Деревня Зари издревле находилась на известном в тех краях перепутье, что выгодно сказывалось на проживающих в ней жителях и их благополучии. Не проходило и недели без важных и ожидаемых особ: странствующие торговцы привозили диковинки, товары и гостинцы из всех уголков обитаемого мира, облаченные в латы рыцари, обустраивая гарнизоны неподалеку, охраняли деревню от банд вездесущих разбойников, а придворные и вельможи всех мастей щедро платили за размещение. Количество же путешественников, музыкантов, ученых, гадалок и даже простых чудаков и вовсе не поддавалось никакому исчислению. Были среди них и эскулапы, но все они, заслышав историю девочки, только пожимали плечами. После нескольких подходов Знахарь прекратил допытываться до приезжих врачевателей, верно рассудив, что понять этот случай можно по-всякому, а дурная слава – не лучше болезни. Тем более, что и в самой деревне, после все новых и новых приступов Зари, мнения разделились.
Большая часть жителей продолжала поддерживать девочку, в то время как некоторые другие, крикливое меньшинство, обвиняли сироту в ворожбе и колдовстве, видели в ней воплощение Дьявола и, время от времени, настаивали на крайних мерах. Дескать, нашлет на нас порчу, бед не оберемся. Не лучше ли, пока не поздно, ее изгнать, а то и… убить? Но время шло, а праведного гнева Богов все никак не наступало, скорее, совершенно наоборот. На зависть немногочисленным злословиям, улов и урожаи были богатыми как никогда, мор, наводнения и засухи обходили деревню стороной, а несчастий среди отдельных персон, как, например, такого, что произошло с отцом и матерью Зари почти декадою тому, никто и припомнить не мог. Правда, одно изменение в привычном укладе все же случилось: Матери приняли решение никого не пускать в деревню в те сутки, когда распалялся огонь Зари, во избежание травм среди гостей и все той же дурной славы, и это, разумеется, понравилось не всем. Но Матери оставались непреклонны, поэтому каждый сорок четвертый день странствующие торговцы, музыканты и вельможи были вынуждены ночевать в лагерях поблизости, со стороны наблюдая за подозрительной тепловой дымкой и необычайно яркими, живописными восходами солнца. Тем же из приезжих, кто уже был размещен в деревне, строго наказывали ни под каким предлогом не покидать свои дома. Все это, конечно, создавало ауру таинственности вокруг деревни, но, очевидно, было лучшим из двух зол.
Сама же Заря относилась к разыгрывающейся вокруг нее драме по-своему – абсолютно безразлично. Она хорошо и с аппетитом кушала, много играла и гуляла в одиночестве, перенимала у любящих ее взрослых некоторые навыки и нехотя, хоть и довольно успешно, обучалась грамоте. Болезнь ее особенно не беспокоила. Заря не помнила и не чувствовала свои эпизоды недомогания, впрочем, знала и понимала, что такое с ней случается, причем – строго по графику. В этот день она запиралась в избе в сопровождении Матерей и Знахаря, что-нибудь читала или рисовала, в какой-то миг откладывала занятия и погружалась в лихорадочный сон. Такая перемена выглядела действительно жутко. Из домов поблизости убирали все легковоспламеняющиеся ткани и жидкости, ставили несколько лишних бочек воды, а Знахарь по-прежнему готовил ланцеты. Но все проходило штатно: адский жар, странный бред, суета вокруг любопытствующих приезжих и – спонтанное выздоровление. Заря просыпалась, разочарованно осматривала пространство вокруг, как будто возвращалась из лучшей страны снов в привычную и скучную действительность, и принималась за еду. Все попытки справиться о ее самочувствии оканчивались одним и тем же: девочка корчила недовольную рожицу и кратко давала понять, что все прошло, как обычно.
– Да так, – фыркала Заря, как будто жалела о потраченной на недуг ночи. – Снилось всякое.
Однажды в деревню пожаловал бродячий Старец-слепец, который, по молве, имел весьма недурные способности в прочтении людских характеров и судеб. Имени его никто не знал – впрочем, никто и не интересовался. Важно, что читал он якобы действительно точно, советами делился небесполезными, а взамен просил немногое. Матери, хоть и не одобряли такие методы, все же отвели свою рыжеволосую и болезную воспитанницу к Старцу, но тот был краток. Он взял в свою трясущуюся, сморщенную ладонь руку девочки, как будто оглядел ее с ног до головы прямо сквозь опущенные веки и спросил ее имя. А после продолжил:
– Заря? Хорошо тебя нарекли, верно. Очень хорошо. Но… имя не совсем то. Недостаточно сильное. Должно быть сильнее. Неизмеримо сильнее.
На этом слепец отпустил Зарю, и никакие вопросы не заставили его вымолвить хоть что-нибудь еще. Матери махнули рукой, посчитали Старца мошенником, но свою часть уговора выполнили: в деревне гостя плотно накормили и отвели в баню.
Тем временем, девочка росла, и болезнь росла вместе с ней…
Мужчины не слишком приятной наружности, уставшие, грязные и голодные, с наступлением темноты замедлили свой шаг. Старший из них, смерив взглядом окружающую местность, дал приказ на привал и ночевку. Утомленные долгой и тяжелой дорогой бродяги сбросили с себя пожитки, развели костер и принялись потрошить заготовленных рано утром диких кроликов. Слева от наскоро сбитого лагеря располагался дремучий лес, справа – берег полноводной реки, а к северу, в дюжине верст, горели огни деревни. Путь группы лежал туда.
Их было десять, они были разные, но объединяло их общее дело. Вроде бы и разбойники, но больших и страшных дел за ними не числилось. Якобы кочевали туда и сюда, останавливались там и сям, брались за всякие промыслы и подработки, а затем двигались дальше – назад, при этом, никогда не возвращались. Не то чтобы прибыльный образ жизни, но денег, что странно, группе хватало с лихвой. Это и вызывало определенные подозрения, но за руку их поймать никто так и не смог. Может, и ограбили где церковь, может, и напали где на караван, может, и прирезали где прохожего или двух – да кто ж подтвердит?
Ужин на голодный желудок оказался вкуснее ожидаемого, и теперь мужчины, сытые, довольные и посвежевшие, занимались кто чем. Один принес воды и промывал запревшие вещи, другой натирал до блеска рыболовные снасти, а третий, бородатый гигант, сидел у костра и наигрывал веселую свистящую мелодию на самодельной деревянной дудочке. Двое арбалетчиков, назначенные в дозор, набирали добавки из котла. Здесь же, у огня, был и самый молодой участник группы; он очевидно скучал, когда, от нечего делать перемешивая угли, обратился к своему лидеру:
О проекте
О подписке