2

Человека с бумагами звали Взоров, человека в очках – Андрей Иваныч. Направляясь к строительной площадке, они прыгали по свежераспаханной дорожке и спорили.

– Андрей Иваныч, минуту терпения, – слова бежали из Взорова веселым и ласковым ручейком, словно специально пущенным для успокоения нервов. – Послушайте внимательно. Я поначалу и сам хотел их шугануть. Представьте: иду себе, и вдруг – мат, звон бутылок… противно просто. А вы же знаете, какой я бываю. Я, если что… В общем, сунулся к ним, за кусты, и тут меня как молнией озарило.

Андрей Иваныч влез сапогом в особенно неприятную лужу.

– Ты, Взоров, положительно рехнулся, – проговорил он с досадой. – Ну какие могут быть молнии? На кой они тебе сдались? Вырубим к дьяволу кустарник, поставим карусель, этих всех на хрен, пока не украли чего…

– Кустарник вырубим, – немедленно согласился Взоров и сделал с Андрей Иванычем виртуозную рокировку. – А с уродами – погодим. Мы их используем с выгодой для всех.

Андрей Иваныч торопился на звук бульдозера.

– Чучел наделаем? – насмешливо спросил он у Взорова. Но тот вместо естественной улыбки довольно просиял:

– Почти в точку, Андрей Иваныч! Есть в вас нечто… отвечающее положению… нюх, понимаете.

– Ну, спасибо тебе, Взоров, – усмехнулся Андрей Иваныч. – Наложил резолюцию.

– Я не то хотел сказать, – тот прижал бумаги к груди. – Вы меня неправильно поняли, Андрей Иваныч. Никто и никогда не сомневался… Но слушайте дальше. Как вам понравилась эта компания? Редкостные уроды, вы согласны?

Андрей Иваныч сдвинул кепку и крякнул.

– Таких, не дай бог, во сне увидишь…

– Вот именно! – Взоров понизил голос, как будто намеревался выдать серьезный секрет. – Мы ведь там Луна-парк поставим, да?

– Ну да, – озадаченно подтвердил Андрей Иваныч.

– И отлично. Я предлагаю послать чехов к черту.

– Не понял, – нахмурился начальник Взорова. – Как это – послать чехов? С какой стати? Да у меня и полномочия не те…

– Так не совсем послать, – объяснил тот. – Совсем и не надо. Горки там, колесо, карусели – пускай они ставят. А мы сэкономим на Пещере Ужасов. Помните, запланирован такой аттракцион? Я, когда мальчишкой был, ходил однажды. И, честно признаюсь, разочаровался. Посадили нас в вагонетку и погнали через какой-то коридор, а в коридоре всего-то и страхов, что два скелета с зеленой подсветкой, руки тянут – ну, ряженые, нанятые за рупь, да мочалки с потолка свисают, по мордасам хлещут. И все Ужасы. А встанут они нам – городу то бишь – в изрядную копеечку. Чехи, конечно, заартачатся, но мы, я думаю, сумеем настоять. Не захотят же они лишиться всего подряда! Поломаются, поломаются – и пожертвуют этой дурацкой пещерой. Нам же от этого прямая польза, всему коллективу премия. Намного дешевле же выйдет, подумайте сами.

Андрей Иваныч, пренебрегши на миг зовом бульдозера, остановился.

– Что ты за хреновину порешь, Взоров? – спросил он недовольно. – За что премия? При чем тут пещера?

– При том. Вы же сами сказали, что не дай бог, приснятся. Обнесем их, пока не выстроили балаган, фанерными щитами, создадим интим…

Начальник захохотал и покрутил пальцем у виска:

– Ты, мил человек, вконец ополоумел. Не похмелился? Или, наоборот, похмелился? Ну-ка, дыхни!

– Чего дышать-то, Андрей Иваныч, – улыбнулся Взоров. – Похмелялись-то мы вместе.

Андрей Иваныч погрозил ему пальцем:

– Ты не зарывайся! Вместе… Ты, я вижу, где-то еще добавил! По-твоему, они согласятся сидеть пугалами и людей стращать?

– А почему бы им не согласиться? Согласятся. Их же даже наряжать не надо. Все оставим, как есть. Представляете – иностранцы какие зайдут! Реклама, шум, валюта!

Взоров немного подумал.

– Можно и вообще ничего им не говорить. Они, небось, и не заметят, что вокруг что-то происходит. Будем их прикармливать по чуть-чуть, чтоб не расползлись, и все дела.

Андрей Иваныч молча смотрел на Взорова.

– Наших-то не удивишь, – сказал он в конце концов. – Наши такое каждый божий день видят. А на иностранцев надеяться…

– Не надо никого удивлять, – возразил Взоров. – Надо напугать и позабавить. Напугать – с этим все ясно, испугаются. Вот вы бы, Андрей Иваныч, встретили такое чучело в подворотне, при вывернутой лампочке – каково бы вам стало? У наших-то как раз и сработает этот рефлекс. А после они порадуются остроумной выдумке. Согласитесь, что такого еще нигде и никогда не было.

– То в подворотне, – сопротивлялся его собеседник. – Люди же в парк придут, отдохнуть, развлечься… Это получается как-то не по правилам, нечестно?

И он замолк, сознавая, что его доводы неубедительны.

– Да ну тебя, Взоров, – Андрей Иваныч в сердцах махнул рукой. – Черт знает, что сочинил. Кто нам разрешит, ты об этом подумал?

– Так мы же поделимся, – развел руками неугомонный Взоров. – С теми, кто разрешает.

– Шкурой неубитого медведя, – проворчал начальник. Он посмотрел на часы: – Мы с тобой здесь уже не знаю, сколько стоим, как два дурака. И работа стоит. Пошли в контору.

Он повернулся и пошел к вагончику-бытовке, оборудованному под штаб, вокруг которого толпились другие вагончики, из иных тянуло дымком. Взоров не сдержался и ликующе подмигнул удаляющейся спине. Он знал, что его взяла. Командира зацепило. Командир был мужик, который своего не упустит.

– Андрей Иваныч! – закричал он, желая выковать железо горячим. – Я сгоняю обратно, хорошо? Потолкую с честной компанией. А то действительно – сегодня они здесь, а завтра там. Мы их застращали…

– В контору! – зарычал Андрей Иваныч, не оборачиваясь. Взоров сообразил, что допустил оплошность: командиру нужно было обмозговать пещерную перспективу. Перепрыгивая через ямы, он поспешил вдогонку.

3

Порывшись в складках, Нестор вынул неожиданные вещи: очки, растрепанный землистый блокнотик и толстый стержень для шариковой ручки.

– Давай свой эпос, – пригласил его сонный Натоптыш, который сидел, приобняв Олега. Олег сокрушенно и бессмысленно улыбалась, глядя на камушек.

– Ты не очень длинно, писатель, – предупредил Гагарин, плававший в невесомости но уже предчувствовавший неизбежный спуск через плотные слои атмосферы. Нервничая от этого предвидения, он мерил Радиус разнокалиберными шагами. Иногда он присаживался на Колоду, но тут же вскакивал.

– Тут кратенько, – успокоил его Нестор.

Он был философом, обладая отрывочными и неожиданными познаниями, о происхождении которых его никто и никогда не спрашивал. Да и сам он, можно сказать, уже позабыл об этом происхождении – оно, во всяком случае, виделось ему в некотором потустороннем свете, отделенное годами, спрессованными в одну большую эпоху. И космически-пространственным, если такое возможно, аналогом этой эпохи была, без сомнения, черная дыра, вмещавшая многое, но безнадежно непроницаемая для познавательного ознакомления.

Он помнил лишь, что все началось с некрасивого поступка. В недостижимо далеком существовании, по ту сторону черной дыры, Нестор ехал в метро. Он читал книгу, когда с конца вагона стал двигаться попрошайка, пищавший «люди-добрые», а Нестор, стоявший дальше и державшийся за поручень, тоже пошел вперед – просто, чтобы встать возле дверей, где удобнее. И вдруг он напоролся на протянутые пятьдесят рублей. Богатый филантроп, не разобравшись, перепутал фигуры и принял Нестора за попрошайку, протрубившего денежный сбор. Будь в пальцах у того добряка не пятьдесят рублей, а меньше, Нестор прошел бы мимо, но это были целые пятьдесят рублей, и он, словно действуя по чужой, властной указке, взял. «Не впрок тебе будет», – прошипело Нестору в спину. И вышло по слову тому. С этого сглаза, порчи, наговора, равно как и с допущенного греха, началось быстрое падение Нестора.

С тех пор он много раз думал о Страшном Суде. Зная о том, что рай и ад – это одно и то же место, он не боялся Суда, он страшился девяти и сорока дней, об одном лишь мечтая: чтобы они поскорее прошли, и наступила определенность – навсегда.

Но жил, пробуждаясь изо сна в сон.

– Ты умный, паря, – уважительно сказала Олег, и язык ее плохо ворочался.

– Из сосуда вытекает то, что в нем, – скромно объяснил Нестор. – Это сказал Пророк Магомет.

– Здорово он сказал! – причмокнул Натоптыш. Послышались и другие одобрительные рыки.

Нестор разложил на колоде блокнот, нацепил очки. На какое-то время он задумался, припоминая начало, где все слилось; из непонятного бледного пузыря вырос трамвай, в нем ехал Нестор; он радостно смотрел на рюмочные, вот-вот готовые открыться. Утро было такое хорошее, что хотелось немедленно добавить красок родным местам, приблизить их, рассмотреть сквозь напряженно дрожащую многоградусную призму. Тогда отпечатается все – и дерево, и метро, и бульвар со скамейками.

А потом все происходившее стало настолько ужасным, что не только не забывалось, но даже не запоминалось.

Нестор откашлялся:

– Тут, значит, набросочек, – сказал он застенчиво и хрипло. – Сочинилось на отдыхе.

И объявил уже торжественно:

– Психологически-героический эпос: «Трехстаканная проба, или Судьба человека». Это про то, как одного друга лечили от водки, – пояснил Нестор.

Он начал читать, запинаясь и с трудом разбирая свои же строчки, которых было немного:

– «Психолог подал Ивану стакан и спросил, пуст он или полон. „В нем половина, – сказал психолог. – Все зависит от точки зрения“. „Да не будет тут половины, – прикинул Иван. – Тут треть“. Внутренне корчась от хохота, психолог принес новый: а этот? „И здесь недобор“, – возразил Иван. „А как же нужно?“ „Нужно доверху“. Психолог подал ему третий стакан: а теперь? „Теперь он полный, – довольно сказал Иван, выхлебнул содержимое и закричал: – Так это вообще вода, ах ты фашист!“ И пошел врукопашную.»

Нестор немного посидел молча, глядя в текст, а потом снял очки. Он слегка волновался. Где-то очень глубоко еще хранились отпечатки невероятных событий: чтений и бдений, заздравных тостов, бессмысленных дискуссий.

Малый Радиус отнесся к прочитанному серьезно.

– Правильно, – сказал Гагарин. – Эти доктора ничего не умеют. Мне, было дело, вышили целый крест на жопе из таблеток, под шкуру загнали, и гипнозом лечили. Доктор спрашивает: а теперь тебе хочется пить? Нет, говорю, совершенно не хочется! До того, что даже выпил бы!