Я размотал повязку, проинспектировал. Культя заживает пока что первичным натяжением. Есть краснота, отек, а с чего им не быть? Гноем не несет, гиперемия вверх не поползла, кость кожу не проткнула – считай, повезло. Как оно дальше сложится, не знаю, но вот сию минуту беспокоиться не о чем. Это потом уже будет реабилитация, протезирование, фантомные боли и прочие «радости» ампутации.

– Тут все пучком. Давай, держи краба, – я сунул Скворцову ладонь. – Главное, не кисни, жизнь не заканчивается, впереди полно чего интересного.

* * *

В конце дня Тихонов смог меня удивить. Порылся в каком-то ящике и достал пузырек от раствора объемом двести миллилитров. Открытый уже, закатка из фольги сорвана, осталась только резиновая пробка. Но прозрачная бесцветная жидкость налита была почти до краев.

– Вот, тащ лейтенант, держите, – протянул он мне пузырек.

Спрашивать, что это, было глупо. Достаточно открыть пробку, и знакомый любому гражданину в возрасте старше семи лет запах спирта сразу шибанул в нос.

– Это в честь чего? – удивленно спросил я. Понятно ведь, что дефицит и валюта.

– Ну… Работаем вместе, первый день… – почему-то замялся Валера и вдруг спросил: – Домой позвонить хотите?

– Спрашиваешь, – ответил я. – Кто ж не хочет.

– Пойдемте, познакомлю с нужным человеком, – предложил Тихонов.

Узел связи был от нас не очень далеко, но я всё равно мысленно поблагодарил Копца за кроссовки. Пофиг, что бэу, зато насколько легче ногам!

Фельдшер на правах старожила прошел мимо всех препон на пути и постучался в дверь кунга. Появилась узенькая полоска света, прерванная посередине чьей-то головой, и после недолгих переговоров Валера подозвал меня поближе.

– Ну заходи, новый доктор, – раздался жизнерадостный голос изнутри. – Будем знакомиться.

Вы встречали абсолютно довольных людей? Ну, если они не жители Таиланда? Чтобы вот улыбка от уха до уха, и не придурочная, не фальшивая, а самая натуральная, от души? Гагарина за такую первым космонавтом сделали, чтобы весь мир полюбил нашего парня.

– Добрый вечер, – поздоровался я осторожно, заходя внутрь кунга. Хрен его знает, может, мужик просто обкурился, потому и лыбу давит. Хотя запаха травы не слышно. Обычные связистские ароматы, помноженные на жару и низкое содержание кислорода.

– Хорошо, если добрый, – засмеялся молодой, лет двадцати семи, наверное, парень в полосатой майке. – Давай знакомиться, я – Гриша. Демичев. Тому самому – не родственник, – хохотнул он.

– Андрей. Панов, – пожал я протянутую руку.

– Рассказывай, что за беда? Домой позвонить?

– Ага, вот и плата за связь, – вытащил я из кармана флакончик.

– О, медицинский, уважаю, – крякнул от удовольствия связист. – А то самогонка местная – грустная песня, достала уже. Давай, куда там тебе?

– В Москву, – и я написал на полях лежащей на столе «Красной звезды» свой домашний.

– Ну давай, жди, процедура долгая, – Гриша показал на табуретку. – Посиди пока.

Что-то он такое творил, с кем-то соединялся, бормотал непонятное, и минут через пять позвал меня:

– Ну иди, сейчас разговаривать будешь. Только учти, слушать тебя могут не одни уши, так что поосторожнее с государственной тайной, – хохотнул он и протянул обычную черную эбонитовую телефонную трубку.

Связь, конечно, аховая. Но голос Анечки я узнал и сквозь треск и шипение. Я даже не успел сообщить невесте свое местоположение, как она меня огорошила сквозь слезы:

– Андре-е-ей! Как хорошо, что ты позвонил! Юрий Геннадиевич сказал, что Суслов вчера у-умер!

Меня как пыльным мешком по голове приложили.

– Точно?

– То-о-очно!

По ту сторону трубки лились слезки. И это я еще про Афган не сказал. Наверное, теперь и не скажу. По крайней мере сейчас.

– Не реви! Слышишь? Не реви, я придумаю, что делать. Запиши адрес. В/ч п.п. 71176 «А».

– Это всё? Я ничего не понимаю в этих обозначениях!

– Тебе и не надо. Главное, чтобы на почте понимали. Я постараюсь еще позвонить.

– Постой! А как ты устроился, что за госпиталь?

– Это не госпиталь, а медрота. Хорошо всё, сослуживцы отличные. Ни о чем не беспокойся, жди звонка.

Я повесил трубку, задумался. Размер задницы, в которую я попал, все разрастался и разрастался.

По моему лицу Гриша что-то понял, переспросил:

– Случилось чего? Дома? – спросил он, глядя на меня.

– Не дома. Есть радио какое-нибудь? Лучше не наше. Можно на английском.

– Рубишь? Молодец, – отозвался Гриша, вращая рукоятку приемника. – Сейчас сколько? Ну вот новости радио Пакистана через пару минут послушать можешь.

Про Суслова сказали не в начале, потом, после местных событий – идут бои там сям, советские войска проводят операции в таких-сяких провинциях… Сообщили только, что умер внезапно, в самолете, возвращаясь из поездки. Пошли рассусоливания, кто займет его место, случайно это или нет…

– Что бают? – спросил связист, кивая на приемник. – А то я их через три слова на пятое понимаю.

– Суслов умер.

– Дедок из Политбюро? Так немолодой уже мужчинка был, песочек с трибуны сыпался, пора. Наши не сообщали ничего. А ты что так переживаешь? Прямо взбледнул маленько.

– Да были общие знакомые…

Про лечение «дедка из Политбюро» я сообщаться не стал. Оно мне надо такие слухи по бригаде?

– Ишь ты, – покачал головой Григорий. – Бывает. Ладно, давай, закругляться будем, пока не спалили. Но ты заходи, не стесняйся. Свои люди. Кстати, не глянешь ногу мою? Может, сделать что можно? Сухая мозоль, замучила уже, ерунда вроде, а ходить толком не получается.

* * *

Пока я шел к нашим палаткам, много чего успел передумать. В основном плохого. Потому что на Суслова у меня расчет был. Если меня сюда запулили большие дядечки, то перебить их карты может только начальник покрупнее. А теперь таких козырей у меня в колоде не осталось. Цинев? Так надо чтобы он хотя бы вспомнил меня для начала. А вдруг и этот приедет из своего санатория, да на Анин звонок ответит, что такого не помнит. Или еще какую отмазку придумает, типа «мы вам обязательно перезвоним, ожидайте».

Как же тоскливо мне здесь! Мама, забери меня отсюда! Пожалуйста! Я не хочу тут быть!

* * *

Утром меня отправили в командировку. Вместе с фельдшером Тихоновым сопровождать раненых в Кабул, в госпиталь, а заодно встретить аж трех медсестер. Георгадзе моим внешним видом удовлетворился, рекомендовал только обувь уставную надеть. А как же, я ведь побрился и вообще – в порядок себя привел, чуть больше на военного похож, чем в первый день.

– Шлю тебя, новенького, – капитан пригладил свои роскошные усы. – Цени! Первый увидишь наших дам.

– Это тех, что потом с автоматом охранять?

– Мы вокруг их палатки колючку натянем, – засмеялся Георгадзе. – Я уже договорился.

Ну встретить и встретить. Не сильно тяжелая задача. Валера побежал оформлять бумаги, а я остался следить за погрузкой. Двенадцать носилок в два этажа влезают в Ми-8Т. Плюс сопровождение. И три члена экипажа. А дура здоровая, метров пять с половиной в высоту, да винт метров двадцать в диаметре. Если честно, очкую я на нем лететь. Да, помню, что самый массовый вертолет, но душа не лежит. А меня спрашивают?

Погрузили быстро. Проверили еще раз по головам, документацию сопроводительную мне вручили. И полетели. Вернее, сначала пилоты надели свои наушники и начали бубнить легенду и щелкать тумблерами. Блин, неужели нельзя просто, как в машине – ключ зажигания повернул, сцепление выжал, и вперед? А тут если и захочешь, ни хрена не поймешь. Потому что даже с мануалом ничего у постороннего не получится – запутаешься сразу в этих переключателях.

– Не опасно сейчас лететь? – я потеребил Тихонова.

– Не… Если ребята высоко пойдут – никакой ДШК не достанет.

– У духов появились китайские «Стрелы», – буркнул проходящий мимо нас пилот. – Уже несколько наших сбили.

– Что за стрелы?

– Переносные зенитные ракеты.

У вертолета заработали моторы, шум ударил по ушам. Ни хрена же не слышно. Вообще. Только грохот двигателей. Мы взлетели, пошли с набором высоты.

– Что это за зеленые черточки там внизу? – крикнул я и потыкал пальцем в иллюминатор.

– Дувалы, – Валера закрыл глаза, зевнул. – Крестьянские наделы с заборами. Вроде как от пустыни защита.

Я последовал примеру Тихонова. Закрыл глаза, попытался заснуть. Думал подремать часок, а придавил все два – когда очнулся вертолет уже заходил на посадку. Трясло сильно, пришлось даже придерживать носилки с ранеными. Так никаких кабульских красот сверху не рассмотрел. Касание, шум двигателей стихает – и снова здравствуй, афганская жара.

Аэропорт прямо как в кинофильме «Экипаж». Не в смысле здания, а со всех сторон горы. И вездесущие транспаранты на всём, к чему руки дотянулись прицепить. Как ни странно, на русском. Что-то про демократическую реформу с феодализмом да мир во всем мире. С самолетами тут негусто. Какой-то древний с виду «Боинг», парочка Як-40, несерьезные спортивные. Ну, и основная масса – зеленого защитного цвета. Кроме таких же, как наша парочка, Ми-8, еще и Ми-6. Плюс разные транспортные Ан.

На экскурсию времени досталось обильно – вертолет не машина «Формулы-1» на питстопе, его обслужить намного больше времени понадобится. Пока заправить, пока посмотреть, короче, скука плюс жара сделали свое дело, и я начал ускорять приближение самым доступным и приятным способом: тупо задрых. Что там грузили нам, а что во вторую машину – было совсем неинтересно.

– Молоденький какой, мальчишка совсем, – услышал я сквозь дрему женский голос. – А красивый…

Здраво рассудив, что такое может только присниться, я надвинул панаму поглубже и решил продолжить тренировку. И только через пару секунд до меня дошло воспоминание о характере обратного груза. Тут я глаза и открыл.

Ого, а тут народу прибыло. Четверо прапоров, барахло свое компактно пытаются в кучу сложить, и… аж целых три женщины. Ну как женщины… Две совсем молоденькие девушки и дама постарше, очень похожая на Дыбу – мощная грудь, резкие черты лица. На голове зачес, легкий загар. Две другие – невысокие, воздушные. Одна рыжая, другая брюнетка. Та, которая темненькая – со слегка раскосыми глазами, высокими скулами. Рыжая же была обладательницей зеленых глаз, пухлых красных губ. А еще веснушек. Ну все. Пипец бригаде, такие хороводы начнутся. Я закрыл глаза.

Поспать мне так и не дали.

– Товарищи офицеры!

В переводе на человеческий это значит «Атас! Начальство рядом!». При подаче этой команды офицер или прапорщик должен вскочить на ноги и отдать честь, если он в головном уборе. Воинскую, ее можно раздавать направо и налево неоднократно, в отличие от девичьей – она многоразовая. Тянуть время не стоит, услышал – поднялся, чем быстрее, тем лучше.

Панамка, сдвинутая на нос, естественно, упала, и перед неизвестным общевойсковым майором я предстал в не особо презентабельном виде.

– Что за вид? Товарищ лейтенант, – с укором протянул грузный, с шикарными усами и легкой проседью на висках военный, – вы что, третий день в армии?

– Так точно, третий день, – доложил я, лихорадочно застегивая пуговицы. Поймал удивленный взгляды женщин.

– Приводите себя в порядок, – майор потерял ко мне всякий интерес и повернулся к остальным.

– Арашев, Руслан Аслаханович. Старший команды. Грузимся, товарищи. Вылет ориентировочно через пятнадцать минут.

– Кто это? – спросил я у Тихонова, когда майор отошел в сторону.

– Из разведки товарищ, – пожал плечами Валера. – Начальник.

Я плюхнулся на сиденье и тут же вновь попал под прицел девичьих глаз.

– Давайте знакомиться. Я лейтенант Панов. Из кандагарской медроты.

– Товарищ лейтенант, – солировала представительная дама с начесом, – а разве вы не должны были встретить нас в аэровокзале?

Моя мучительница оказалась врачом-бактериологом Антониной Александровной Дегтяревой. Две другие «туристки» оказались медсестрами – Ким и Фурцевой. Первая – старшая, вторая – простая.

– Не родственница министру? – поинтересовался я у рыженькой, игнорируя осуждающий взгляд Дегтяревой. – Ну которая у Хрущева работала.

– Нет, нет, – Фурцева почему-то испугалась. Начала копаться в дамской сумочке – типа занята. А вот брюнетка смотрела на меня не отрываясь.

– А я тебя видела по телевизору!

– Нет, это был не я.

Теперь на меня глазел весь вертолет. Прапорщики, майор…

– А кто?!

Ким оказалась бойкой и, несмотря на корейскую фамилию, говорила без акцента.

– Это мой двойник.

– У тебя есть двойник?

Договорить нам не дали. Вертолет начал раскручивать лопасти, по ушам опять ударил уже привычный шум. Взлетали мы резко, девушки даже ойкнули. Уши тут же заложило, и я попытался придумать шутку про ненавязчивый армейский авиасервис. Типа «в результате выпадения пилота из кабины создан первый советский беспилотный вертолет». Поймав внимательный взгляд майора, предпочел промолчать. Стал разглядывать в иллюминаторе, как взлетает соседний вертолет, мелькающие мимо пейзажи – горы, пустыни… Потом не выдержал и принялся пялиться на медичек. Обрядили их в стандартную армейскую полевую форму, даже тельняшки выдали. Но накрашенные, с прическами. Походу, не поняли еще куда попали.

Вдруг раздался громкий «БА-АМ», нас ощутимо тряхнуло, гул двигателей, к которому я почти привык, прервался, потом вроде возобновился. В салоне запахло гарью, пошла тряска. Женщины закричали от ужаса, тряска усилилась, я выглянул в иллюминатор – увидел, как земля рванула нам навстречу.