Глава 3. Дорога в лагерь вольных

Дорога от Рабиновича до лагеря Седого занимала почти весь день. Хотя на Большой земле это расстояние заняло бы максимум часа три. Но здесь свободным, легким шагом не походишь. Тут приходится ходить медленно, оценивая каждый свой шаг. Часто петляя, обходя подозрительные участки, встречающиеся на пути. Если впереди участок земли не внушает доверия, а возможности обхода нет и пройти надо именно здесь, то для таких случаев вольные носят с собой гайки с болтами, к которым примотаны полоски ткани или полиэтилена. Эти лоскуты способствуют определению траектории полета: нет ли отклонений в сторону. Ну, и найти в траве гайку с лентой проще. Почему именно болты с гайками? Так тут все просто. На железо аномалии реагируют более агрессивно, нежели на другой материал, например, камни. Но все же реагируют, поэтому можно использовать и их.

Вот и сейчас на моем маршруте, прямо на тропе, по которой я ходил, и не раз, обнаружилась какая-то пакость, раньше которой здесь не было. Да и тропа эта довольно популярна, все аномалии, встречающиеся на пути, провешены и стационарны. Но в Зоне нельзя быть в чем-то уверенным на сто процентов и не стоит забывать про блуждающие аномалии. Видимо, в этот раз именно такая мне и попалась. Если особо не всматриваться, то тропа как тропа. Но внимательнее присмотревшись, можно увидеть, как над самой землей воздух немного искажается. Как в жаркую погоду над асфальтом.

Я поднял с земли горсть грунта и бросил в то место, где предположительно должен находиться центр аномалии. Вспыхнул пламенный столб высотой около трех метров и диаметром примерно в полтора с таким гулом, что этот рев, наверное, было слышно за добрую сотню метров. Ветки, свешивавшиеся с ближайших деревьев, мгновенно высохли и начали гореть, как и ближайшие кусты, но пожара можно было не опасаться: лес в Зоне практически не горел, что нельзя было сказать о моих бровях.

Ни бровей, не ресниц у меня, похоже, уже не было, хорошая Жарка тут выросла, сформировавшаяся и полная сил. Аккуратно, чтобы вновь не активизировать аномалию, я обозначил ее края гайками с белой лентой из бинтов. Хоть это и мобильная Жарка, но, тем не менее, движутся они крайне медленно. Поэтому можно было не переживать, что в ближайшие три часа кто-то угодит в эту доменную печь. Есть у вольных такое неоговоренное правило: если есть у тебя время и возможность, провесь тропу, обозначь края аномалии. И возможно, благодаря этому завтра ты увидишь своего здорового друга, который так же поможет тебе в трудную минуту. Ведь иногда бродягам приходится бегать от обезумевших мутантов, и времени на провешивание тропы попросту нет, поэтому бежать приходится наугад, словно по минному полю.

Но далеко не всегда в Зоне вас подстерегает опасность на каждом шагу, бывало, что я неделю ходил, не встречая ни одного мутанта или блуждающей аномалии. Можно сказать, что и здесь бывают спокойные дни. Но ни в коем случае такое нельзя произносить вслух. Это еще одна из местных примет. Считается, что если такое произнести вслух, то Зона тебя услышит и непременно подготовит какую-нибудь подлянку в походе.

Хоть я и не произносил ничего подобного вслух, а шел себе молча, на дорогу, метрах в пятидесяти от меня, вышел здоровенный секач! Этакий король кабанов.

Я таких не видел. Да, везет, как утопленнику. Отличный все-таки сегодня день! Не помню, с какой ноги я сегодня встал, но явно не с той. Хотя и не знаю, с какой надо.

Чернобыльский кабан очень опасен. Его шкура намного толще, чем у обычных кабанов, а лобная кость и вовсе считается пуленепробиваемой. Не знаю про обычных кабанов, но местные очень нервные, им бы успокоительного пропить что ли, а то носятся сломя голову, ломая все вокруг: деревья, столбы, людей. И глазки у них такие маленькие, кровью налитые. Как будто они давно в туалет хотят, но что-то ничего не выходит, и это их сильно злит.

Я медленно, без резких движений, остановился. Не любят они резкие движения. Наверно, на их языке это обозначает что-то вроде: «Ну что, бекон, догони, если сможешь». Поэтому я просто стоял и смотрел, как бы не на него, а на дерево рядом с ним. Мол, какие же здесь все-таки места красивые, вон какая сосна стоит, пышная, с мертвыми воронами на ветках.

Кабан тоже меня явно заметил, но в корриде участвовать пока не спешил. За его спиной, из одного пролеска в другой, пробежали маленькие поросята, видимо, семья. Мясная машина смерти постояла, смотря на меня еще с минуту, а потом, резко развернувшись, засеменила за своим семейством.

Что ж, и на том спасибо. Спина от нервного напряжения взмокла, пот ручьём стекал по заднице. Да, ребята, смех смехом, а с моего ружья такого Пумбу не завалить. Если только он не встанет боком и не подождет, пока я не всажу, в него весь свой боезапас в упор.

Надо бы у Седого новое ружьишко приобрести, многозарядное. Давно себе такое хотел, а после этой встречи с кабаном на анаболиках я решил, что этот день настал.

Оставшийся мой маршрут прошел без приключений, спасибо всем богам и Зоне, естественно, тоже.

Глава 4. Седой

Лагерь вольных бродяг был для любого бродяги как дом родной. Он располагался на какой-то заброшенной еще с советских времен ремонтной базе. Тут сохранилось несколько кирпичных зданий и почти целый бетонный забор. Присмотрел это место еще лет десять назад мой старый знакомый Седой. Сейчас ему уже шестьдесят пять лет, хотя седым он стал еще в двадцать, как сам и рассказывал. Я был с ним знаком еще в той, в прошлой жизни, и помню его как Валеру. Мы с ним вместе работали в одной организации. Платили там мало, денег хватало только, чтобы заплатить за жилье и не помереть с голоду. Другой работы не было. Можно было бы податься в другой город, но по новостям и социальным сетям твердили о нескончаемом финансовом кризисе по всей стране. Мол, вся страна-матушка в жопе финансовой. Но духом, граждане, не падайте, зато мы первые в списке по количеству миллиардеров и еще большему количеству яхт. Хоть эти миллиардеры и не наши с вами теперь соотечественники, а граждане других, более развитых стран, но ведь рождены они были здесь. В общем, кучка депутатов-миллионеров поделила страну на равные доли и выкачала из нее все, что могла. Когда все ресурсы стали кончаться, пришлось поднять налог, на все, а то вдруг у граждан остались сбережения, а они не делятся.

Кто мог себе позволить, собирали вещи и улетали за границу. Население страны резко сокращалось. Даже мой родственник, дядя по материнской линии, со своей семьей улетел жить в Штаты. Вот и Валера все бухтел, как устал от всего этого. Что всю жизнь работал и заслужил хорошую пенсию и спокойный отдых. Но по всем прогнозам, ему либо придется работать до гробовой доски, либо выживать на нищенскую пенсию, приторговывая грибами и ягодами. Такой расклад его не устраивал. И в один прекрасный день он увольняется с работы, продает свою старенькую «Ниву» и уезжает. Куда, он никому не сообщил.

А через три года мне на почту приходит от Валеры сообщение с приглашением на работу. Какие-либо подробности он опустил, указав лишь примерный размер заработной платы за месяц и свой номер телефона.

Когда я приехал в соседствующий с Зоной городок, меня ждали в оговоренное заранее время в ничем не приметном баре. Встретил меня некий Джек, тогда я еще не знал всех премудростей и примет вольных бродяг и был немного удивлен услышанным именем. Хотя по моему собеседнику было видно, что он славянских корней, притом родом из какой-нибудь глубинки. Ну, Джек, так Джек, пусть хоть папа римский. Джек меня просветил, как и куда мы направляемся, и провел небольшой инструктаж:

– На КПП у меня с солдатами договоренность уже есть, семью-то всем кормить надо. Поэтому во время смены караула у нас будет пятнадцать минут, пока бойцы смотрят в другую сторону. Башкой не крутить, идешь прямо за мной, смотришь мне в спину и себе под ноги. Как только пройдем контрольно-следовую полосу, будь еще внимательнее. Ступать строго след в след, повторять каждое мое движение. Говорю «ложись», значит, ложись, кричу «прыгай в яму с говном», значит, прыгаешь в яму с говном. Ни на что вокруг не обращай внимания, для этого есть я. Слышишь выстрелы – значит, кому-то надо пострелять, слышишь шипение – пошипит и перестанет. Если я на это никак не реагирую, значит и тебе не стоит. Шаг влево, шаг вправо без моего приказа – и тогда никаких гарантий за твое здоровье я не даю. Вопросы есть?

Я примерно понимал, что такое Зона. В свободное от работы время читал в интернете разную информацию, как научные выкладки, так и вовсе рассказы писателей-фантастов. Поэтому знал, что слово проводника – закон, который нарушить – то же самое, что приговорить себя к инвалидности, а то и смерти.

***

То, как выглядел лагерь вольных бродяг сейчас и как он выглядел семь лет назад, разительно отличалось. Теперь это место можно было назвать никак иначе, как передовая база вольных, укрепленная по периметру, со спиралью Бруно на заборе. Две стационарные огневые точки с пулеметами и лежка снайпера на самом высоком здании. Работали у Седого все на добровольном начале. Хочешь купить что-то в баре или устроиться на ночлег с пятидесятипроцентной скидкой? Будь добр отстоять смену в карауле. Неохота? Пожалуйста, покупай все в два раза дороже остальных.

Как-то так вышло, что никто не отказывался, а со временем это и вовсе вошло в привычку у вольных бродяг. Ведь это наш дом, и охранять его – наша общая прямая обязанность.

Но сейчас лагерь выглядел опустевшим. За пулеметом у ворот был всего один часовой, Димка Тренер. В прошлой жизни он был фитнес-тренером. Но из-за финансового кризиса его профессия оказалась не востребована, и он остался без работы.

– Рад снова тебя видеть, Леший. Давно не захаживал.

– Привет, Тренер. Давно, согласен. Заказов нынче нет совсем. Только один, общий, по выходу из Зоны. Но его я пока не знаю, как выполнить, поэтому последнее время у себя в хижине и отсиживался.

– Полагаю, к нам с ночевкой? Судя по сумеркам. – Тренер повел рукой вокруг, как бы показывая, что на улице темнеет.

– Конечно. Сегодня уже поздно куда-то идти, да особо и некуда. Пойду с Седым поздороваюсь. Легкого тебе дежурства.

На улице и правда уже смеркалось. Задержись я еще хоть на час, к лагерю бы уже подходил в потемках. А передвигаться по Зоне ночью – то же самое, что бегать по минному полю с завязанными глазами. Аномалии, которые и днем-то с трудом различимы, ночью не видно вовсе, а мутанты, благодаря своему преимущественно темному окрасу и способности практически бесшумно подбираться к своей жертве, могут подойти вплотную, так что и ружье направить не успеешь. Да еще и видят они ночью лучше, чем человек. Но, как говорится, не сегодня. До базы я добрался. Сейчас пообщаюсь с Седым и переночую, а завтра подежурю на входе, отработав свой ночлег и отдав тем самым долг нашему небольшому обществу.

Подходя к бару Седого, я насчитал еще около десяти бойцов, сидящих у костра в центре лагеря. Спустившись на цокольный этаж, где находился бар, я увидел еще троих не знакомых мне бродяг, тихо выпивающих популярный местный самогон старика Джека.

Джек был ровесником Седого. Как оказалось, он на самом деле всю жизнь прожил в деревне. Ну, а самогон он, кажется, мог сделать из чего угодно. Поэтому для Седого это был крайне ценный сотрудник.

Больше в баре никого не было. Это и понятно, ведь спиртное, так же, как и еда, стало на вес золота. Обменять можно было бартером на патроны, сигареты, еду, ну или на очень крупную сумму денег.

За стойкой сидел слегка подвыпивший отец всея огненной воды Джек собственной персоной.

– Как дела, Джек, Седой здесь?

– О, Леший, привет, дружище. Да как дела, если спину с утра не клинануло, значит, день будет хороший, а ты что-то редко нас проведывать стал. Будешь чего? Сегодня утром ребята кабанчика молодого притащили, без видимых мутаций, естественно. Так мы его на свой страх и риск всем лагерем и съели, мясо еще осталось. Да ты не смотри так. Все живы, здоровы, и даже живот ни у кого не крутит. Вкус, как в детстве! Помню, батька с охоты секача на санях притащит, так матка его на следующий день в печи, да с картошечкой… Эх!

В принципе, в этом не было чего-то уж совсем сверхъестественного, парни и раньше кабанов готовили. Но не все осмеливались их есть. Когда в баре хватает другой разной еды, дикого чернобыльского зверя как-то не хочется кушать. Но те, что ели, живы и здоровы. Лишь однажды пятеро ребят отравились, отведав старого и, судя по всему, еще и чем-то больного кабана. Его мясо уже к вечеру загнило. Но гурманы остались живы, несколько дней пролежали с больными животами, рвотой и острейшей диареей, но выжили. Долго они еще потом пытались быть вегетарианцами, но в Зоне это невозможно.

– От мяса не откажусь, да стакан своего лучшего пойла плесни, пожалуйста.

– Сейчас организуем. Ты присаживайся, я все принесу. И не пойло у меня, а высококачественная настойка! Еще по дедовскому рецепту. А Седой сейчас выйдет. Он как раз на кухне.

Я молча кивнул и направился к ближайшему столику. Смахнув со стула какие-то крошки, я принялся ждать свой заказ и хозяина этого лучшего во всей Зоне заведения.

***

За семь лет Седой не только обустроил базу, но и создал с нуля свой любимый бар. Это было его детище. Особенно он был горд тем, что у него в баре было освещение. Целых три лампочки накаливания горели круглосуточно. Выключить их можно было, только разбив или выкрутив. Две – в зале, одна – на кухне. Никто не знает, почему в некоторых домах до сих пор горит свет. Ведь все провода давно скручены и проданы много лет назад. Да и сами подстанции разобраны или разрушены. Тем не менее, факт остается фактом, и бродяг этим уже не удивишь. Очень часто можно было услышать истории про рабочее освещение или про играющие магнитофоны, исполняющие песни советской эстрады. А некоторые утверждали, что находили в заброшенных домах работающие телевизоры, транслирующие олимпиаду восьмидесятого года. Ученые это никак объяснить не могут, а нашему брату все равно. Лишь бы не убивало. Ну, а работает, так и пусть работает. С освещением все стало проще. Остальное было делом фантазии и растущих из нужного места рук. В условиях Зоны сложно раздобыть мебель или стройматериалы. Поэтому собиралось все из подручных материалов, тем не менее, получилось вполне прилично.