или пьют и буянят, или всё сразу – бьют, пьют и буянят. Случай один есть по этому щекотливому поводу. Про кроссовки, да ты лучше сам знаешь, начальник!

Максим знал. Парень, которого на днях бросила девушка, взял в помощь друга и – шмыг под окна возлюбленной. Начали хорошо, ныли серенады под гитарку, хлебали из фляжки, выводили краской на асфальте послания, снова хлебали… и нахлебались. Вломилимь в квартиру и давай выбивать из девушки «всю дурь». Досталось и мебели – повреждение имущества, сто шестьдесят седьмая часть первая… короче, соседи вызвали милицию, прибыл наряд. Одного сразу поймали, а второй, в последствии оказавшийся горе-влюблённым, ломанулся в лес, тайными тропами. Спортсмен, вроде как. Но опер не отставал, точно приклеился, хоть и без фонарика бежал, отловил хулигана. А тот в недоумении, как так, товарищ сержант, в лесу ночью не потеряли из виду? На что опер показал задержанному на его кроссовки, а они какие-то особенные, там при каждом шаге крохотные красные огоньки вспыхивают…

Вот так.

***

Мечты о настоящем кофе заставили Максима припарковаться в торгово-развлекательном квартале Сколково. Часть пути до института он решил пройти пешком: подышать, купить сигарет. И, разумеется, заглянуть в кофейню, которой предстояло неизбежное сравнение с «Кофепроводящей жилой». «Посмотрим, насколько хорошим кофе заряжаются жители Мозгограда».

Тротуарная плитка под липами цеплялась за подошвы ботинок, рубашка клеилась к телу, а солнце – к фасадам, машинам и велошлемам. Фотоэлементы на скатных крышах глотали из очередной банки бесплатного энергетика, системы очистки дождевых вод томились в бездействии, люди толпились у витрин и справочных терминалов. Улица пахла чем угодно, только не едой, которую предлагали интерактивные вывески.

Максим приметил кофейню – впереди, на другой стороне улицы, на первом этаже «деревенского небоскрёба», как многие называли таунхаусы. Проходя мимо пекарни, пользующейся завидной популярностью для столь раннего времени, он подумал о профессии пекаря. Насколько тяжело стать профессионалом в этой области? Да в любом ремесле? И тут же ответил словами Сальвадора Дали: «Это либо легко, либо невозможно». Гения, правда, спрашивали о живописи: «Это очень трудно – писать картины?»

«Либо легко, либо невозможно… Хм, эта сентенция вряд ли применима к работе в органах. Тут либо находишь в ней зерно значимости, либо… ты не в органах».

Максим услышал глухой хлопок, похожий на взрыв небольшой петарды, следом второй, и обернулся.

В небольшое столпотворение у пекарни словно катнули шар для боулинга. Прохожие расступались, сторонились от мнимой линии удара. Одна «кегля» осталась лежать на тротуаре.

Все смотрели на упавшего, даже затормозивший на велодорожке парень. Нет, не все… Один выпадал из общей картины – удалялся, не оборачиваясь, обтекал зевак, словно слепой упрямец, обходящий эпицентр миниатюрного ядерного взрыва. Максим приклеился взглядом к затылку беглеца, в движениях которого виделась безразличность покидающей город чумы.

Мужчина в сером полупальто – в такую-то жару! – и чёрных брюках прошёл метров пятьдесят, остановился у припаркованного напротив аптеки «Рено» и открыл переднюю пассажирскую дверь. Он снял пальто, аккуратно и неспешно, словно придерживал что-то внутри одежды, тщательно сложил, обернув получившийся свёрток рукавами, и положил на кресло. Затем обошёл машину спереди и сел за руль.

Те несколько секунд, когда Максим всматривался в далёкий быстрый профиль возможного стрелка, в его разум бросили и притоптали зёрна смутного узнавания. Где-то он уже видел это лицо…

Улица набросилась голосами, ярко-фиолетовыми и пронзительно-синими, потянула к себе, точно лицо невнимательного любовника. Максим запомнил номер «Рено» (каждая цифра и буква имела свой привкус) и рванул к лежащему на тротуаре человеку. По улице плыл пороховой дым, настырный, теснящий остальные запахи, но бессильный перед непобедимым врагом – открытым пространством, рвущим его миллионами соблазнов и направлений. Ароматное эхо выстрелов щекотало лицо Максима.

– Скорую! Вызовите скорую! – Толпа пришла в движение, но быстро убедила себя, что просьбу обязательно выполнит кто-то другой, и поэтому Максим нашёл среди лиц самое бледное и участливое и обратился конкретно к нему. – Наберите «103»! Скажите, что человек ранен! Быстрее!

Участливое лицо кивнуло, нырнуло в экран мобильного.

Максим присел на корточки. Рубашка раненого пропиталась кровью. Он принялся расстегивать её и почти сразу увидел в груди два пулевых отверстия: одна рана багрово пузырилась, всасывая в лёгкое воздух.

От обступивших место происшествия людей расходились узоры яркого света:

убилиубилиубили

ОБРЕЗунегобылподкурткойОБРЕЗ

этоЖЕВРОДЕказанцевполитик

помОгитеему

ХВАТИТСНИМАТЬ

Человек на плитке корчился от боли. Если бы чужая боль имела цвет, то наверняка – оттенок мутного льда. Дроблёные движения издавали трескучий звук – так стонет ствол дерева на крепком морозе.

Рядом присел парень, тот самый – с участливым лицом.

– Едут, – сказал он.

Максим кивнул, не обращая внимания на то, что «карусель» насытила голос парня металлическим блеском.

– Чем помочь? – спросил парень.

– Знаете, что делать?

– Не уверен… Но могу делать то, что скажете.

– Хорошо, – Максим убрал руку от шеи рослого мужчины: пульс был. – Найдите плёнку или что-нибудь ещё и закройте вот эту рану.

1
...