– Ты и так предельно откровенна, – правдиво заметил мальчик. – Меня пробирает дрожь, когда ты рассказываешь о своих похождениях. Ты думаешь, я бы уделял тебе столько времени, если бы меня привлекали мужчины? Нет. Я бы обходил тебя стороной или делал вид, что не замечаю, разве что приветливо, но формально здоровался в знак приятельских отношений. Признаюсь, Яна! Сейчас у меня одни неприятности. В Мадриде меня избили. Какой-то псих набросился на меня в туалете и чуть не отправил на тот свет. Лишь чудом я выжил, потеряв сознание, а очнулся в том же толчке. Никто не спасал меня. После я долго зализывал раны, а маньяк исчез также внезапно, как и появился. За что он меня уделал? Мне никогда не понять. Не взял ни гроша. Но синяков на лице оставил. Заметно?

– Нет. Зажило, как на собаке, – небрежно ответила я и перевела стрелки. – Так где твои подружки? – спросила я в лоб, ожидая любые, самые извращенные ответы.

Серж не подвел.

– Никого у меня нет. Ты запала мне в душу. Никак я от тебя не избавлюсь.

Мальчик на крючке. Мальчик сломлен. Мальчик пойман в ловушку, обречен, обезглавлен, но он добровольно натворил бед. Яна, ты здесь не причем. Ты не виновата. Ты живешь своей жизнью, а они сами слетаются как мухи. Ты не делаешь ничего плохого: просто насилуешь неокрепшие души и выбрасываешь их на помойку, высосав из них зачатки нежности, романтизма и пылкой платонической любви. Безжалостная и неотразимая Яна Даль…

Избушка-ловушка повернулась к нему передом. Серж захлопнул дверцу, заслонил засов и запрыгнул на печку погреться, а из–за ширмы на сцену вышла лютая, но чертовски привлекательная Яна-яга. Не баба и не тетка, а изнывающая плотью и кровью женщина в полном расцвете сил.

Серж воспылал ко мне чувством, когда нас познакомил его пронырливый папаша два года назад. Тогда я была моложе, а Серж вовсе выглядел как гадкий утенок (признаться, сейчас он выглядит не лучше) с раздавленными красными прыщами вдоль расцарапанного лба. Папаша вывел сынишку в свет, причем не очень удачно: за кулисами его обсмеяла вся богема за неказистый и угрюмый вид. В лицо смеяться грех. Отец уважаемый человек и снесет башню любому, кто осмелится задеть его единственного наследника. Но Серж не особенно задумывался о будущем и своем нареченном предназначении, а размышлял лишь о том, как соблазнить какую-нибудь девицу и расстаться с врожденным наследием невинности. Мальчик страдает до сих пор. Приходится отдать ему должное. Не в пример своему продвинутому поколению Серж архи скромен в амурных вопросах и ждет свою мечту, как сердобольные леди тоскуют по Алым парусам. Он хочет заполучить настоящую принцессу хотя бы на час, но этот час будет лучшим его жизни. Серж пока не нашел свою половинку и втюрился в меня, как сумасшедший, а я не разочаровываю трепетное сердце, а скребу по нему ядовитыми когтями по ядовитому сценарию ядовитой Яны Даль.

Я.Д. Из инициалов букв не выкинешь. Отравлять мужчинам жизнь – мое призвание. Яд медленный и сладкий. Для кого-то приторный, для кого-то кислый с привкусом новизны и порока, а для кого-то с ароматом томления и разлуки, но не горький, не болезненный, почти не ощутимый, но обязательно действенный и смертельный.

С первой минуты Серж прилип ко мне как хвост. Тогда я отделалась от него силой, но ничто не останавливало новоиспеченного Ромео. На вечеринках он появлялся с регулярной частотой, сверлил меня раскисшими глазами, находя и приставая с доморощенными вопросами, требуя внимания и даже ласки. Пришлось дружить. Чего не сделаешь ради будущей казни.

– У меня не складываются отношения, – уныло говорил Серж. – Пытался общаться, но все девчонки кажутся мне тупыми, а кому-то идиотом кажусь я. Ты скажешь, я старомоден, но для меня важна романтика. Я люблю приглашать девушку на свидание, дарить цветы, прогуливаться по вечерним проспектам. Ты не представляешь, как чудно сейчас в Милане или на шумных площадях Мадрида. Мы же там и пересеклись на скучной опере. Я чувствовал себя одиноко, растворяясь в толпе, пока не появилась ты. Вечный фантазер – мой диагноз. Исправляться я не хочу. Романтика вновь набирает моду. Ты не успеешь оглянуться, как она покорит этот мир.

Чистый и наивный юноша. Как хороши его пространные рассуждения! Мне даже жаль его. Как угораздило затащить в капкан такого славного зайчика? Серж самая милая жертва из всех, кто когда-то попадал в мои сети.

– Дружок! Мне не следует напоминать, что я не вижу в тебе мужчины, – честно призналась я. – Тебе больно слышать эти слова, я резковата, но иначе не скажешь. Смысл остается прежним. Я рада тебя видеть. Мы отлично проводим время, но перспективы у нас нет. Тебя разве не настораживает концовка Димы Вингурта?

Мальчик принимает задумчивый вид. Неповоротливые извилины начинают работать, подавая электрические сигналы неразумной головушке. По морщинам пробегают нотки подозрительности и полного недоумения. Мальчик думает и принимает решение, но точно не в его пользу.

– Странно. Я так и не уловил смысл твоего поступка.

– А был ли он?

– Смысл всегда есть, – изрек мой философ. – Ты ничего не делаешь просто так. Ты не договариваешь. Нужно было с ним расстаться. Ты чувствовала себя униженной. Он обманывал тебя, а ты надеялась на взаимность и честность, чтоб без фальши и двойной игры.

– К чему эта демагогия…

– Не обесценивай! – злился Серж. – Вечно ты высмеиваешь мои слова! Как будто это полная чушь!

– А может я всего лишь подлая сука?!

– Не говори так, Яна! – его лихое мальчишеское лицо наполняется неподдельной нежностью и заботой.

В этот миг я вдвойне чувствую себя подлой сучкой. За грехи придется ответить на предсмертном одре и на небесах. Не удивлюсь, если для меня и ад покажется раем.

Он начинает доказывать свою правоту, спорит, брызгает слюной в приступе ораторского запала, а я тихо смеюсь и делаю вывод, что он ни капли не повзрослел, и наливаю себе вина, ведь он даже забывает за мной ухаживать. И слушаю, слушаю, слушаю.

После бесплодных рассуждений он набрасывается на меня с приступом ревности. Громко сказано. Ему безумно любопытно, что я нашла в Диме, и какой он в постели?! Серж стыдится своих вопросов. Хочется надавить на него, припугнуть, топнуть каблуками и приказать: давай, мальчик! Не дрейфи! Спроси, как он занимается любовью? Какой он жеребец? Когда я отдалась ему? Довел ли он меня до разрядки? Все это крутится на языке Сержа, но мальчик никогда не позволит себе обмолвиться на подобные неприличные темы.

Мне приходится удовлетворить его любопытство, и я позволяю себе открыться на шаг вперед, хвалю его за напористость, подмигиваю, обнажив кончик языка, и вполне доходчиво отвечаю, чем поразил меня Дима, чем мы занимались ночи напролет, и что в нем не устраивало. Новых фактов я не открыла, только промусолила вверх – тормашками. Дима Вингурт не тема для бесконечного обсуждения. Лучше поболтать о его жене. Но Сержу она безразлична, а утомлять моего любознательного мальчишку решением собственных проблем я не собиралась.

Обсудив вдоль и поперек последнего любовника, Серж накидывается на Кристи. Кто она такая? Что меня с ней связывает? Как она выглядит? Где она сейчас? Почему мы не вместе? Его любопытству нет предела. Он обгонит даже зазнайку Пиноккио. Пора обрубить его длинный нос.

Тут совсем нечего скрывать. Кристи – глупая пигалица с солидным приданным, живущая, как и я, по принципу: «можно все!». На том мы и спелись. Когда-то она занималась модельным бизнесом. Матушка – природа щедро одарила ее. Щеголяя тонкими ножками, она приковывала взоры сотен поклонников.

Сама я рождена не для подиумов: мелкая ростом и чуть-чуть непропорциональна, но формы имею, привлекая неусыпных животных из вида мужчин. У Кристи идеальные рост и вес, максимально подходящие параметры. Грех не пользоваться дарами. Кристи не прогадала и потратила несколько лет на стринги, каблуки и хронический сколиоз в пояснице, о чем жалеет, посещая личного тайского массажиста. Кроме модельного ремесла она обожает дорогие авто, кокаин и шмотки от кутюр – типичная дитя зажиточного скупердяя. Наркоманка, шопоголичка, и, по слухам недоброжелателей, слабонервная клептоманка. В себе подобных отклонений не наблюдаю.

Утомив Сержа сумбурным повествованием, я обрываюсь на полуслове и возвращаюсь к вечной теме любви и дружбы.

– А ведь ты привязался ко мне в чистую, и я не в силах противостоять.

– Зачем портить? Нам хорошо вместе.

– А почему бы и нет?!

– Со мной понятно. Я конченый мазохист и твой вечный воздыхатель. Но ты, никем не покоренная Яна Даль? Почему ты до сих пор одна?

– Ты забыл?

– Ах, да! Ты здесь инкогнито!

– Цыц! – причмокиваю я указательный палец, заставляя Сержа завороженно смотреть мне в рот. – Об этом никто не должен знать, иначе один храбрец пострадает. Ты готов пострадать за любовь?

– За любовь к тебе – да! – самозабвенно отчеканил Сомов, будто готовился целый день к главному вопросу этого хмурого вечера.

– Только без сопливых объяснений, – предупреждаю его, чтобы не нарваться на рыцарские бравады.

– Ты снова все опошляешь, – обиженно заявляет Серж, гладя себя по груди. – У меня нездоровое сердце. С детства пью таблетки и посещаю кардиолога. Дистония какая-то, но, слава Богу, последние годы чувствую себя нормально. У меня до сих пор в сумке аптечка. До твоего появления обходилось без проблем. Когда ты поселилась рядом, я перестал спать. Сердце колотится, грудь поднимается куполом, я задыхаюсь, открываю настежь форточки, но подлые комары заполняют комнату, и мне приходиться запираться. Откуда здесь эти твари? До утра я убиваю их и чешу обкусанные руки. Я чувствую, как изнутри брызжет адреналин, и будоражит кровь. Я думаю о тебе, ворочаюсь, не смыкаю глаз. Плохо. Тошно. Спать нужно, и я лежу, завернувшись в одеяло, и потею, прилипаю к подушке, но так и не высыпаюсь.

Я не вслушиваюсь в его причитания, а оцениваю несуразный вид влюбленного ипохондрика. Коричневые брюки с кожаным ремнем, серый пуловер с треугольным полукругом, кроссовки а ля Майк Тайсон, не идущие не к джинсам, не к пуловеру, разве что к носкам, надежно спрятанным под обувью.

Вечер прохладный для сентября, но не настолько, чтоб одеваться в теплые зимние свитера, будто собираясь пить глинтвейн, чтобы не замерзнуть. Сержу не хватает толстенных круглых очков, дабы точно соответствовать образу заучки. Он похож на ботаника, но не один настоящий ботаник с этим не согласится. Уж слишком выхолощено и аристократично он выглядит. Серж голубых кровей. Такова дурная наследственность и испорченная порода.

Меня не пробьешь на жалость, и я даже не стремлюсь утешать его и гладить по головке. Я предлагаю закончить посиделки и пойти прогуляться. Сомов смущен моей холодностью. Он-то надеялся, что я пущу скупую слезу и приглашу в гости выпить грамм двести скотча, чтобы прислониться к его груди и вслушиваться в биения измученного, больного сердца.

Поднявшись и скрепя коленями, мы идем на прогулку.

На улицах богемного города мерцают звезды, тихо и свежо. Нет ни мошек, ни комаров, что вполне естественно, и непонятно, как они прорвались в его комнату. Похоже, он привез с собой целое комариное племя из Подмосковья или выращенное в специально приготовленных инкубаторах, чтоб беглому сорванцу не чувствовать слишком остро ностальгию по покинутым просторам и не забыть отчизну, ощущая сладкие уколы и расчесы.

Туристов вокруг непривычно мало. Мне не холодно. Так действует крепкое вино, или у меня жар от пылких признаний Сержа, то ли от собственной откровенности. Поразительно, но я всего лишь третий день в Каннах, а уже устала от моего навязчивого поклонника.

Проветрившись до легкого першения в горле, мы вернулись в отель и зашли освежиться в бар. Знойный ветерок выдул хмель, и можно с легкостью напиться повторно. Нервы мои ни к черту. Давно сбился цикл, и я уже забыла, что такое полноценная овуляция. Тампоны я оставила еще в Праге.

В фойе нас подловили неизвестные персоны. Серж от испуга чуть не наделал в штаны. Это его приятели, несколько беспечных тупиц, праздно развенчивающих жизнь подобно собрату. Парочка нахохленных петушков и одна выщипанная курица. Детки аналогичным образом сбежали из клетки и предавались веселью, забыв о смирении и учении.

Мне отнюдь не стоило их корить, ведь у самой рыльце в пушку, и я не пуританских нравов. Если сравнить их положительные качества с моими данными, то я непременно останусь в аутсайдерах, ведь я очень плохая девочка. Очень плохая и неисправимая.

Малолетки пригласили Сержа кутить. Он умоляющим взглядом выпрашивал, чтобы я не оставляла его одного. Я смекнула, зачем я сдалась ему: для дешевого понта, для украшения их прыщавого общества, чтоб тупицы думали, что я его женщина, завоеванная в честном бою.

В Каннах слишком много русских – факт, не вызывающий удивления. Ради развлечения я послушно согласилась. Серж чуть не взорвался в приступе неописуемого счастья, чуть не улетев термоядерной ракетой к созвездию Большой Медведицы.

Расположившись на просторных диванах по периметру фойе, мы перешли к соблюдению норм светского этикета. Захлебываясь фонтаном радости, Серж, заикаясь, представил меня однокашникам, а я надменно улыбалась и унижала оценивающим взглядом каждого дармоеда, в том числе ненаглядную мокрую курицу.

Два чудика представляли собой отъевшихся снобов, чьи мозги давно пропитались бухлом, прокурены первоклассной марихуаной, а ума хватало лишь на то, чтобы сбежать с халявной учебы и мотаться по миру в поисках адреналина.

– Вы как сюда попали, черти? – набросился на них Серж, вытирая потные ладошки о брюки.

Чудики не понимали, как мог старый мудила Серж охмурить столь дорогую цыпочку. Дар речи вернулся к ним в течение минуты. Первая опомнилась курица, проглотив обглоданную кость зависти к моей красоте.

– Мы проездом, – осторожно прозвучала девочка. – Решили здесь переночевать. Другие отели заняты на месяц вперед.

– Это Люси! Подруга из Петербурга. Яна, познакомьтесь! – представил нас Серж, перестав тереть до дыр брюки.

Устало улыбнувшись, я даже обронила несколько слов:

– Вам повезло. Сейчас не сезон. Приехали бы вы месяц назад, то наткнулись бы на совершенно другую картину.

– Богема нас не интересует, – встрял самый упитанный и невоспитанный тугодум. – Плевать нам на фестивали. Эстеты и критики снимают фильмы сами для себя, и эта умственная жвачка не возбуждает. Как-то раз я смотрел пару шедевральных картин на Венецианском фестивале. Спустя полчаса показа не выдержал и ушел. И я был не первым и не последним. Кинотеатры наполовину пусты. Я за народное кино, чтоб било по мозгам, чтоб в кассу под попкорн и колу.

– В некоторых кинотеатрах Америки запрещено брать с собой попкорн, – заметила Люси. – Это считается пошлым.

– Чушь собачья! – протрезвонил третий увалень с банальным именем Коля. – Попкорн и кино – две вещи неразделимые. Можно поспорить, что важнее, попкорн или синема? Философский вопрос.

Беседа переходила в русло метафизических прений о мировом прокате и массовой индустрии удовольствия. Получалось, что ни попкорном единым жива наша молодежь. Коля согласился с этим утверждением под напором Люси, а первый чурбан по имени Марк соглашался с любыми глупостями, лишь бы ему не промывали мозги.

Серж держался уверенней, позволив себе довольно смело, если не дерзко, взять меня за руку и нежно погладить пальцы. У мальчиков потекли слюни, ниагарским водопадом падая в глотку, и прорываясь сквозь растопыренные губы наружу. Люси раздосадовано сидела с краю, нахмурив курносый нос, обиженная полным отсутствием внимания к ее избалованной персоне.

– Ты в курсе, что тебя разыскивает батя? – рявкнул Марк, завистливо сглотнув. – И меня ищут. Маман предупредила. Она жалостливая и до сих пор пополняет мой счет.

– Без реального кеша станет вообще стремно, – процедил Коля. – Я в долгах, как в шелках, кредитки посеял на Мальте, а восстановить нельзя – записаны на предков. Приду в банк – запалят. У меня и виза просрочена.

– Так почему ты до сих пор не в рашке? – справедливо спросил Серж, нахмурившись как дед.

– Мотаюсь по корешам на содержании. Отцу не понравится, когда ему доставят счет за мои мушкетерские похождения. А мне плевать! На то он и отец, чтоб все оплачивать. Я у него один, кому еще сливать лаве?! Он сдохнет скоро, так я прямой наследник. Не оставит без гроша. Его любовницу пошлю на хрен, пусть побирается в другом месте. А батя не дурак, не пишет ей дарственных надписей. И эта потаскуха считает себя моей мачехой! Видали? Я ее сам отымею до посинения, когда старый концы отдаст. Сучка давно мне глазки строит. Чует, куда финансовые потоки польются. Шлюха!

– Фу! – сморщилась Люси. – Какая гадость.

– Природа склонна к постоянству, – философствовал Марк. – Природа Николая особенно.

Зазнавшийся Коля чувствовал себя королем вечеринки, поглядывал на меня как ошалелый самец на самку в период гона, готовый при случае сверкнуть доставшимися по наследству причиндалами.

Слушая их инфантильные перепалки, я убеждалась, как они молоды и глупы, а я гораздо дальновиднее этой шайки золотой молодежи. Когда то и я относилась к их племени и была первой среди лучших. Мы меняемся, и наступает тот день, когда себя уже стыдно отнести к юным леди.

Я сравнивала себя с Люси, изучая курочку вдоль и поперек: весь ее напыщенный лоск, дутую аристократичность и примитивизм. Вела она себя на удивление прилично: корила мальчиков за пошлости, цитировала вырезки из глянца, удачно кудахтала о культуре и правильно выговаривала бренды. Люси нравилась мне. Наивная девочка, полная пустых надежд и живого трепета. Она не лишена зачатков интеллекта, наверняка любит искусство, тащится от модных писателей от Бегбедера до Вишневского и безымянных светских львиц, разбирается в шпильках и шубках, отличает коллекционное вино от дешевой подделки. Дурнушка Люси завсегдатая Куршавеля и Малибу, но она вполне приличная девушка в духе своего времени. При пристальном изучении в ней найдется масса положительных качеств, но я не собираюсь копаться в перьях и потрохах, а право ощипать ее оставлю Коле или Марку. Тому, кто проворнее.

Когда-то я был такой? Увольте…

Ни сходства, ни различия. Мы разные как Сикстинская капелла и Статуя Свободы. На то есть научное объяснение. Как известно, человек закладывается с детства. Именно в казематах юного разума формируется характер и привычки, пресловутый «лайфстайл», почти не поддающийся исправлению.

В суете нам незаметно поднесли шампанского. Послышался крикливый всплеск, и Марк первый схватился за бокалы. Коля предпочитал напитки покрепче. Серж был пьян мною и к алкоголю отнесся равнодушно. Люси формально пригубила вина, а я выпила исключительно за компанию, чтобы не отставать от коллектива. Стадное чувство иногда проявлялось.

Шампанское разогревало кровь и пришлось по вкусу. Марк повеселел и сбросил с себя образ холодного циника. Люси приняла отстраненный вид и погрузилась в «богатый внутренний мир». Коле не сиделось смирно. Вдохновленный допингом, он стал приставать к моему липовому кавалеру.

– Давно вы вместе? – спросил он так дерзко и нагло, будто решил поиграть в разборки на семейном одре, узнав, что его сынок надумал связать свои узы с простушкой, готовой через пару месяцев преподнести кричащий и капризный сюрприз.

– С рождения, – вставила я так удачно, что Серж облился вином и громко чихнул.

– Очень давно, – вытирал он обляпанные штаны. – Но вместе около месяца. Европа – цитадель нежданных свиданий. Яна преобразила мою жизнь, появившись так внезапно и шокирующее, что я уже не в силах ее потерять.

«Хорош поиграть в Онегина!» – зло подумала я, насильно освободив ладошку. Я не звалась Татьяной и изгаляться на тему изнуряющего романтизма не собиралась.

– Серж – ты молоток. Обскакал нас в лихую, – вставил Марк, – нам тебя не догнать. Когда я вижу такие пары, то понимаю: не в деньгах счастье, а в отличной подружке, которой можно любоваться бесконечно, пока не надоест. Красота, к сожалению, надоедает. Проверено.

Серж приподнялся и нервно повел бровями:

– Не обобщай. Есть и удачные примеры. Не приведу сейчас конкретных случаев, но они точно найдутся, если поискать. Взять к примеру моих … Нет, это неудачный пример, согласен.

Теряя терпение, я вмешалась в разговор несмышленышей.

– Кто вам сказал, что мы пара? Может, мы тупо пересеклись здесь, а через пару дней нам суждено расстаться?! Вы же делаете глобальные выводы. Зачем? Неужели это так важно? Обсуждать нас неприлично.