Мне повезло. Мне очень повезло. Я чертовски везучий человек! Примерно через полтора часа блужданий я вышел к дороге. И не просто к дороге. На идущей через лес грунтовке, судя по всему, максимум день назад немцы расстреляли нашу полуторку с солдатами. Конечно, это неправильно – радоваться такому. Поверьте, я бы многое отдал за то, чтобы там все случилось наоборот. Я бы сам крепко дал в морду тому, кто посмел бы радоваться смерти этих двенадцати человек в форме РККА от рук захватчиков. Но в тот момент лично для меня этот перевернутый на обочине грузовик и лежащие вокруг него трупы означали решение большинства насущных проблем и шанс хотя бы частично легализоваться в этом времени. Какой шанс у меня был пройти по незнакомому лесу в чужой этому времени одежде, не наткнуться ни на наших, бегущих от немцев, ни на немцев, преследующих наших, и найти сразу одежду, оружие и какие-никакие припасы?

Да, вид мертвых бойцов, большинство из которых были младше меня, поразил до глубины души. Одно дело читать в книгах, видеть в фильмах и играх результаты великих боен, вроде Сталинградской битвы, и совсем другое – своими глазами увидеть останки взвода наших бойцов и ощутить витающий над ними запах смерти. Минуты две я рассматривал открывшуюся мне картину недавнего побоища, и чувства сдавливали горло. Я вспомнил, что мама рассказывала о моем деде, которого она и сама не знала – тот погиб на этой войне. Может, сейчас он тоже уже лежит на одной из лесных дорог? Или даже его тело, которое я не смогу опознать, сейчас передо мной? Фотографий его ведь я никогда не видел… Впрочем, бабушку я тоже не видел – она умерла еще до моего рождения.

В конце концов разум подсказал, что стоять так у дороги чревато неприятностями. Зато я решил для себя сразу две проблемы – окончательно убедился, что провалился сквозь время в прошлое, и нашел себе одежду, которая соответствует времени, в которое попал. Поэтому, подавив в себе вспыхнувшую ненависть к немцам и брезгливость от предстоящего, я принялся подыскивать себе подходящую одежду.

Конечно, гораздо лучше было бы обзавестись гражданской одеждой. Но выбирать не приходилось. Да и человек, одетый в форму Красной армии, вызовет гораздо меньше подозрений, чем чужак в штатском. Я ведь совсем не местный ни по пространственным, ни по временным критериям, и объяснить, кто, откуда и что я здесь делаю, будет сложно. А так – если я прав и это действительно 1941 год, то окруженцев в здешних лесах должно быть много. Проблемы от такой одежды могли исходить только от немцев, а с ними я в любом случае не собирался иметь никаких дел. Хотя, может, я все же в тылу наших войск? Тогда вполне могу попасть под дезертирство. А в своей одежде из будущего куда я попаду? Причем при встрече с любой из воюющих сторон? Нет, надо переодеваться.

Пуля попала водителю в правую скулу, и, судя по всему, перед этим ее замедлило лобовое стекло. Так что она осталась в голове бедняги и не снесла ему на выходе всю заднюю часть черепа. Иначе я, наверное, не смог бы. И так тащить труп жутко противно. Но если бы за этим трупом по дороге волочились еще остатки мозгов – думаю, этого не выдержали бы ни мои, закаленные на ужастиках, играх с горами трупов и так далее нервы, ни мой и так еле сдерживаемый только усилием воли желудок. И, слава богу, запах пока был не особенно сильным. Или я его просто не чувствовал?

Затащив труп за ближайшие кусты, я занялся делом. В первую очередь мне нужна была одежда. Я стянул с ног бойца сапоги, расстегнул ворот гимнастерки, снял ремень с подсумками и стащил гимнастерку через голову. Потом снял с него штаны. Снимать нижнее белье не стал. Поверьте, и так надевать вещи с трупа очень неприятно. А при мысли о том, чтобы снять и надеть на себя подштанники мертвеца, успокоившийся было желудок снова взбунтовался. Ну уж нет! Хватит и верхней одежды. «Извини, брат, – думал я, – но мне твои вещи сейчас нужнее. Так что извини. И спасибо».

Доставшийся мне комплект одежды был, мягко говоря, неновым, а сапоги далеки от уставного блеска. Подошва левого непрозрачно намекала на то, что жить ей осталось недолго, у обоих сапог были сбиты мысы, а голенища затерты до серого цвета. Штаны вылиняли, и их первоначальный цвет сменился непонятным серовато-бурым. Гимнастерка была новее всего остального, но на правом боку зияла рваная дыра сантиметров пять с висящим внизу куском ткани, а левый карман был наполовину оторван – видимо, след пробежки через густой кустарник, или прежний хозяин где-то зацепился за колючую проволоку. Но в общем одежда была целой, почти подходила по размеру и, самое главное, не выделялась на фоне современной реальности.

Сдерживая недовольство желудка, я стал быстро переодеваться. Жаль, конечно, менять свои относительно новые камуфляжные штаны, рубашку и куртку на это барахло. Еще более жаль было ботинок. В «альтамы» я влюбился после первого же похода. Удобные, крепкие, непромокаемые… Никакого сравнения с убитыми сапогами, которые оказались еще и на размер больше, чем надо! Но что делать – жить хочется, а в своей одежде было бы слишком опасно.

Я натянул широченные, как мне, привыкшему к совсем другой одежде, показалось, штаны, надел гимнастерку, подпоясался ремнем и приступил к сапогам. А вот тут, как оказалось, я кое-что не учел. Надев сапоги, я пошевелил пальцами ног, прошелся пару шагов взад-вперед и понял, что без носков в этой обуви моим ногам скоро станет очень-очень плохо. Пришлось подобрать первоначально выброшенные мной портянки. Да – чужие, грязные портянки, хозяин которых к тому же лежит рядом, с простреленной головой. А что делать? Альтернативой этим грязным кускам ткани были только стертые до кости ноги через пару километров пути. С нескольких попыток я все же вспомнил, как отец когда-то в детстве показывал мне, как эти портянки заворачивать. Не уверен, что все получилось правильно, но главное – я следил, чтобы ткань на пятках легла гладко, без морщин и прочих неровностей. Это позволяло надеяться на то, что ноги все же переживут хоть сколько-нибудь долгий поход.

Переодевшись, я занялся своими старыми вещами. Бросать просто так их не хотелось. Поэтому было принято решение все закопать. Я вырыл яму сантиметров восемьдесят глубиной и принялся забрасывать туда вещи из будущего, прощаясь про себя с каждой из них. Первым на дно ямы улегся рюкзак с пустой пластиковой бутылкой из-под воды и чехлом от металлоискателя. Рядом я поставил ботинки, сверху положил аккуратно сложенную одежду, носки, трусы. Выключив телефон и аккуратно положив его в ботинок, я присел рядом и достал сигарету. «Крикет» безотказно выплюнул язычок огня и, после того как я прикурил, отправился вслед за пачкой с остатками сигарет ко всем остальным вещам. Я курил и смотрел на свою одежду, которой, может быть, суждено так и сгнить в земле. Жаль. Очень жаль! Но другого выхода нет. С этой мыслью я забросал свое добро землей, немного потоптался по холмику, чтобы скрыть следы, набросал туда немного листьев и веток. Пора думать, что делать дальше.

Надо раздобыть какое-то оружие. Нет, я не собирался взять винтовку и начинать валить каждого встречного немца. Но без оружия в тылу врага как-то неуютно. Пришлось вернуться к грузовику. Минуты две я сидел в кустах на обочине дороги и внимательно прислушивался. Тишина. Только птицы поют, звенят комары и шелестят листья. Нормальные звуки нормального леса. Я вышел на дорогу и подошел к разбитой машине. Бойцы все так же лежали вокруг. Интересно, почему немцы не собрали оружие? Может, грузовик нарвался на небольшой разведотряд, который сделал свое дело и отправился дальше? Или правы были те, кто утверждал на разных форумах, что наши «мосинки» немцам и даром не нужны были? Как бы то ни было, вокруг грузовика валялось десять карабинов системы Мосина. Подобрав один из них, я взвесил его в руке. Тяжеловато. Прикинул на плече – нет, с этой штукой мне по лесу ходить совсем не хочется. Не столько тяжело, сколько неудобно. Эх, хоть бы автомат какой! Да, я знаю, что автоматы, что у нас, что у немцев, в строевых частях сейчас редкость! А с «трешкой» бегать не хотелось. Стрелок из меня, прямо скажу, не очень. Да, когда-то в детстве я ходил в секцию стрельбы. Но и там особыми результатами не блистал. Издалека стрелять – скорее всего промахнусь, а в ближнем бою дергать постоянно затвор…

Бросив на землю карабин, я снова обошел вокруг машины, внимательно осматривая трупы и собирая вещи, которые могли пригодиться. Моими трофеями стали две сухарки, в одну из которых я сложил все найденное съедобное, два кисета с табаком, пару коробков спичек и половину газеты «Правда» за 14 июля 1941 года, во вторую – две гранаты Ф-1, одна из которых – ржавая и без взрывателя – была найдена мной еще в моем времени, пять обнаруженных бронебойно-зажигательных мосинских патронов, которые я, поразмыслив, решил взять на всякий случай, и небольшой складной ножик.

И снова мне повезло. Один из лежащих на дороге оказался командиром – судя по кубику на красной петлице, пехотным младшим лейтенантом. Жалко парня. Судя по всему, лет ему никак не больше двадцати – двадцати двух. Училище, наверное, закончил. Комсомолец. И вот лежит он сейчас на лесной дороге, фиг знает где, а какой-то мародер из будущего шарит по его карманам. При парне обнаружился ТТ с запасной обоймой. На мой взгляд, гораздо лучше, чем карабин, – и вес, по сравнению с «мосинкой», смешной, и нести гораздо удобнее, и автоматика все-таки.

– Спасибо, ребята, – сказал я, засовывая пистолет в карман. – Простите, если что.

Я развернулся и пошел в лес. На самой обочине дороги я остановился и оглянулся:

– А войну мы выиграем! В сорок пятом.

Я решил идти по лесу вдоль дороги. Вдоль дороги – чтобы не заблудиться, а лесом – чтобы не нарваться по пути, как те несчастные, которые меня так выручили с одеждой и припасами. Примерно через полчаса ходьбы мне в голову пришла мысль, что неплохо было бы придумать какую-то легенду, объясняющую мое присутствие здесь и то, что я вообще не знаю, что вокруг творится.

Отсутствие документов я решил объяснить почти оторванным карманом на гимнастерке. Мол, карман порвался – все потерял. Судя по виду моей одежки, такая версия не должна была вызвать подозрений. А вот что отвечать на вопросы о себе и о части, в которой «служил»? Представляться жутко засекреченным агентом НКВД, выполняющим спецзадание, глупо. Проверят и максимум через неделю расстреляют как шпиона. Рядовой части «эн»? А что это за часть, где была расквартирована, куда перемещалась, кто командир? Просто расстреляют как шпиона или дезертира. Картинка вырисовывалась мрачная. А потом, как озарение, я вспомнил фильм «Мы из будущего». Правда, у ребят там чудесным образом оказались с собой красноармейские книжки с их фотками и вообще, так сказать, в оригинале. Но зато свое незнание местных реалий они объяснили контузией. Так, значит, и будет. Отмазка насчет отсутствия документов у меня есть, так что будем контужеными. Значит, очнулся на лесной дороге под деревом. Недалеко воронка, вокруг трупы. Видимо, взрывной волной меня впечатало лбом в дерево. Потерял сознание, очнулся – ничего не помню. Тут как раз пригодятся следы удара у меня на лбу. В общем, ничего не помню, ничего не знаю, очнулся, пошел куда глаза глядят. Потом пришел в себя и решил выбираться из леса. Настроение немного поднялось. Можно сказать, к легализации готов! Одежда есть, оружие имеется, легенду, более или менее правдоподобную, выдумал – можно теперь встречи с нашими не бояться.

От радужных мыслей меня отвлек шум мотора. Я сразу же упал за ближайший куст. Судя по звуку, с той стороны, откуда я шел по дороге, приближался мотоцикл. Через пару минут мимо проехал классический немецкий БМВ, все как в кино – коляска с пулеметом и два немца. Один за рулем, второй – в коляске. Нагло едут, суки! Вдвоем, и ничего не боятся. Может, разведка?

Когда мотоцикл исчез за поворотом, я встал, отряхнулся и пошел дальше в ту же сторону, куда уехал мотоцикл. Ну не возвращаться же назад! Тем более что если это разведка – сзади могут идти основные силы противника. Но на всякий случай я отошел еще дальше от дороги в лес. Радует только то, что гансов на дороге я в любом случае услышу раньше, чем они меня увидят.

Минут через пятнадцать лес начал редеть. Собственно, это уже был не лес, а подлесок. Деревья стали ниже, между ними уже виднелось открытое пространство. Осторожно пробираясь к границе леса, я наткнулся на густые заросли кустов, крапивы и прочего бурьяна, вымахавшие выше моего роста. Очень не люблю проламываться через такие заросли – обычно они растут настолько густо, что пройти пятиметровую полосу та еще проблема. Опять же клещи, крапива… Но сейчас густой подлесок даже кстати – можно попытаться незаметно здесь залечь и осмотреться.

Стараясь не шуметь, что, впрочем, у меня плохо получилось, я кое-как продрался через кустарник и засел в зарослях бурьяна. Отсюда мне открылся вид на небольшой луг, полого спускающийся от леса. Метрах в двухстах передо мной как на ладони был маленький хутор. Обычный такой хутор – за небольшим дощатым забором жилой дом-мазанка и еще три постройки, явно хозяйственного назначения. От ворот хутора вела небольшая колея, вливалась в дорогу, которая с одной стороны скрывалась в лесу, из которого я вышел, а с другой – шла через луг позади хутора и терялась где-то за изгибом стены леса.

Как раз в тот момент, когда я преодолел заросли кустарника, возле ворот хутора остановился мотоцикл. Возможно, тот самый, который проехал мимо меня в лесу. Тут же из дома кто-то выбежал, видимо хозяин, обычный такой деревенский мужик, каких и сейчас можно увидеть в селе, – кепка, старый черный пиджак, мешковатые штаны, сапоги – и, что-то говоря, бросился открывать створку ворот. Немцы стояли возле мотоцикла. Один, вроде бы водитель, стоял ко мне спиной и в левой руке держал за цевье снятый со спины карабин, а правой жестикулировал – видимо, тоже что-то говорил. Второй немец стоял ко мне вполоборота и прикуривал сигарету.

Мужик наконец-то открыл ворота, и немец с сигаретой прошел во двор, попутно отпихнув с дороги хозяина. Второй немец взял карабин наперевес и шевельнул стволом, явно показывая хозяину идти впереди. Грамотно. Страхуется, гад! Следит, чтобы мужик не оказался у них за спиной. Все трое оказались во дворе. Все это время хозяин что-то энергично говорил. Ганс, который шел впереди, не обращая ни малейшего внимания на хозяина, распахнул дверь и вошел в дом. Хозяин собрался было двинуться за ним, но его остановил вскинутый карабин второго немца, и они оба остались во дворе. Несколько минут ничего не происходило. Один немец, видимо, шарил по дому, а второй караулил хозяина, который мял в руках кепку и все время косился на дом. Вдруг из дома раздался женский визг. Хозяин дернулся в сторону дома, но немец прикладом сбил его с ног и прижал к земле стволом карабина. Из дверей, не переставая кричать, вылетела и растянулась перед порогом женщина, а вслед за ней, что-то говоря, вышел второй немец. Хозяин задергался, пытаясь встать, и до меня долетел сухой щелчок выстрела.

Намерения двух гансов, стоящих посреди двора над трупом хозяина и истошно визжащей женщиной, не оставляли никаких иллюзий. Немцы, вначале явно собиравшиеся просто ограбить одинокий хутор, нашли себе новое развлечение. Один из них грубо пнул бьющуюся в истерике женщину и стал расстегивать ремень. Второй в это время хохотал, впрочем не опуская оружия. Блин, да что же они творят? Мотоциклисты эти – явно разведка или передовой дозор какого-то подразделения. Какого же они, вместо того чтобы выполнять свою задачу, занимаются тут грабежом? Или просто солдатня решила развлечься? Застань их командир за таким занятием – будет такой залет… Если не боятся, то, наверное, оторвались от своей части далеко. А значит…

Вот как бы вы поступили на моем месте? Умный человек, скорее всего, предпочел бы просто тихо скрыться, не рискуя выступить против двух хорошо вооруженных и явно хорошо умеющих пользоваться оружием солдат. Но оказалось, что в такой ситуации, когда два подонка на моих глазах только что убили ни в чем не повинного мужика, а теперь собрались изнасиловать женщину, я совсем не умный человек. Ну и конечно, не последнюю роль в принятии решения сыграл оттягивающий карман ТТ.

Впрочем, ума и выдержки не устраивать «кавалерийский наскок» на гадов, выскочив из леса, и, стреляя, броситься на помощь даме у меня хватило. Я передернул затвор пистолета, подобрал и засунул в карман выскочивший патрон, который, оказывается, был в стволе, и, пригнувшись, побежал в сторону хутора. Немцы меня не замечали. Один был слишком занят, пытаясь удержать девушку в удобной для него позе, а все внимание второго было приковано к этой картине, вызывавшей у него безудержный хохот. Незаметно я добежал до забора и затаился. Теперь следует тихо подойти к уродам на дистанцию, с которой я не промахнусь. В общем, близко надо подойти. Медленно, стараясь не шуметь, я стал красться вдоль забора. Хотя, наверное, можно было и шуметь – непрерывный женский визг, в котором уже сложно было разобрать что-то членораздельное, заглушил бы и топот роты солдат по брусчатке. Когда я добрался до ворот и осторожно заглянул во двор, один из немцев уже приступил к своему грязному делу – мне как раз был виден его тощий зад, качающийся между бьющимися женскими ногами. Второй немец стоял ко мне спиной и готовился сменить первого – карабин прислонен к стене, а сам он возится с ремнем. Именно он, как представляющий наибольшую угрозу, и получил первые две пули в спину. Правда, выстрелил я раз пять – три раза промазал. Как только грохнули выстрелы, насильник скатился со своей жертвы и попытался вскочить, но, запутавшись в штанах, которые не удосужился снять полностью, грохнулся обратно на землю. И получил носком сапога по зубам. А потом пулю в перекошенное от ужаса лицо, которая на выходе снесла ему весь затылок и забрызгала землю мешаниной из крови, мозга и осколков костей.

Во многих фильмах и книгах герои часто задаются вопросом: каково это – убить человека? Начинают расспрашивать собеседников, что те чувствовали, убив, и так далее. А вот ничего я не чувствовал, кроме дикой волны адреналина. Может, совесть посчитала мои действия достойной расплатой за убийство безоружного сельского мужика и изнасилование, а может, она этот момент вообще проспала… Но в любом случае никакого раскаяния я не испытывал, и все мысли были только о том, что надо очень быстро отсюда валить, пока на выстрелы не сбежались все немцы в округе.

Отвернувшись от трупа, я увидел, что жертва насильника – девчонка лет двадцати, – поскуливая, пытается отползти подальше от меня.

– Тихо, тихо… Все хорошо… Они тебя уже не тронут… – Девчонку надо как-то успокоить, но, к сожалению, я далек от психологии и абсолютно не знаю, что надо делать в таких случаях.

Говоря еще что-то, на мой взгляд успокаивающее, я подошел к девчонке, присел на корточки и попытался дотронуться до нее – ободряюще погладить по плечу или еще что-то в том же духе. За что и был больно укушен. Блин! У меня абсолютно нет времени ждать, пока закончится истерика! Просто уйти – тоже неправильно. Рано или поздно сюда придут немцы, и, думаю, не стоит объяснять, что они сделают с девчонкой, после того как найдут возле дома мотоцикл и два трупа своих товарищей. Девушку здесь оставлять нельзя. Но в таком состоянии сама она за мной не пойдет. Не тащить же ее на себе, связанную и брыкающуюся! Может, холодной воды на нее вылить? Быстро осмотрев двор, никаких признаков ведра с водой я не нашел, а зайти в дом и оставить девушку одну не рискнул. Пришлось, увернувшись от новой попытки меня укусить, схватить ее за плечи и хорошо встряхнуть.

– Успокойся, говорю тебе! Все, никто тебя не тронет!

Скулеж снова перешел в визг. Блииииин! Может, она свихнулась от шока? Я отвесил ей хорошую пощечину, потом вторую – девушка замолчала. Первый раз бью женщину. Но это же в лечебных целях, да?

– Успокойся! – тихо, но твердо, глядя ей в глаза, сказал я. – Я тебя не трону.