Взрыв.
«Армия – не просто доброе слово, а очень быстрое дело».
Армейский локальный мем
Пробуждение было не приятным, громкий пронзительный звонок проник в сонное сознание, в само сновидение. Снилось в этот раз какая-то компьютерная игра, не то шутер, не то аркада, и раздавшийся звонок сначала как-то вписался в сюжет сновидения, но его продолжительность и назойливость стала разваливать сон, и, в конце концов, выкинула в реальность младшего сержанта срочной службы Михаила Соболева. За год службы Михаил так и не привык к армейскому подъему в шесть утра. Сегодня, казалось, что вот только он закрыл глаза, как раздался этот громкий и бесконечно несмолкающий звук. К удивлению, наручные часы показывали три часа ночи, тут же заорал дежурный по роте:
– Рота подъем!!! Боевая тревога! Получаем экипировку и оружие!!
Выругавшись про себя, Соболев судорожно начал надевать брюки, китель и берцы. Бойцы торопливо получали экипировку. Соболев привычными движениями одел броник, разгрузку; прицепил к ремню флягу, саперную лопатку, штык-нож, противогаз – знаменитый «слоник». Через плечо нацепил скатку из плаща-палатки. Молодые нервно одевали вещмешки и на загривок плащ ОЗК, действовали они не так быстро, но в отведенные нормативы укладывались. Венцом экипировки служил «дедовский» шлем стальной армейский СШ-40, в таких касках еще Берлин брали. Не все еще инновации докатились до российской глубинки, так что приходилось служить в том, что было, хорошо еще, что не застали «юдашкинскую» форму. Построив перед оружейкой в одну шеренгу личный состав, взводный остался доволен внешним видом солдат и 101 взвод по очереди, отлаженно (сказывались многочисленные тренировки) получил вооружение – АК47- М с четырьмя снаряженными магазинами.
Плац в ночном свете фонарей поблескивал, спрыснутый июньским ночным дождиком. Было свежо и прохладно. Сонливость быстро прошла, хотя большинство солдат зевали с распухшими ото сна рожами. После быстрой поверки на плацу удивительно быстро появился командир части полковник Белоногов. После традиционного: «Смирно! Равнясь!» – начальство с красными глазами не менее традиционно поприветствовало лающим басом не особо разборчиво: «Здравствуйте товарищи!» Товарищи также не разборчиво и басом пролаяли: «Здравия желаем товарищ полковник». После чего полковник стал доводить диспозицию до рядового и младшего начальствующего состава, как всегда, по-военному косноязычно. Причиной ночной тревоги послужило ЧП, произошедшее в области. Группой не установленных лиц было совершено нападение на спецтранспорт, и при этом было похищено совершенно секретное оборудование. По всей области объявлена чрезвычайная ситуация, и части округа приведены в боевую готовность. К операции также привлечены спецподразделения по антитеррору и ФСБ. В целом, было понятно, что поспать сегодня уже не придется, а придется куда-то ехать и где-то несколько часов бессмысленно проторчать или еще хуже проходить.
– Значит, сейчас повзводно загружаемся в транспорт и следуем к месту выполнения боевой задачи, понятно, да?
Слова паразиты «значит» и «понятно» Батя, как за глаза называли командира, вворачивал постоянно и не всегда уместно, например: «Кому не понятно, я объясню, понятно, да?» Молодые офицеры, кому еще служба не отбила чувство юмора, доводили информацию, непременно и глубокомысленно используя эти самые «значит» и «понятно, да». Сам Соболев, будучи командиром отделения, частенько употреблял эти заимствования с самым серьезным лицом только уже в обратном смысле: «Не понятно, нет», чем вызывал усмешку у взводного молодого лейтенанта Зайцева.
Молодые, как положено по сроку службы, загружали в кузов ящики с боекомплектом. Нескладный конопатый Сидоров, не удержал свой конец ящика и тот всем своим весом припечатал ногу лейтенанта – лейтенант взвыл в голос.
– Что-то хрустнуло и завоняло – вполголоса прокомментировал остроумный Соловьев, однако засмеяться никто не решился.
– Сидоров!!! – заорал раненый лейтенант, – тебе с твоей фамилией летать надо!! А ты ящик удержать не можешь, рукожоп!!!
Сидоров вытаращил глаза и промямлил извинения:
– Я больше не буду, тащ летенант! – такое, по-детски глупое, и неуместное извинение вызвало уже не сдерживаемый хохот у всего подразделения.
Через час после погрузки колонна военной техники двигалась на юг от расположения части к месту проведения операции. Взвод мотострелков мерно покачивался в кунге 131-го. Лейтенант Зайцев, которого в узком кругу переменного состава называли незамысловато и не иначе как Зайцем, проводил инструктаж.
– Значит так, стоим в оцеплении на местности. Прикрываем перелесок в указанном квадрате, наша задача никого не впускать и не выпускать. Преступники вооружены и особо опасны. Передвигаются в пешем порядке. Количество точно не известно, пять – шесть человек. Стрелять на поражение сразу, как только появятся в поле зрения. Ни в какой контакт не вступать, к раненым и убитым не подходить – ждать специалистов. По имеющейся информации появление этих упырей в нашем квадрате маловероятно и не ожидается. Так что стоим и ждем, пока террористов замочат в сортире… и по домам. Вопросы есть? – И сам же ответил – Вопросов нет
Где этот указанный квадрат, кем и кому он был указан – понятно решительно не было, а спрашивать про это было не комильфо. Но вопрос, собственно, возник у ефрейтора Мещерякова и, надо сказать, вопрос закономерный, хотя и глупый, особенно для старослужащего. С Мещерой, то есть с Виктором Мещеряковым, они были одного призыва, и дослуживали уже последний месяц.
– Товарищ лейтенант. А сколько стоять?
– От забора до обеда. Стоять столько, сколько потребуется. Еще вопросы есть?
Ехать было еще часа два-три, если верить Зайцу, и младший сержант Соболев погрузился в мысли. Миша за срок службы научился спать в любой ситуации и положении, не получалось спать только стоя, хотя в роте и такие мастера были. Машину покачивало, но несмотря на это, заснуть, или хотя бы просто подремать под шум мотора, никак не получалось. Давило предчувствие чего-то не хорошего. Чувство гнетущее, не понятное и похожее на голод. Над головой все отчетливо услышали шум работающих лопастей пролетающего над ними вертолёта. «Тут однозначно что-то не так» – подумалось сержанту. «С какой бы стати поднимать такие силы ради пяти – шести человек, будь они хоть до зубов обвешаны автоматами… да еще и вертушки».
– Товарищ лейтенант. Что за террористы такие, если всю королевскую рать на уши подняли из-за них?
Лейтенант смачно зевнул во весь рот:
– Даа… видать не простое оборудование накрылось. Я не большего твоего знаю, они- нас, мы – вас, вы – матрас. Все как обычно.
Было уже светло, когда машина миновала блок пост и свернула с трассы на проселок, колонна проследовала дальше. Теперь их ЗИЛ 131 двигался в сторону от трассы, видимо, в указанный чьей-то мудрой, руководящей рукой, квадрат. Езда по проселочной дороге сразу разбудила всех, кто спал или пытался спать, теперь только оставалось пытаться усидеть на жестких деревянных скамейках вдоль бортов. Машина весело подпрыгивала на ухабах, и солдаты со свирепыми лицами нелепо подлетали на своих сидениях. Больше всех доставалась сидящим около выхода, в том числе и молодому командиру взвода. Что бы не потерять лицо перед подчиненными, лейтенант прошел поближе к кабине и поменялся местами с одним из бойцов.
Рядом с Соболевым, по обыкновению, сидел ефрейтор Мещеряков и вполголоса рассказывал ему какую-то историю из своей гражданской жизни. Михаил сквозь шум не мог разобрать его слова, но делал вид, что ему интересно, кивал головой и иногда понимающе улыбался. Напротив сидел Максим Кузнецов, он любовно зажав между колен свой пулемет, и, надвинув кепи на глаза, казалось дремал. Коренастый, мощный, надежный и немногословный, он прочно ассоциировался у Соболева со своим пулеметом. Михаил помнил, как в первый месяц своей службы Макс разбил нос одному старослужащему, а второго отправил в глубокий нокаут. «Деды» решили поживиться сигаретами у «духа» и вечером поджидали его в умывальнике, где, собственно, Макс и дал им «прикурить». Конфликт удалось замять без привлечения командования, но с тех пор ни один «дед» не решался сломать Кузнецова. С краю сидел виновник утреннего происшествия с ящиком и ногой лейтенанта – рядовой Сидоров. Опытный военнослужащий без труда может определить военного человека или простого гражданского, который впервые одел военную форму, по одному внешнему виду. На человеке, который отслужил хоть сколько-нибудь долго, форма смотрится ладно, и вид у него в целом молодцеватый и подтянутый, на салаге же форма сидит как на корове седло. Так что такое не хитрое, казалось бы, умение, как носить одежду, тоже требует определенных навыков. Служил Сидоров совсем недавно, это было заметно даже по тому как нескладно топорщилась на нем форма, он с тоской смотрел на проплывающий за бортом машины пейзаж. Было заметно, что он не притерся еще к службе и остро скучал по дому.
О проекте
О подписке